Ведь он – только животное, исполняющее поручение природы, чтобы сохранить вид. Он приближается к женщине с мыслью, что еще раз будет обманут, и уходит с чувством, что его обманули. Только любовь может вывести нас на вершины, неизвестные другим живым существам, окрылить, превратить человека в ангела.
Что с того, что он, Марын, ночь за ночью трахал Эрику, если она потом бросила ему в лицо, что ей от этого становилось плохо. Что с того, что лесничий Кулеша ночь за ночью мучил свою молодую жену. Разве он не довел до того, что она от него ушла? Что же дала ему эта девушка из Гауд? Что он пережил с ней такого, чего не пережил с другими женщинами? Если кому-то достаточно удовлетворения похоти – пусть он живет, как животное, без сознания, что существуют какие-то другие прекрасные миры. Он же, Марын, чувствует, что в такие миры человеку дано взлететь. Он знает и то, что снова способен овладеть женщиной, когда захочет и сколько раз захочет. Сейчас он может решиться на выбор – любовь или только похоть. Сейчас он может и найти дорогу к победе над своим одиночеством благодаря любви чистой и настоящей, огромной, всеохватывающей. Может, теперь благодаря любви он сможет переломить в себе страх перед одиночеством, которое сопровождало его столько долгих лет. Разве не был он страшно одинок на Дапперстраат возле Бернадетты? Разве не был как одинокий дикий зверь рядом с Эрикой? И разве хоть на минуту снял с себя тяжесть одиночества, когда лежал рядом с девушкой из Гауд?
Марын ехал по лесу и почти с любовью смотрел на зелень, покрывающую ветви лиственных деревьев. Он не чувствовал ненависти к лесу, но все же что-то из болтовни Хорста Соботы просочилось в его сознание. Лес, похоже, был живым существом. Если бы не те долгие часы в лесничестве Кулеши, он никогда не открыл бы, что чего-то ему не было дано пережить, что его обошло что-то важное и неповторимое. Может быть, чтобы встретить любовь, нужно иметь в себе и способность любить. Если даже Марын не обладает такой способностью, то всегда остается надежда, что когда-нибудь он ее обретет.
Марын снова оказался на асфальтовом шоссе, которое вело в глубь леса, где стояли две виллы, окруженные высокой сеткой. Над дорогой разливалась июньская жара. Он почувствовал голод, усталость от ночи, проведенной с девушкой, хотелось спать. Он ощущал себя глупо оттого, что Хорст привел ему девушку, а он этим воспользовался. Вероника правильно сделала, что не показалась, ведь что еще, кроме презрения, он мог прочитать на ее лице. Его поставили перед свершившимся фактом, он сел за стол с Хорстом и девушкой, а потом все пошло гораздо лучше, чем он ожидал, потому что эта официантка ему понравилась. Хотя на самом деле она нравилась ему не здесь, а там, в ресторане, одетой и хлопочущей возле столиков. В постели, голая и сразу же ожидающая любви, она пробудила в нем что-то вроде нежелания, и был такой момент, когда он хотел выкрутиться, сказать ей: «Одевайся, я ни от кого не принимаю таких подарков». Потом, однако, Марын услышал над головой шум отодвигаемого стула, представил себе, что там, наверху, сидит Вероника и думает о том, что он тут внизу делает с этой девушкой. Марын достаточно наслушался, как скрипит кровать в лесничестве Кулеши. Пусть теперь она послушает, что будет делаться под ее комнатой. Образ Вероники, находящейся наверху, так возбудил его, что он взял девушку почти тут же и переживал словно двойное удовольствие: удовлетворял свое желание и одновременно мстил. И это, наверное, получилось у него неплохо, раз она так громко кричала. Позже он снова представил себе отвращение, которое охватило Веронику в тот момент, и ощутил очередное возбуждение. Это странно, но с каких-то пор возбуждающую радость ему доставляла мысль, что он пробуждает в Веронике отвращение и брезгливость.
Юзеф Марын полез за сигаретами, но нашел в кармане только пустую пачку. Снова захотелось спать. Он соскочил с лошади на обочину дороги, уселся в траве, касаясь стопами асфальта, а потом лег на спину и почти сразу же заснул.
Охотинспектор не слышал ни работы моторов, ни шороха шин. Его разбудил только мелодичный сигнал клаксона. Возле остановились две серые «Волги», в одной на заднем сиденье разместились две женщины, а в другой на заднем сиденье он заметил старого лесничего Кондрадта и рядом с водителем какого-то юнца в кожаном пиджаке. Тот выскочил из машины и подошел к Марыну.
– Лесничий, – юнец легким движением головы показал на «Волгу», где сидел Кондрадт, – сказал мне, что вы здешний охотинспектор. Вы нам нужны.
– Тайняк, – безошибочно определил Марын.
Он медленно поднялся с травы, одергивая мундир. Подумал при этом, что работников специальных служб узнать так же несложно, как трубочистов. В такую жару сидеть в машине в кожаном пиджаке? Но он ведь должен чем-то прикрыть оружие. Слегка задравшаяся левая штанина говорила о том, что он слишком сильно укоротил ремень от кобуры. «Тайняк низшего ранга», – отметил Марын. Высший ранг носил маленькие «беретты», которые можно спрятать в карман брюк.
– Я работал всю ночь. А вы меня разбудили, – сказал Марын неприветливо.
– Это дело государственной важности, – ответил тот с бесцеремонностью, характерной для начинающих тайн яков, – Мы хотим обыскать один дом в лесу. Одним свидетелем мы взяли лесничего, но нужно двух.
– Возьмите кого-нибудь другого.
– Здесь нет никого другого. А мы должны обыскать дом. Вы подпишете протокол, что мы ничего не забрали, ничего не подложили.
– И так подложите, если захотите…
Тайняк махнул перед его носом удостоверением.
– Вы пойдете с нами, и конец дискуссии, – разозлился он.
– А лошадь? – Марын показал на кобылу, щиплющую траву на обочине.
– Это ведь всего несколько шагов отсюда. Поезжайте на своей лошади. А мы подождем у входа в дом. Если вы не появитесь через десять минут, я найду вас и велю посадить за усложнение работы следственного аппарата.
– У вас есть сигарета? – спросил Марын.
– Как раз нет. Мне тоже ужасно хочется курить. А ни одна из этих особ не курит. Но там мы, наверное, найдем что-нибудь покурить. Я так думаю, – подмигнул он Марыну и сразу стал более симпатичным.
Ворота в высокой ограде были открыты, автомашины стояли на бетонной площадке возле второго дома. На дверях и на ставнях виднелись приклеенные к косякам длинные полоски бумаги с печатями и пломбами. Оба дома, небольшие впрочем, крытые красной черепицей, были оштукатурены и побелены.
– Выпустите лошадь куда-нибудь. Даже на эти старые клумбы, – беззаботно приказал Тайняк, заметив, что Марын раздумывает, что делать с кобылой. – Клумбы и так скоро зарастут сорняками. Ведите себя так, будто вы входите в хлев, где жили свиньи.
Две женщины понимающе засмеялись, старый Кондрадт тоже согласно кивнул головой и сказал:
– Это были когда-то дома лесных рабочих. Десять лет назад двое чиновников пришли ко мне, потому что это мое лесничество, и сказали, что забирают эти дома, потому что они хорошо укрыты в лесу. Я принял их за сумасшедших, ведь что я сделаю с людьми, которые живут в этих домах. «Слишком мало вы съели соли за свою жизнь», – рассмеялись они. А потом старший лесничий по поручению высших властей переселил рабочих в городские дома.
Одна из женщин сказала:
– Вокруг густой лес. Я бы боялась тут жить. Зачем они так спрятались в лесу?
– Лес – как большая выгребная яма, – отозвался Марын. – Сюда стекают всякие нечистоты, но запаха не чувствуется.
– Только ни слова никому о том, что вы увидите, – грозным тоном предупредил тайняк.
– Я знаю. Это дело чести нашей государственной фирмы, – согласился старый Кондрадт.
– Конечно. Хорошо вы все поняли, – засмеялся тот и сорвал полоски на дверях. – Но я могу вам сказать, что тот из первого дома застрелился, а тот, к которому мы сейчас входим, удрал за границу, и ему заочно вынесен смертный приговор. Значит, мы входим, как я говорил, в хлев.
Женщин – еще молодых, с короткими ногами и широкими бедрами, старательно причесанных, – Марын окрестил бухгалтершами. Отгадывание чьей-либо профессии только по внешнему виду и по поведению было его любимым развлечением с ранней молодости. Может, за этим крылось то седьмое чувство, какая-то таинственная черта, о которой ему никогда не говорили психологи из его фирмы? Но всегда было так, что он почти моментально знал, что перед ним находится врач или юрист, учительница или бухгалтерша, так же, как он сразу распознал тайняка в молодом человеке, который вышел из машины. Женщины причесались, надели чистые блузочки и старательно накрасились, когда им сказали, что они поедут в какую-то таинственную резиденцию и их поездка будет окружена секретностью. Чего они ждали от этой поездки? На что надеялись? Они были явно разочарованы, что таинственные резиденции – это только маленькие домики в лесу.
Все вошли в большой холл с баром на американский манер, полным разноцветных бутылок с алкоголем. На полу лежали меховые коврики, тут и там стояли кресла и диваны, застеленные телячьими шкурами, стены украшены лиственничными панелями. Тайняк провел их по всему дому – с двумя спальнями, обставленными заграничной мебелью, комнатой для игры в бильярд, довольно большим салоном с низкими столиками, лавками, кушетками, обтянутыми красной кожей. В двух ванных была голубая мозаика и округлые голубые ванны со сверкающими латунными кранами. На чердаке размещался второй бар, третий – в подвале. В барах стульчики оказались слишком высокими, и бухгалтершам было на них неудобно, их короткие ноги болтались в воздухе. Старый лесничий Кондрадт притворялся, что то, на что он смотрит, его вообще не касается, впрочем, много домов в Гаудах были обставлены примерно так же. Он только раз прикоснулся к пыльному телевизору (а их было в этом доме несколько, и все – с видеомагнитофонами). Экраны поблескивали, как большие, подернутые бельмами глаза, но одновременно казалось, что они смотрят, видят, что кто-то подсматривает за теми, кто вошел.
– Я читала, что у него были кассеты, чтобы показывать по телевизору фильмы с разными такими сценами… – одна из женщин гортанно рассмеялась.
– Вздор, – обрезал ее тайняк. – Мы изъяли двадцать восемь видеокассет. Одни детективы. А потом он показал им шкафы в спальнях, ловко спрятанные в деревянных панелях, и велел переписать количество и виды постельного белья.
– Мы забыли это сделать. А все должно быть точно. Потому что все это переходит государству. Пан лесничий присмотрит за этим. Он взял Марына под руку и увел в холл.
– Может, выпьем по одной или по две? – тайняк показал на бутылки с разноцветными напитками.
– Я бы предпочел закурить, – ответил Марын.
Молодой человек зашел за стойку бара, но сигарет не нашел.
– Нет, черт возьми, – выругался он с неподдельной злостью. – Чего вы выпьете?
– Мартини.
– Какая это бутылка? – тайняк хозяйничал, вытирая носовым платочком запыленные бокалы.
– Та, слева, на третьей полке.
– Вы разбираетесь в напитках?
– Да.
В эту минуту электрический свет от люстры под потолком заблестел на больших, покрытых лаком картинах, развешенных на стенах. Это были в большинстве своем лесные пейзажи. Между ними висела застекленная фотография, наверное, увеличенная с какого-нибудь маленького снимка, потому что даже издали было видно зерно. Марын подошел ближе, чтобы присмотреться к людям на фотографии.
Тайняк тут же заметил это и сказал:
– Этот, в середине группы, в белом плаще и с автоматом, – наш «хозяин». Остальных я не знаю. Посмотрите, ни на одном из них нет хорошей обуви, а у нашего хозяина почти все пальцы из правого ботинка вылезли. Люди меняются, и быстро. За что он, собственно, боролся? Чтобы другим было хорошо или чтобы ему было хорошо?
У Марына стиснуло горло. В группке людей на увеличенной фотографии он увидел человека, за которым четыре года назад фирма поручила ему очень внимательно следить. Понятно, этот человек уже приближался к шестидесяти, но сохранил черты юноши с увеличенной фотографии. Задание не было легким, потому что этот человек всегда был в обществе как минимум двух чиновников. А кроме того, все происходило зимой. Марын мерз возле отеля, много денег потратил на подкуп горничных и портье в дешевых отелях, где останавливался этот тип. Но это окупилось. Тип на минуту в одиночку вышел из отеля, и тут же к нему подъехал большой автомобиль. Они уехали неизвестно куда, у Марына возле отеля не было машины, и он не мог продолжить слежку. Впрочем, тип вернулся спустя полчаса. По номерам машины Марын установил, что она принадлежала человеку, который очень далеко отсюда производил транзисторы, украшая их фирменным знаком известной промышленной корпорации. Позже Иво Бундер связался с частным детективным агентством Каратту, которое занималось преследованием промышленников, подделывающихся под известные фирмы. Агентство уже давно наблюдало за этим делом, что не помешало очередной закупке партии более дешевых, хуже сделанных транзисторов, будто бы у известной корпорации, но на самом деле фальшивых. Разница в цене была значительной, и этот тип, может быть, всю разницу положил в карман, хоть Марыну не удалось этого доказать. Понятно, он передал информацию в центр. А полгода спустя этот человек вернулся с еще большим штатом чиновников и остановился в лучшем отеле, потому что, похоже, занял более высокую должность. Его повысили, потому что он совершил «выгодную сделку» – так было написано в польских газетах. Впрочем, честно говоря, те транзисторы снаружи ничем не отличались от произведенных крупной корпорацией. Только качество их было значительно хуже, но это уже было проблемой фабрик. Всегда можно свалить все на работников, которые не способны пользоваться современными технологиями. Марын снова присосался к этому типу, то же самое сделал Иво Бундер. Кончилось все точно так же: в одиночестве он вышел из отеля, автомобиль, короткое путешествие и возвращение. А потом выгодный договор на свитера с поддельными лейблами всемирно известной фирмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40