Как охотничьего кота натаскивают искать дичь, так и его обучили служить, чтобы душа его смогла удостоиться места на небесах. Жертва ценна для молящегося, не для бога. И чем мучительнее жертва, тем лучше, будь то заклание тощего цыпленка или какая-либо услуга. Дош не нужен Тиону, но Тион отчаянно нужен Дошу.
Подойдя поближе, он решил, что поселение представляло собой святую обитель. Возможно, женскую, хотя для Тиона или кого-то из его аватар мужской монастырь подходил бы более.
Задыхаясь от бега, он ворвался в ворота и перешел на почтительный шаг, подобающий святому месту. Здания были очень старые, покрытые толстым слоем мха, – пять домов хоронились под деревьями, еще один стоял на открытом месте. Судя по размеру окон, там размещалось хранилище свитков. Вряд ли орден велик – не более дюжины монахов, и Дош подумал, каково-то им жить здесь, в холмах, вдали от остального мира. Одинокая фигура в сутане склонилась над грядками, но больше он никого не видел. На веревке сушилось самое обыкновенное белье.
Храм отличался от остальных построек куполом и располагался в центре. Пропотевшая рубаха липла к ребрам, когда Дош поднимался по ступеням. Одна дверная створка была распахнута, и он шагнул в прохладный полумрак.
Небольшая молельня – ни скамеек, ни алтаря. Внутри – только изображение бога, освещенное бьющим в прорези на куполе солнцем. Оно изображало одну из ипостасей Юноши – грубое, далекое от совершенства изваяние из мрамора с прожилками. Традиционную наготу частично скрывал длинный свиток, который бог держал вертикально обеими руками.
Дош знал специальный ритуал, призывающий его господина. Боги всегда выдумывают подобные штуки, чтобы их не беспокоили по ошибке. В данном случае ритуал требовал, чтобы Дош снял всю одежду, для чего он нуждался в уединении. Он стоял на одной ноге, стаскивая башмак, и чуть не упал, когда из тени выплыла высокая фигура. Откуда он… ну да, вон, в углу дверь.
Монах был немолод, но его спина оставалась прямой, а бритые лицо и голова не позволяли точно определить его возраст. Фигура сохранила пропорциональное сложение; должно быть, в молодости он был вполне достоин служить богу красоты. Его желтое облачение светлело в полумраке храма; его сандалии негромко шаркали по каменному полу. Сверкающая цепочка, свисавшая до пояса, позволяла предположить, что это сам настоятель. Он хмурился.
– Ты пришел воздать почести святому Прилису, сын мой?
К счастью, долгими зимними ночами, болтая в постели с Ангуан, Дош научился понимать лемодийский язык, а лемодийский не так уж и отличался от этого жуткого таргианского карканья. Он понял, о чем его спрашивают, хотя, возможно, только приблизительно. Прилис считался богом знаний – вот откуда свиток.
Святой отец явно не одобрял пропотевших насквозь почитателей, являющихся в храм запыхавшимися, в рубахе нараспашку и грязных башмаках. Возможно, он ожидал, что Дош падет на колени и поцелует его цепь, после чего он сможет отослать этого наглеца в пруд вымыться, прежде чем тот явится пред очи бога.
Дош сделал знак Тиона, но левой рукой, скрестив одновременно два пальца правой. Возможно, это был условный сигнал одного из культов Тиона, хотя в само таинство Доша никогда не посвящали. Он даже не помнил, когда и где обучился этому знаку. Возможно, его обучил сам бог. Главное – действовало это безотказно.
Подействовало и сейчас. Старый жрец низко поклонился. Не поднимая головы, он посмотрел на нежданного гостя.
– Я прослежу, чтобы тебя не беспокоили, сын мой, – тихо сказал он и вышел, торопливо шаркая сандалиями по камням. Хлопнув, за ним закрылась входная дверь, и в молельне стало еще темнее. Вот так-то лучше.
Дош разделся, дрожа от сырости и холода. Последовательность поз и жестов, которые ему предстояло воспроизвести, показалась бы любому нормальному человеку дерзким богохульством, тем более в храме, но одной из ипостасей Юноши был, как известно, Кирб’л, Шутник. Дош поклонился изваянию, повернулся спиной, нагнулся…
Какого черта ты здесь делаешь? Он взвизгнул, подскочил и обернулся. В храме никого не было. В ярости он позабыл о своей наготе, ринулся к дверце в углу и распахнул ее. За дверцей открылась маленькая каморка, в которой стоял заваленный книгами стол. Больше там ничего не было – ни другой мебели, ни другой двери. Значит, голос исходил не отсюда.
Дрожа, он вернулся к статуе и простерся на каменном полу.
Ну? – прогремел тот же утробный голос. – Ты не ответил на мой вопрос.
– Боже, я только исполнял ритуал, которому ты меня обучил.
О! – Теперь уже не осталось ни малейших сомнений в том, что голос исходил от статуи. – Ты хотел сказать, Тион обучил? Дош замялся.
– Но разве ты не святой Тион, Боже?
Бог издал странный звук, напоминавший хихиканье.
Ну, не всегда. Во всяком случае, не сейчас. Что ему от тебя нужно? Откуда у тебя эти шрамы на лице? Расскажи-ка ты мне все с самого начала. Но… Дош исполнял свой ритуал несколько раз, в храмах и маленьких молельнях, и каждый раз на него откликался сам Бог Красоты. Конечно, на этот раз он не завершил ритуала, он едва его начал. Но разве аватары Тиона – не сам Тион? Разве не так говорят жрецы? Тогда почему этот упоминает Бога Красоты как кого-то постороннего?
Впрочем, для расспросов время и место были неподходящие.
– Боже, я следовал за Освободителем, как ты мне…
Да?
– Как ты… мне казалось, ты приказал мне это. Я не помню! – Он начинал паниковать. – Мне нужно было доносить тебе все, что делает Освободитель, разве не так? Тебе нужно было…
Когда это началось? – спросил голос. Теперь он утратил свою устрашающую гулкость и звучал почти мягко. – Ты случайно не выигрывал золотую розу на его … Я хотел сказать – на наших празднествах?
– Да! Да!
В каком году?
– На шестьсот девяносто седьмых празднествах, Боже.
И что случилось потом?
– Я… – Дош застонал. Его била дрожь. Он чувствовал, что вот-вот лишится чувств. – Я не помню! Я стоял на помосте с розой в волосах, раздавая призы победителям. Потом… потом не помню! – На следующий день он отправился в Наг, во дворец, и попросился на службу к принцу Тариону, и его сразу же приняли. Это было почти год назад… Но это же не сходится! – Четыре года? Те празднества были четыре года назад, верно?
Да, четыре года. Ты бы оделся, парен ь. – Голос бога окончательно лишился божественной мощи и сделался почти задушевным. – Я вижу, ты мерзнешь. Не горюй об утраченных годах. Тебе будет гораздо легче, если ты не будешь их помнить, не сомневаюсь. Рассказывай же. Ты хочешь сказать, что Освободитель здесь, в Таргвейле? Дош подтвердил это, дрожа в мокрой одежде. Три года! Три года его жизни украдены!
Это очень серьезно! Я бы сказал, это опасно! Неужели это Служба послала его сюда, так скоро?
– Кто послал, Боже?
Служба! Церковь Неделимого, если тебе так больше нравится. Гм! Ты, похоже, совсем не знаешь про них. Мой гос… моя старшая ипостась не очень-то любезно обошлась с тобой. Ну что ж, все это очень даже любопытно, не так ли? Хи-хи! Мне нужно повидаться с Освободителем. Ступай и приведи его. Дош испуганно поперхнулся. Д’вард и его армия, должно быть, ушли уже на несколько миль. Да и как сможет он, Дош, уговорить Освободителя повернуть войско? Еще менее вероятно то, что он согласится вернуться сюда один, – таргианская кавалерия рыщет по окрестностям.
Но ослушаться прямого приказа бога – немыслимо. Это может обречь его еще на несколько лет… чего?
Проклятие! Три года его жизни украдены!
Злость и горечь обожгли ему горло. Он повернулся и в упор посмотрел на неподвижное изваяние. Это совсем другой бог. Он не должен позволять своему внезапному гневу обрушиваться на Прилиса. Он не должен спорить с богом знаний, подарившим ему просветление.
И Освободитель… Д’вард сделал для него гораздо больше, чем Тион. Как может он теперь повести Д’варда на смерть?
– Боже, как мне уговорить Освободителя прийти? Это опасно!
Гм!.. Что ж, я понимаю, что ты имеешь в виду. Ладно, твое новое познание убедит его, и… да… Мы найдем кого-нибудь в помощь тебе. Ступай. Озадаченный пуще прежнего, Дош поклонился богу и, спотыкаясь, двинулся к выходу. Он шагнул в ослепительный солнечный свет. Чья-то рука схватила его за волосы и швырнула вперед. Он слетел со ступеней и растянулся на гравии. Сквозь слезы боли он увидел окружавшие его со всех сторон начищенные башмаки.
– …не нагианец! – услышал он чей-то хриплый голос.
– Да, волосы не того цвета, – согласился другой. – Ну что ж, этого можно в расход.
– Верно, скормить его червям.
– Святотатство! – проблеял третий. – Вы нарушаете святость этого места!
– Тогда тащи его за ворота, – предложил первый.
Дош услышал странное поскуливание и сообразил, что это он сам. Грубые руки ухватили его под локти и рывком поставили на ноги. Его окружали восемь или девять таргианских уланов – грубых мускулистых мужиков, чисто выбритых по таргианскому обычаю, в черно-зеленых костюмах для верховой езды, бронзовых шлемах. Он попытался сказать что-то, но не смог внятно произнести ни слова.
За спинами солдат суетился настоятель – он размахивал руками и возмущался святотатством: насилие на ступенях храма, моа нагадили в саду, полное неуважение. Ну да, от почитателей Карзона вряд ли можно ожидать особого уважения к служителю Прилиса. Во всяком случае, эти вояки явно не собирались создавать подобный прецедент.
– А ну шевелись, дерьмо! – приказал старший.
Доша подтолкнули, и тут двери храма за его спиной с грохотом распахнулись настежь.
Стойте! – прогрохотал громовой голос.
Его отпустили. Он пошатнулся и чуть не упал.
Идите сюда, все! – Ни один смертный не мог бы говорить так громко.

Изваяние оставалось мраморным, и все же это была живая плоть. Свиток казался почти пергаментным – Прилис все еще держал его перед собой. Самыми живыми были его глаза – они сияли синим светом, как у Д’варда. Волосы приобрели золотистый оттенок.
Аббат и таргианцы пали ниц. Вошедший за ними Дош почтительно преклонил колена, потом, не веря своим глазам, посмотрел на изваяние. Эта поза… вертикальный свиток – это же совершенно неприлично! Как он раньше этого не заметил? Новое дознание, говорил бог… Шутник издевается над своими почитателями!
Громовой голос прокатился по молельне.
Варвары! Скажите, почему бы нам не стереть вас в порошок за ваше святотатство? Уланы стенали и что-то бормотали.
– Боже! – хрипло взмолился старший. – Мы выполняли приказы. Нам было сказано, что святой Карзон…
Это место не принадлежит Карзону! Ты, Ксаргик Капитан, ясное дело, принадлежишь к мерзкой секте Крови и Молота. И ты тоже, Цуггиг Улан, и ты, Твайкирг Улан… И Прогъюрг Улан тоже. Дикари! А ну, откажитесь от своей присяги! Солдаты взвыли.
Повинуйтесь или умрите, и будете прокляты навеки! – проревел бог еще громче прежнего.
Дрожащими голосами четверо мужчин отреклись от своих обетов Крови и Молоту – судя по всему, какой-то воинской секте почитателей Карзона. Дош решил, что подобный поворот судьбы ему, пожалуй, даже нравится. Понукаемые божественным ревом, мужланы отказались от Мужа и поклялись никогда больше не искать его покровительства. Штаны у всех были мокрые от страха.
Приятно все-таки иметь влиятельных друзей.
А теперь поклянитесь вечно повиноваться нам! Все вы! Поклянитесь, что до конца жизни будете чтить Юношу превыше остальных богов. Уж не забавляется ли сам бог подобным образом? В его громовом голосе слышался странный оттенок, который у смертного означал бы бахвальство. Интересно, как часто второстепенное, непритязательное божество вроде Прилиса позволяет себе быть столь самоуверенным?
Вояки с видимым облегчением принесли обеты Тиону; некоторые из них почти плакали. Дош подозревал, что отступники попадут на небеса довольно скоро, стоит только Карзону узнать о такой смене покровителя – впрочем, не обязательно Карзону. Достаточно и их товарищей.
Так вот, – объявил бог чуть тише, – в мире царит большое Зло, и вы призваны сразиться с ним.
– Так скажи нам его имя, о Боже! – вскричал капитан с явным одушевлением.
Имя ему – Зэц! Вояки испуганно переглянулись.
Вам поручается оказать всю посильную помощь нашему доверенному слуге, Дошу Вестовому, которого вы хотели предать смерти. Вы будете выполнять его приказы беспрекословно и без колебаний, а если потребуется – ценой своей жизни. До тех пор, пока он не освободит вас. Встань, Дош Вестовой. Дош поднялся. Один за другим таргианские уланы становились перед ним на колени и клялись ему в беспрекословном повиновении. Да, это ему решительно нравилось! Да и потом будет нравиться. Вот этот. Молоденький… Прогъюрг, кажется? Да, Прогъюрг Улан – очень даже смазливый паренек… Повиноваться беспрекословно и без колебаний, м-м?
Совершенно неожиданно Дош подумал про Д’варда. Тарион совершенно определенно не видел ничего зазорного в том, чтобы использовать высокое положение для удовлетворения личных капризов. Сам Прогъюрг наверняка не стал бы возражать, ибо таргианцы ставят повиновение старшему офицеру превыше всего, но Д’вард не одобрил бы подобного. Дош чувствовал, что не одобрил бы, хотя не знал почему и откуда он это знает. Ладно, он обдумает нравственный аспект ситуации, прежде чем определит Прогьюрга на выполнение специальных поручений.
Святой отец? – прогрохотал бог.
Старик продолжал лежать.
– Да, Боже?
Дошу Вестовому понадобится и твоя помощь. Помоги ему. Гм. Кажется, все, так? Хи-хи! Ну что ж, теперь вы все наши слуги, так что мы дарим вам свое благословение. Изваяние снова сделалось мраморным.
Бедный Прогъюрг Улан без чувств грохнулся на пол.

38

Армия разбила бивак на развалинах большой усадьбы. От главного здания остались только дымящиеся руины, но некоторые из вспомогательных построек сохранились. Вместе с каменными оградами они помогали спастись от ледяного ветра, усилившегося к вечеру, и скрывали от неприятеля маленькие походные костры. Красный глаз Эльтианы смотрел с темного неба;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56