и когда он трезв, он не позволяет, чтобы у него отнимали оружие.— Возможно, это родство принесет тебе больше радости, чем это кажется сейчас, — сказал Эльвир. — И если этот парень толковый, он сможет многого добиться, особенно, если ему помогут могущественные друзья. Не взять ли нам его сегодня на охоту? Мне хочется поближе рассмотреть его.
Финн никогда до этого не охотился на лося. И когда ему сказали, что его берут на охоту не в качестве носильщика, а в качестве участника, наравне с Эльвиром и Туриром, ему с трудом удалось сохранить спокойствие и достоинство. И когда он заметил на себе одобрительный взгляд Эльвира после удачного выстрела из лука, он не мог скрыть свою радость. Ведь теперь он знал, что этот день оправдывает все те годы, в течение которых он упражнялся с оружием, несмотря на брань отца по поводу того, что сын бонда вознамерился стать ярлом.Теперь Турир заторопился домой, но ему все-таки пришлось остаться на несколько дней. И за день до его отъезда на север Эгга посетил ярл Свейн; Эльвиру хотелось, чтобы они с Туриром познакомились поближе.Сидя за женским столом, Сигрид подумала, что ярл не выходит из дома без своего священника; и на этот раз он тоже взял его с собой. Но священник Энунд был привычным гостем в Эгга.Он был из тех, кто охотно бродит пешком по окрестностям и разговаривает со всеми; и его любили в этих краях. И многие из тех, кто отвернулся от христианства после падения Олава Трюгвассона, снова начали ходить к мессе в маленькой церкви в Стейнкьере.Однажды Эльвир встретил священника Энунда на дороге и пригласил его к себе домой. С тех пор он частенько захаживал в Эгга, и они беседовали часами. Оба были такими заядлыми спорщиками, что готовы были выцарапать друг другу глаза, но неизменно расставались друзьями.Сигрид любила сидеть и слушать их, когда у нее было время, хотя многое в их разговоре было ей непонятно. В конце концов она спросила об этом Эльвира.Но в тот вечер разговор пошел не о христианстве и вере в бога.Ярл Свейн сказал, что слышал, будто Олав Харальдссон — сын Харальда Гренландца из Вестфолда, который в свое время был сожжен в Свейе Сигрид Гордой…— Твой отец тоже был сожжен вместе с ним? — спросил он у Турира.— Да, — ответил Турир. — Он и многие другие. И это случилось потому, что Харальд Гренландец был о себе слишком высокого мнения и не стал слушать Сигрид дочь Тости, сказавшей «нет» на его сватовство. Многие говорили тогда, что ему следует уехать, получив отказ. Ведь он был женат на Асте дочери Гудбранда, матери Олава. Поговаривали, что он намеревался отослать ее прочь ради Сигрид Гордой.— Мне рассказывали, что это Олав Харальдссон жестоко разорил Англию этим летом, — сказал ярл. — Что говорят об этом в Дублине?Турир сказал, что Олав заключил договор с Торкелем Высоким и вместе с ним и другими викингами отправился в Англию, чтобы отомстить английскому королю Этельреду за убийство ярла Сигвальда, брата Торкеля. Они грабили и жгли прибрежные поселения, где люди не желали добровольно отдавать им свое имущество. А потом они остались зимовать на Темзе, что вовсе не способствовало мирной жизни прибрежных жителей.— Убив короля Этельреда, они сослужили неплохую службу англичанам, — сказал ярл Свейн. — Более плохого короля надо еще поискать.— Торкелю Высокому стоило быть более мудрым и не слишком полагаться на клятвы верности Олава Харальдссона, — задумчиво произнес Эльвир. — Разве можно верить этому отродью Харальда Прекрасноволосого и его любовницы? Будучи властолюбивым, как все они, он наверняка строил планы захвата английского престола.— Во всяком случае, он похож на них своей наглостью и коварством, — сказал Турир. — Если верить тому, что мне рассказывали, он хорошо понимал, что рожден править другими.— Похоже, этот человек унаследовал от Олава не только имя, — сказал ярл Свейн. — И меня удивит, если мы больше ничего не услышим о нем.— Но внешностью и телосложением он не похож на него, — сказал Турир.— Вы, ярл Свейн и Эльвир, видевшие Олава Трюгвассона, знаете, как он выглядит.— Внешность его говорит сама за себя, — сказал Эльвир. — Этого никто не отрицает. Как вы считаете?— Говорят, он занимает столько места на скамье, что его называют Олавом Толстым, — сказал Турир. — Морда у него шире лопаты, а волосы клочковатые и рыжие.— Таким и подобает быть конунгу, — сказал Гутторм, сидящий за столом вместе с ними.Все засмеялись. Но Эльвир тут же стал серьезным.— Он может нагрянуть сюда, когда мы меньше всего этого ожидаем, если мы не объединим всех наших хёвдингов, — сказал он. — И пока любой молокосос из рода Харальда Прекрасноволосого может сделать себя королем и вытрясать изо всех дань, словно сшибать спелые яблоки с дерева, страна будет оставаться для рода Харальда Прекрасноволосого яблоней.— Не исключено, что они приберут к рукам всю Норвегию, — медленно произнес ярл Свейн. — И стоит только людям довериться им, как они сделают из них рабов. Здесь, в Трондхейме, мы издавна поддерживали отношения со Швецией, торговали со свеями, и распри с их конунгом вряд ли пойдут нам на пользу. Поэтому мое мнение таково, что лучше нам подчиниться королю за границей, чем позволять ездить на себе верхом у себя дома.— Власть должна принадлежать тингу и законодателям, — сказал Эльвир, — как это делается в Исландии, а не отдельным людям. И никогда не должно быть так, чтобы люди, издающие законы, сами же следили за их выполнением.— Ты так думаешь? — перебил его Турир.— Да, — ответил Эльвир, — потому что эти люди смогут легко преступить закон. И тогда начнется беззаконие. Но, я вижу, тебя это задело. Возможно, ты привык сам определять права и законы к северу от Халогаланда?— Совершенно верно, — ответил Турир, — и я вовсе не преступаю закон…— Ты можешь ответить мне честно?Турир кивнул.— Хоть это и касается прошлого, но ты должен призвать самого себя к ответу, — сказал Эльвир. — Отцу вовсе не требуется пороть свою дочь, чтобы получить от тебя выкуп, законно причитавшийся ему!— Ты сам знаешь, что я беру на себя ответственность за совершенную мной несправедливость, — ответил Турир.— Здесь, в Трондхейме, существует один хороший закон, — сказал Эльвир, — согласно которому каждый отвечает за свои поступки, начиная с тинга общины и кончая тингом во Фросте. И ярл защищает права каждого мужчины…— Хорошо, что ты говоришь «каждого мужчины», а не «каждой женщины», — со смехом вставил ярл Свейн. — Мой отец имел к ним печальную слабость!Все развеселились. О слабости к женщинам ярла Хакона Ладе говорили везде и всюду, и он далеко не всегда добивался своего дозволенными средствами.— Во всяком случае, — продолжал Эльвир, — у людей есть свои законы и правила тинга. И им самим предоставляется право решать, каким богам поклоняться. Лично мне не очень-то хочется, чтобы мной правил потомок Харальда Прекрасноволосого. А ты что думаешь, Турир?Но Турир направил разговор в другое русло.— Ярл Свейн говорил о торговле, — сказал он. — Летом мы говорили с Аскелем Олмодссоном о том, что викинги получают от своих походов не такую уж большую прибыль. Англия настолько разорена, что нет смысла туда ездить. На побережье Валланда норвежцами правил хёвдинг Руана, а в Ирландии мы были так горячо приняты воинами короля Бриана этим летом, что нам больше не хочется гостить там.И мы с Аскелем пришли к выводу, что гораздо выгоднее заниматься торговлей. И еще я скажу вот что: в следующий раз я построю большое торговое судно.— Где ты будешь его строить? — спросил ярл Свейн.— О, мы можем строить корабль к северу от Халогаланда. Там до сих пор бытует предание о корабле конунга Роди!— Это меня радует, — сказал ярл, — что ты, наконец, кончаешь ходить в воровские походы и переключаешься на мирную торговлю. Как ты думаешь, не послать ли мне Торберга Строгалу на строительство твоего корабля? Он сможет приехать сюда, в Стейнкьер, сразу после Рождества, и я скажу, что тебе нужен хороший мастер.Против такого соблазна Турир не мог устоять: иметь при себе такого знаменитого корабельного мастера, построившего «Длинного Змея»! И они договорились, что он приедет в Эгга сразу после зимнего солнцеворота.Эльвир тоже хотел построить этой зимой корабль; он тоже присматривал себе подходящих мастеров. И он спросил ярла, не может ли Торберг построить два корабля за зиму, но ярл в этом сомневался.И под конец ярл по своей привычке заговорил о христианстве.— Ты ведь веришь в старых богов, Турир, — сказал он.— Мы трижды за зиму устраиваем жертвоприношение, если вы это имеете в виду, — ответил Турир.— Ты можешь быть со мной на «ты», Турир, — сказал ярл и продолжал: — Став шурином Эльвира, ты, считай, стал и моим шурином.Он протянул Туриру руку, и тот пожал ее.— Теперь я начинаю понимать, что имел в виду Эльвир, когда говорил, что ярл Ладе позволяет каждому в мире исповедовать свою веру, — сказал Турир. — Кто бы мог подумать, что ты не менее ревностный распространитель христианства, чем Олав Трюгвассон!— Да, не менее ревностный, чем он, — ответил ярл Свейн. — Разница в том, что я не пользуюсь при этом оружием. Обещаю, что сделаю все, чтобы окрестить тебя, и надеюсь, что мне с тобой повезет больше, чем до этого с Эльвиром. Вот увидишь, священник, к зиме Турир покончит с жертвоприношениями!— А во что ты, собственно, веришь, Турир? — спросил Эльвир. — Есть ли у тебя какое-то особое божество?— Трудно сказать, — ответил Турир, — ведь даже если у меня и устраивают жертвоприношения по старинному обычаю, особой веры в богов у меня нет. Я видел, какие удивительные вещи финны проделывают с помощью колдовства, и мне хотелось бы самому приобщиться к этому. Но больше всего я верю в свою удачу, и если у меня и есть какое-то особое божество, так это я сам.— Не так-то уж много ты имеешь, — вздохнул священник Энунд.— Куда еще больше? — возразил Турир. — Моя удача меня не подводит, и вряд ли христиане получают от своего бога что-то большее! Большинство христиан, с которыми я имел дело в походах, не очень-то разбогатели от своей веры!— Вы, викинги, всегда говорите об удаче и богатстве, всегда об одном и том же, — подавленно произнес священник. — Как вдолбить в ваши головы мысль о том, что есть счастье, не имеющее ничего общего с богатством или боевыми победами. Разве ты никогда не видел, убивая беззащитных священников и монахов, что они умирают в мире и счастье, которых тебе не понять?Турир задумался.— Я не имею обыкновения тратить время на то, чтобы смотреть, как они испускают дух, — сказал он. — Я занят другим. Но мне показалось, что они визжат, как свиньи, почувствовав клинок в теле. Впрочем, некоторые из них умирали как мужчины; и я надеюсь, что сам так умру, когда наступит мое время. Хотя, подожди… я помню одного священника в Ирландии: он упал на колени и поднял руки, так что я подумал сначала, что он настолько глуп, что просит у меня пощады. Но он смотрел мимо меня, и лицо его сияло. Я даже повернул голову, чтобы посмотреть, на что это он так пялится, но ничего не увидел.— И после этого ты зарубил его? — спросил священник.Турир пожал плечами.— Если у него была такая большая тоска о встрече со своим богом, я не причинил ему вреда, когда помог отправиться на нее…Священник спокойно встретил пристальный взгляд Турира, лицо его не дрогнуло.— Не думай, что мне самому легко было измениться, — сказал он. — Я ведь тоже был викингом.— Об этом ты никогда не рассказывал, — сказал Эльвир. — Впрочем, ты как-то говорил, что тебе нужно замаливать грехи, но я не думал, что это грехи такого рода…— В тех местах, где я родился, не принято было становиться викингом, — задумчиво произнес священник. — Мой отец был мирным бондом на фьорде Тюри, и когда мы слышали о хёвдингах, отправлявшихся в поход, нас это мало трогало. Но брат моей матери был кровожаден и жесток. Однажды, когда я был еще ребенком, он вернулся из дальнего похода и стал рассказывать о чужих странах. И тогда я подумал, что не хочу быть рабочей скотиной, как мой отец, всю жизнь роющийся в земле, словно свинья. Мне захотелось стать настоящим мужчиной, викингом, и добиться славы и богатства. Мне было пятнадцать зим той весной, когда я покинул дом и сел на корабль, отплывающий из Вика; мне было пятнадцать зим, и меня переполняла жажда приключений. Помню первого убитого мной человека, зияющую на шее рану, фонтан крови. Сначала мне стало дурно, но это длилось лишь мгновенье, после чего я вдруг почувствовал прилив радости от сознания того, что сам я жив, а он мертв, и у меня появилось сознание своей силы — ведь я убил взрослого мужчину. И после этого на меня накатило бешенство и жажда крови.Турир кивнул.— Пока что мне понятно, о чем ты говоришь, — сказал он. — Но как ты после этого смог стать христианским священником, этого я понять не могу.— Тем же летом, — продолжал священник, — я был ранен в одном из сражений в Англии. Все думали, что я умер, и оставили меня на поле боя. И когда англичане пришли забирать своих раненых, они прихватили и меня. «Это викинг», — сказал один из них и занес меч, чтобы проткнуть меня насквозь. «Подожди, — сказал другой. — Давай сначала немного позабавимся! »Я был тогда так слаб, что быстро потерял сознание, и это было к лучшему. Когда я пришел в себя, я лежал в небольшой комнате с белыми стенами; в потолке было отверстие, через которое виднелось небо и зелень деревьев. На самом верху стоял крест, и я до сих пор помню, как он отбрасывал темную тень на стене… Потом в комнату вошли двое мужчин. «Что ты скажешь, отец Эдмунд, если мы поступим с ним как с убийцей и вором? » — спросил один. «Он совсем мальчик, — сказал другой. — Посмотри на него! Вы отливали его водой, чтобы оживить, а теперь снова хотите его мучить! Господь никогда не говорил о том, чтобы лишать викингов нашего милосердия!» «Ты говоришь, как и должно говорить тебе, — сказал первый. — Но помни, я тебя предупреждал! Ты пригреешь у себя змею, которая бросится на тебя, как только соберется с силами!»Прошло немало времени, прежде чем я встал на ноги. Раны у меня гноились, и проведенное там время было для меня сплошной пеленой лихорадки и нестерпимой боли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31