Более того, она заплатила все долги, вспомнив даже тех кредиторов, которые давно забыли о ней.Откуда пришло к ней такое богатство? Может быть, от благодарного кардинала? Роган действительно обладал колоссальным состоянием. Одно лишь аббатство Сен-Васт приносило ему 300 тысяч ливров. Кроме того, он получал 30 тысяч аренды за земли в Кунре, да и великолепный Савернский замок давал немалый доход. Но расточительность принца превышала любые доходы. За короткое время он успел наделать долгов на два миллиона ливров. Мог ли этот щедрый и беспечный вельможа не облагодетельствовать женщину, которая доверилась его покровительству? Женщину, которая столь успешно служила Рогану-честолюбцу и Рогану-сладострастнику? Стоит ли удивляться поэтому неожиданному богатству госпожи ла Мотт?Тем временем придворные ювелиры Бемер и Бассанж явили изумленному Парижу свой последний шедевр: бриллиантовое ожерелье. Камни, великолепно отшлифованные, были подобраны с исключительным вкусом, что по меньшей мере удваивало их стоимость. Особое внимание обращали на себя три из них: два голкондских голубой воды по восемнадцать каратов каждый и сравнительно небольшой алмазик удивительного цвета разбавленного водой бордоского вина. Один лишь он мог составить для какого-нибудь провинциального дворянчика целое состояние. Бемер и Бассанж хотели за свое ожерелье 1 600 000 ливров. Оно было поистине предназначено для королей, но не всякий король мог позволить себе купить его.Ювелиры неоднократно предлагали свой шедевр Марии-Антуанетте, но всякий раз встречали отказ. Все же у них создалось впечатление, что королева хотела бы получить ожерелье. Да и какая бы женщина могла отказаться от него?! Очевидно, это соображение заставило ювелиров действовать через короля. И в тот день, когда Мария-Антуанетта счастливо разрешилась от бремени, в ее голубую спальню робко шел неуклюжий, виновато улыбающийся Людовик.— У меня есть для вас подарок, — понизив голос, сказал он и тут же раскрыл великолепную шкатулку, в которой и было то самое ожерелье.Но королева повела себя совсем не так, как он был вправе ожидать.— Уберите это, — презрительно сказала она и не без раздражения произнесла гневную речь в адрес женщин, которые готовы разорить ради своих прихотей государства.Людовик слушал ее, раскрыв рот. Он не мог поверить, что перед ним та самая принцесса, которая однажды спросила его: «Чего, собственно, хотят все эти бедняки?» — «Хлеба, — снисходительно объяснил он. — Они, видите ли, голодают», — «Да? (Король навсегда запомнил ее широко открытые, удивленные глаза.) Почему же они не едят тогда пирожных? Это ведь намного вкуснее…».Теперь она что-то говорила о благе нации раздраженно и зло. А закончила совсем уже непонятно:— Уж не для того ли, чтобы Бемер водил в оперу девиц, украшенных бриллиантами, вы хотите заплатить ему за эту глупость? Право, зачем было собирать ожерелье из камней, которые легче продать по отдельности?Пылавшие щеки королевы вдруг побледнели, и она в изнеможении откинулась на подушки. Сиделка пощупала пульс и, найдя его усиленным, стала умолять короля удалиться. Он тут же покинул спальню, осторожно прикрыв за собой двери. Странный и, надо сказать, оскорбительный для его особы гнев королевы сильно озадачил Людовика.Все, конечно, можно было объяснить нездоровьем. Или тайным желанием, особенно острым из-за того, что исполнить его пока было трудно, ибо казна обременена долгами, а чернь только и говорит о расточительстве двора.Ювелиры, однако, не отчаивались. Продемонстрировав ожерелье в европейских столицах и не найдя покупателей, они вновь попытались продать его французским королям. На этот раз они решили действовать исподволь. Выбор пал на ла Мотт. Прослышав об успехах графини, Бемер прибег к ее посредничеству, посулив за то ценные подарки. Но она холодно отклонила предложение, и дело на том застопорилось.В это время распространился слух, что посланник де Суза ведет переговоры о покупке ожерелья для португальской королевы. Это вновь всколыхнуло в свете интерес к чудесным бриллиантам. Чувствовалось, что между коронованными дамами Европы идет подспудная борьба за обладание ими.Госпожа де ла Мотт, которая отвергла только что заманчивое предложение Бемера, вдруг неожиданно сама приехала к нему и объявила:— Господин Бемер, к вам скоро явится кардинал де Роган, которому поручено приобрести у вас это ожерелье для королевы. Однако до окончательного завершения сделки дело следует держать в тайне… И будьте осторожны, ибо возможна афера.Бемер без возражений согласился. Он знал, что королева дарит ла Мотт своим доверием. Кроме того, Роган несколькими днями ранее прибыл в Париж из Савернских владений. Все говорило за то, что приезд не был случайным.И действительно, на другое утро кардинал собственной персоной приехал к ювелирам, которые тут же раскрыли перед ним шкатулку с ожерельем.— Мне поручено, господа, — сказал кардинал, — узнать крайнюю цену этого украшения.— Один миллион шестьсот тысяч ливров, принц, — с поклоном ответил ему Бассанж. — Цена не изменилась.— Мы долго питали надежду, что оно украсит величайшую из королев, — добавил Бемер. — Однако, видя, что лестная надежда эта рассеивается, мы были вынуждены послать рисунок принцессе Астурийской.— А что бы вы сказали, господа, — кардинал многозначительно понизил голос, — если бы ожерелье взял я? Но не для себя, разумеется, а для особы, которая пожелала остаться неизвестной?— Мы должны обсудить ваше предложение, принц, — ответил Бемер. — Вы же понимаете, что, поскольку к ожерелью проявляли интерес коронованные особы…— Я все понимаю, господа, но пусть эти соображения не тревожат нас… Кроме того, мне поручено вести все переговоры с одним лишь господином Бемером.— К сожалению, я не могу вести переговоры о таком важном деле без участия компаньона, принц, — сокрушенно покачал головой Бемер, хотя отлично понимал, откуда ветер дует, поскольку королева знала только его одного.— Хорошо, господа, мы еще вернемся к этому разговору, — сказал кардинал. — Мне должно узнать, буду ли я уполномочен вести переговоры с вами обоими.Через два дня ювелиры получили собственноручное письмо кардинала, в котором он приглашал их к себе во дворец и просил привезти «известное украшение».— Вы можете быть довольны, господа, — сказал он им при свидании. — Мне поручено взять у вас ожерелье за назначенную вами цену. Сумма будет выплачиваться частями каждые шесть месяцев. Это устроит вас?Ювелиры поклонились. Но Бемер, у которого из головы не шло предупреждение ла Мотт о возможной афере, нашел в себе силы сказать:— Одного вашего слова, принц, достаточно для любой рассрочки. Но нас, признаться, несколько пугает вся эта таинственность. Боюсь, как бы ее величество не остались недовольны… — Он был достаточно благоразумен, чтобы не прибавить более ни слова.— Я понимаю вас, господа, — озабоченно кивнул Роган. — Но, возможно, мне вскоре удастся вас успокоить.На том они и расстались.Через неделю ювелиры вновь получили письмо с фамильным гербом и печатями дома Роганов. Нечего говорить, что в назначенное время их карета уже стояла у парадного подъезда кардинальского дворца.— Мне разрешено сообщить вам, господа, — сразу же объявил Роган, как только ювелиры вошли к нему в кабинет, — что ожерелье покупает королева Франции.Бемер и Бассанж почтительно поклонились и сделали вид, что весьма удивлены, хотя ла Мотт давно их об этом осведомила.— Я прекрасно понимаю, что вам нужны подтверждения, — продолжал Роган. — Вот они. — И он протянул им лист, содержащий условия сделки, которые уже были приняты ими.На полях было начертано: «Одобрено, Мария-Антуанетта Французская».…В Версале между тем происходило следующее. Мария-Антуанетта сидела перед венецианским зеркалом в хрустальной раме, а камеристка осторожно расчесывала черепаховым гребнем ее прекрасные волосы. В этот момент вошла королевская модистка мадемуазель Бертен и тут же выпалила новость:— Знаменитое ожерелье, ваше величество, нашло наконец покупателя! Де Суза забрал его для португальской королевы!— Ах, как я рада! — воскликнула Мария-Антуанетта, отстранив камеристку. — Я велю позвать Бемера и поблагодарю господина Суза за то, что он избавил меня от этого проклятого ожерелья!И столько горькой иронии, столько неподдельной досады было в ее восклицании, что мадемуазель Бертен прикусила язычок.Тут как раз доложили, что в приемной дожидается ювелир Бемер, который поспешил от кардинала в Версаль. Королева поспешно схватила какую-то книгу и сделала вид, что читает. Обыкновенно так она выражала свое недовольство. Заставив Бемера постоять у дверей, она несколько раз перелистнула страницы и только потом подняла глаза.— Я очень рада, сударь, что вы продали ваше ожерелье, — сухо сказала она и отвернулась.— Мое ожерелье, государыня?— Да, ваше ожерелье, которое господин Суза посылает сегодня в Лиссабон.— Помилуйте, государыня! — Бемер прижал руки к груди. — Ничего подобного! Сделка не состоялась! Мы вовсе не хотим, чтобы эта ставшая столь знаменитой драгоценность покинула Францию!Королева бросила молниеносный взгляд на модистку, укоризненный и вместе с тем торжествующий, и милостиво отпустила Бемера. Он был достаточно благоразумен, чтобы ничего более не сказать.В этот же день королева приняла перед обедней нескольких придворных дам и иностранных послов, среди которых был господин де Суза.Как только португальский посол вошел, она тотчас же, вопреки этикету, направилась к нему и с живостью маленькой шалуньи сказала:— Знайте, господин посол, что вы не получите ожерелья: оно уже продано.Казалось, она даже готова была высунуть язык.— Что вы имеете в виду, ваше величество? — удивился или же прикинулся удивленным посол.— Вы не получите его, сударь, — торжествующе улыбнулась королева. — Я очень этим огорчена… — И, резко повернувшись, она возвратилась к своим дамам.Эту странную сцену видело много глаз, и через какой-нибудь час ее на все лады обсуждали во дворце. К вечеру о ней заговорил весь Париж.На другое утро кардинал де Роган получил от ювелиров шкатулку с ожерельем. Оставалось только вручить драгоценность королеве с глазу на глаз. Но как?Вновь переодевшись в костюм садовника, кардинал отправляется в Версаль. Его сопровождает только камердинер Шрейбер, которому и поручено нести шкатулку с ожерельем. Приехали уже под самый вечер, когда цветы пахнут особенно сильно и первые летучие мыши начинают бесшумно кружить в зеленоватом еще небе. Улучив удобный момент, когда вокруг никого не было, кардинал выскочил из кареты и бросился к дому ла Мотт. Уже у подъезда он принял шкатулку и знаком отослал слугу домой. Его ждали и сразу же провели в гостиную. А вскоре дворецкий доложил о приходе посланного от королевы. Кардинал сразу же прошел в наполовину открытый альков, куда ла Мотт вслед за ним ввела и посланца. Это был господин Лекло — личный камердинер королевы. Он вручил ла Мотт записку, которую та сразу же передала кардиналу. Записка содержала одну только фразу: «Вручить шкатулку подателю». Подписи не было. Приказание, однако, было незамедлительно исполнено.Кардинал передал Лекло шкатулку, стоившую 1 600 000 ливров, ни о чем не спросив и не взяв у него расписки.Он мог рассчитывать, однако, что королева, получив ожерелье, все же как-то его об этом известит. Так оно и произошло. На другой день его навестила ла Мотт и сообщила, что утром в Эль де Веф королева уведомит кардинала о получении шкатулки условным знаком.— Каким? — нетерпеливо спросил Роган.— Этого не уточняли, — ответила ла Мотт. — Но я думаю, сделают так, что вы поймете.На следующее утро, проходя мимо кардинала, королева как бы невзначай поправила красный розан на корсаже.Этого было более чем достаточно…Не прошло и трех дней, как Роган стал торопить ювелиров отдать королеве визит благодарности. Очевидно, у него не было и тени сомнения в том, попала ли шкатулка по адресу.Но ювелиры уже успели накануне исполнить этот приятный долг. Они лишь не уведомили о том кардинала, боясь оскорбить его недоверием.И было бы странным, если бы они не отправились к королеве. Все же было так ясно и определенно. К тому же Бемер был еще в Версале, когда произошла знаменитая сцена с португальским послом. Единственное, что смущало его, так это выбор посредника. Королева могла найти более подходящее для этой цели лицо, чем одиозный великий милостынераздаватель.Но, когда он вместе с компаньоном приехал в Версаль с визитом благодарности, королева встретила их очень милостиво. Разумеется, о беседе с глазу на глаз не могло быть и речи, поэтому пришлось ограничиться общими благодарными фразами. Мало ли за что может благодарить подданный свою государыню? Хотя бы за одно счастье лицезреть ее!Мария-Антуанетта одарила их чарующей улыбкой и отпустила благосклонным кивком. Все было в порядке.И вот совершенно неожиданно кардинал уведомляет ювелиров, что из письма, переданного ему госпожой де ла Мотт, стало известно, будто королева находит ожерелье чрезмерно дорогим и просит сбавить цену на 200 тысяч ливров. В противном же случае, она вынуждена будет покупку возвратить.Нечего говорить, что ювелиры были неприятно удивлены. Однако поставленное им условие приняли. Как бы слагая с себя всякую ответственность за это дело, кардинал продиктовал им письмо к королеве. Оно гласило: «Ваше Величество! Мы счастливы думать, что полученные условия, которые нам были предложены и которым мы почтительно подчинились, служат новым доказательством нашей преданности и покорности приказаниям Вашего Величества, и мы несказанно радуемся при мысли, что красивейшее бриллиантовое ожерелье мира будет украшать величайшую и лучшую из всех королев».
Пожалуй, трудно было бы выразиться более определенно. Рогану и ювелирам, не получившим до сих пор даже первого взноса, оставалось надеяться на столь же определенный ответ.Письмо это от 12 июля 1785 года было подано королеве, когда она входила в свою библиотеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63