— Авось пригодится. Когда выяснится, к примеру, что один из убитых — твой сват, один из сбежавших — твой брат... Тогда я эту бумажку тебе под нос. А судья и скажет... Нет, скажет, Леонард Леонидович, вы были неискренни во время следствия, пытались утаить ваши криминальные связи, увести от наказания опасных преступников и потому снисхождения не заслуживаете, и я вынуждена буду, скажет судья, этакая полная женщина с накрашенным ртом и мелкими кудельками на голове, я вынуждена буду применить к вам не первую, а вторую часть статьи, которая предусматривает...— Заткнись, Паша, — негромко сказал Анцыферов. Полная женщина с крашеными губами и высветленными кудельками, видимо, вызывала у него воспоминания, бросающие в дрожь. — Я напишу расписку, или как там ты ее называешь. Только не сейчас. Я должен подумать, собраться... Я плохо себя чувствую. Обстрелян и разгромлен мой ресторан, убиты люди...— Убит только один, — поправил Пафнутьев.— Это неважно... Идет следствие, милиция... Не могу. Извини. Чуть позже.— Хорошо, — легко согласился Пафнутьев. — Пусть будет так, как ты хочешь. Я всегда шел тебе навстречу, зачем сейчас нарушать сложившиеся отношения? Не буду. Скажи, пожалуйста... У тебя есть заместитель?— Есть, но он в отъезде...— Далеко?— На Кубани. За вином поехал.— Помощник есть?— Не понимаю, о чем ты? Есть бухгалтер, снабженец...— Где они сидят?— Рядом общая комната. Там несколько столов, телефоны и прочее.— Этот кабинет ты занимаешь единолично?— Конечно! — Анцыферов вскинул голову, словно бы оскорбленный таким вопросом. — Это мой личный кабинет.— А в твое отсутствие может кто-то зайти, посидеть за столом, позвонить, распить бутылку водки...— Исключено! — резко сказал Анцыферов. — Я запираю дверь, даже если выхожу на пять минут.— Это хорошо, — одобрил Пафнутьев. — Так и надо. Все-таки должно быть какое-то расстояние между хозяином и обслугой, верно?— Да, — неуверенно кивнул Анцыферов, пытаясь понять, к чему клонит Пафнутьев, чего добивается. — Видишь ли, есть коммерческая тайна, документы, отчетность... Деньги, в конце концов... Я просто вынужден хранить неприкосновенность этого кабинета.— Даже дверь, я вижу, бронированная, — уважительно произнес Пафнутьев.— Дверь бронированная, кованая решетка на окне, сигнализация, телевизионные камеры, — перечислял Анцыферов каким-то странным тоном — и хвалясь владениями, и все больше настораживаясь.— Значит, никто не пользуется твоим кабинетом? — повторил вопрос Пафнутьев.— Я же сказал, — Анцыферов снова перешел к своей манере отвечать неопределенно, ни на чем не настаивать, ничего не утверждать.Пафнутьев откинулся на спинку кресла, подпер щеку ладонью, прикрыл глаза и, кажется, задумался или, устав, решил немного передохнуть, а то и вздремнуть. Анцыферов недоуменно склонил голову к плечу, как умная собака, пытаясь понять, как поступить. Рука, его, как обычно в таких случаях, непроизвольно дернулась вперед, кисть обнажилась, и он посмотрел на часы. Потом потянулся к телефону.— Не звонить! — резко сказал Пафнутьев.— Не понял?— Не надо звонить при мне. Уйду — тогда сколько угодно. А сейчас не надо.— А если мне позвонят?— Трубку не брать.— Но я могу и не послушаться, а, Паша?— Послушаешься. Иначе применю оружие.— Что происходит, Паша?— Когда уйду — говори с кем угодно, звони куда угодно... Но пока я здесь, хочу насладиться общением только с тобой, — Пафнутьев, будто извиняясь, развел руки в стороны, дескать, извини, дорогой, тут я не властен над собой.В это время раздался мягкий, воркующий звонок. Анцыферов вопросительно посмотрел на Пафнутьева. А тот невозмутимо поднялся и взял трубку.— Вас слушают, — сказал Пафнутьев скомканным голосом так, что сразу невозможно было понять, кто говорит. Но слова он произнес анцыферовские. Тот, сидя в прокурорском кабинете, начинал разговор с этих вот церемонных, вроде бы уважительных слов.— Леня, мы у тебя кое-что забыли, — произнес молодой голос. — Ты в курсе? Алло!— Говорите, я слушаю! — сказал Пафнутьев и весело подмигнул Анцыферову, давая понять, что разговор идет легкий, необязательный, и не грех при таком разговоре пошутить.— Это Леонард?— Вас слушают, — повторил Пафнутьев, но человек на том конце провода уже догадался о своей ошибке и положил трубку.— Кто звонил? — спросил Анцыферов.— А! — Пафнутьев беззаботно махнул рукой и снова уселся в кресло. — Твои ребята звонили.— Какие ребята? — помертвевшим голосом спросил Анцыферов.— Ну, эти... Как их... Которые утром перекусывали, а потом сматывались черным ходом.— И что сказали?— Леонард! — воскликнул Пафнутьев. — Я тебя не понимаю! Вместо того чтобы возмутиться, послать меня к какой-то там матери, ты все принимаешь за чистую монету и даже спрашиваешь, о чем был разговор... Как понимать?— Шутка, — холодно сказал Анцыферов. — Это, Паша, была шутка. И не более того. Ты перестал понимать шутки, переутомился. И вообще, если хочешь услышать мой совет...— Остановись, Леонард. Остановись. Скажи, ведь не может быть, чтобы при такой вот технике, как у тебя в кабинете, ты не предусмотрел обычных динамиков? Можешь вот так сразу, не выходя из кабинета, обратиться к коллективу? Можешь пригласить нужного человека? Увидев на экране непорядок, громогласно сделать замечание?— Конечно, могу, — кивнул Анцыферов, явно польщенный.— А мне позволишь воспользоваться микрофоном?— Хочешь выступить перед моим коллективом?— Нет, перед своим.— Даже так, — усмехнулся Анцыферов, ожидая, видимо, какого-то развлечения. — Ну что ж... Валяй, Паша, выступай, — и он протянул ему микрофон на маленькой подставке, щелкнув кнопкой.— Могу начинать? — спросил Пафнутьев.— Да, Паша, ты в эфире.Пафнутьев взял микрофон с некоторой опаской, взглянув на экран, который показывал вид ресторана с улицы, подмигнул Анцыферову, сейчас я, дескать, такое выдам, ты просто обхохочешься, на меня глядя.— Внимание, — сказал Пафнутьев и повторил. — Внимание, — люди на экране телевизора замерли, посмотрели куда-то вверх, видимо, оттуда неслись звуки пафнутьевского голоса. — Следователь Дубовик, эксперт Худолей, оперативники из уголовного розыска... Говорит Пафнутьев... Прошу явиться в кабинет директора ресторана... Повторяю... Дубовику, Худолею, оперативникам с понятыми срочно явиться в кабинет директора ресторана. Все.Анцыферов смотрел на Пафнутьева со смешанным чувством — и ужас можно было различить на его лице, и недоумение, и усмешку, впрочем, усмешки было совсем немного.— Что происходит, Паша?— Оперативно-следственные мероприятия.— Цель?— Раскрытие преступления. Как всегда, Леонард, как всегда.— Почему здесь, в моем кабинете?— Мне показалось, что так будет лучше. Побледневший Анцыферов оцепенело смотрел на экран — он видел, как несколько человек направляются ко входу в ресторан. Вот они приблизились, уже можно было различить их лица, и тут же они исчезли из поля зрения. Теперь шли другие — мужчина с женщиной, видимо, взятые понятыми из стоявшей вокруг толпы, и два оперативника.— Обыск? — спросил Анцыферов.— Возможно...— Что будешь искать?— Ничего. Я уже все нашел.Анцыферов, видимо, хотел спросить, что именно нашел Пафнутьев, но не успел — дверь открылась и в нее вошел Худолей бледный, спокойный, трезвый. Не было в нем огня, порывистости, азарта охотника. Сник Худолей, сник. Потоптавшись у двери, сел на стул, сумку свою поставил у ног, руки положил на колени и скорбно уставился на Пафнутьева, ожидая дальнейших указаний.— Как жизнь, Худолей? — с подъемом спросил Пафнутьев.— Спасибо, — смиренно ответил тот и опустил глаза. — Не жалуюсь.— Здоровье? — напористо продолжал допытываться Пафнутьев.— Очень хорошо себя чувствую.— Что-нибудь беспокоит?— Воспоминания, Паша...— О чем? — удивился Пафнутьев.— О тех счастливых временах, когда я мог себе позволить выпить рюмку водки, стакан вина, бутылку самогонки... Все в прошлом, Паша. Все в прошлом.— Наверстаешь, — жестковато сказал Анцыферов, который хорошо помнил слабости эксперта еще по работе в прокуратуре.— Ха! — безутешно произнес Худолей. — А вы знаете?, Леонард Леонидович, сколько лет действует торпеда, если она окажется в вашей жопе?— Не интересовался, — отрезал Анцыферов и чуть вздрогнул, когда дверь резко открылась и на пороге появились оперативники с понятыми. Последним вошел Дубовик. Сначала показался его пылающий как фонарь светофора нос, налитый неведомой жизненной силой, потом появилась и сама физиономия — сероватая, тусклая, будто все краски, положенные лицу, захватил один только нос, ничего не оставив глазам, губам, щекам. Окинув всех взглядом, Дубовик присел рядом с Худолеем.— Докладываю обстановку, — заговорил Пафнутьев, убедившись, что все, кому положено, пришли. — Мы находимся в кабинете владельца ресторана Анцыферова Леонарда Леонидовича. Вот и он сам. Полтора часа назад совершено убийство. В общих чертах вам известно, как это произошло. Задача заключается в следующем... Необходимо осмотреть кабинет...— Другими словами — обыск? — спросил Анцыферов.— Для обыска требуется ордер прокурора, как вам известно, — улыбнулся Пафнутьев. — Поэтому употребляю слово осмотр.— Но суть остается?— Разумеется, — кивнул Пафнутьев. — Продолжаю... Необходимо осмотреть кабинет и изъять вещи, которые могут оказаться полезными для раскрытия преступления. Эксперт заснимет процесс осмотра, наши поиски и находки.— Я возражаю! — Анцыферов вскинул подбородок.— Сколько угодно, — ответил Пафнутьев. — Ты, Леонард, возражаешь только потому, что я не закончил говорить. Когда закончу, свои возражения снимешь.— Ты уверен?— Да. И понятые подпишут протокол, в котором будет сказано и о возражениях, и о том, что возражения снимаешь, — Пафнутьев посмотрел в упор на Дубовика, давая понять, что протокол со всеми подробностями лежит на нем. Дубовик понимающе кивнул. — Продолжаю. По предварительным данным, один посетитель ресторана убит, второй в тяжелом состоянии отправлен в больницу, двое его верных товарищей сбежали. Присутствующий здесь Анцыферов утверждает, что людей этих он не знает, никогда не видел, никаких дел с ними не имел. Я правильно излагаю? — повернулся Пафнутьев к хозяину кабинета.— Не считая издевки, все правильно.— Издевку в протокол не вносить, — сказал Пафнутьев Дубовику. — Хозяин возражает. Продолжаю. В этом шкафу, — Пафнутьев показал рукой за спину, — висит пальто господина Анцыферова. Нежно-розового цвета. Кроме того, висят еще пальто, тоже хорошие, а также кожаная куртка. Полагаю, что тут разделись гости господина Анцыферова, те самые, на которых совершено нападение. Внимательно осмотреть все карманы, тайные и явные, ни одна пылинка не должна пройти мимо вашего внимания. Надеюсь, господин Анцыферов не будет утверждать, что весь этот гардероб принадлежит ему лично.Анцыферов сидел, вцепившись побелевшими пальцами в подлокотник, и, кажется, готов был свалиться в обморок.— Понятые, бдительные и беспощадные, остаются на местах. Дубовик пишет протокол, оперативники приступают к работе, — Пафнутьев поднялся. — Господин Анцыферов, прошу положить на стол содержимое ваших карманов. Меня интересуют блокноты, записи и прочие свидетельства вашей интимной жизни. Только в этом случае я обещаю самое благожелательное, щадящее отношение в будущем, — добавил Пафнутьев, заметив, что Анцыферов собирается возразить. — Не надо ничего говорить, Леонард. Просто делай то, что тебе говорят. Я же знаю, что ты здесь человек подневольный. И потому всегда сможешь оправдаться перед ними, — Пафнутьев кивнул в сторону шкафа, возле которого уже стояли оперативники, готовые действовать.— Ну что ж, — пробормотал он в смятении, — Ну что ж... Пусть так, если ты настаиваешь...— Мой тебе совет, Леонард... Не раздевай друзей в своем кабинете. Пусть пользуются общей вешалкой. Или у них какие-то секреты в карманах пораспиханы?— Ты прав, Паша, ты прав... — Анцыферов снова обрел способность выражаться осторожно.— Я вас оставляю ненадолго, — Пафнутьев обернулся уже от дверей. — Мне нужно кое с кем поговорить. Без меня не расходитесь. * * * Пройдя узкими коридорами подсобных помещений, Пафнутьев неожиданно оказался в общем зале. Потом уже сообразил, что шел на свежий воздух — от выбитых окон тянуло холодом. Уборка заканчивалась, двое мужичков в фуфайках прилаживали к выбитому пролету вместо стекла большой лист прессованной стружки. «Быстро» — с одобрением отметил про себя Пафнутьев и успел схватить за рукав пробегавшего мимо официанта.— Стоп! — сказал он. — Прошу прощения... Мне нужно найти вашего парня, который обслуживал сегодня утром вон тот столик, — Пафнутьев кивнул в угол, где две девчушки, о, эта вечная слабость Анцыферова, старательно протирали мраморные плиты пола.— Я обслуживал, — румяный щекастый парень часто заморгал светлыми ресницами. — Только я не знаю...— Ах ты моя деточка! — сочувствующе воскликнул Пафнутьев и, ухватив рукав белого форменного кителя, потащил официанта к ближайшему столику. — Скажи мне, ради Бога, чего ты не знаешь?— Видите ли, в чем дело...— Да знаю я, в чем дело! Знаю. Ничего еще не спросил, а ты уже торопишься от всего откреститься... Какое сегодня число?— Семнадцатое.— Ну вот, а говоришь, что ничего не знаешь. Садись. Плотнее садись...— Мне там надо помочь...— Обойдутся.— Леонард Леонидович просил разобраться...— С ним уже разбираются. Успокойся. Расслабься. Вот так... Глубокий вдох, глубже, еще глубже... А теперь выдох, до конца, до дна... Молодец. Умница. Тебя как зовут?— Павел.— Неужели?! — восхитился Пафнутьев. — Ну повезло мне, ну повезло! Представляешь, я тоже Павел. Тезки мы с тобой... Теперь, Паша, слушай внимательно и отвечай, не задумываясь... Готов? Поехали... Ты сегодня обслуживал тот столик, за которым произошло смертоубийство... Правильно?— Д-да.— Только не заикайся. Сколько их было?— Четверо.— Водку заказывали?— Нет.— Пиво?— Нет.— А обычно заказывают водку?— Нет, только коньяк, — сказал официант и тут же замолчал, испуганно замигав светлыми ресницами. — Вообще-то я не знаю, что они заказывают обычно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27