— О чем?— Сен-Дени — фамильная усыпальница французских королей. Один холодный камень, то есть одна могильная плита, соединит там звезду Флоренции и окровавленную подвязку. Неужели это прошло мимо французских историков? Да не может быть! История Франции почти не знает темных мест. За исключением Железной маски почти все в ней ясно. Тем более что речь тут идет об особах королевской крови. Нет, просто надо основательно порыться в истории.— А без истории ты не знаешь, о чем может идти речь?— Нет.— Жаль, я думал, ты все знаешь… Но ты, во всяком случае, пороешься?— Обязательно! Мне же самому интересно. Под каждую строфу этой великолепной поэмы я подведу строгую историческую базу. Я это подработаю! Что же у нас дальше? Ага! «Отличный от других алмаз — бордоское вино с водою». Как и аметист, это в смысле истории нам ничего не дает. Разве что намек… Дескать, действие все еще протекает во Франции.— Все еще?— Ну да! Сен-Дени…— Ага. — Люсин сделал в блокноте памятку. — Значит, Рим, Монсегюр, затмившийся Париж, розенкрейцеры шестнадцатого века, потом Флоренция с подвязкой в Сен-Дени. Действительно, все еще происходит во Франции.— Разобрался? Ну и прекрасно… «Бордоское вино с водою…» Видимо, здесь имеется в виду окрашенный в красный оттенок алмаз. Очень редкая и дорогая разновидность. Его у тебя, случайно, нет?— Нет, — вздохнул Люсин.— Жаль. Очень жаль. На одних аметистах дачу не построишь. Ну да ладно… «Из пепла Феникс оживет в снегах страны гиперборейской, когда на смерть — не на живот — Пальмира Севера пойдет против когорт и ал лютейских». Тут, без сомнения, действие переносится в Россию-матушку. Можно даже побиться об заклад, что оно происходило во время войны 1812 года. «Пальмира Севера пойдет против когорт и ал лютейских» — парижских, значит. Ясно?— Вполне. А что такое алы? Это вроде когорт?— Из той же оперы. Ала — нечто вроде конной полуроты. Значит, Россия… «На четках Феникса как раз седьмая есмь тигровый глаз». Это уже из области инструкции. Тигровый глаз, кстати, тоже драгоценный камень, коричневый такой, надо думать, что четки — вещь вполне реальная. «Жезл победителя мальтийский хранит содружество ключа…» «Содружество ключа», как это следует из нашего анализа, означает единство розы и креста. Теперь это содружество перекочевывает в Россию, и спрятано оно, возможно, в жезле победителя.— Почему «мальтийский»?— Очень даже потому. После победы над Наполеоном союзники сделали Александра Первого гроссмейстером Ордена мальтийских рыцарей.— Ну ты даешь, Юра!— Спрашиваешь, Володя!.. Но идем далее. Нас опять призывают к внимательности. Потом утешают, что ни эшафот, ни острог не могут прервать игру судеб. К чему бы это? Раз мы все еще находимся в России, то чисто хронологически речь может идти, скажем, о декабристах. Предположительно, конечно. Кто же такой последний наследник Феб, я решительно не знаю. Вряд ли тут имеется в виду древнегреческий Феб — Аполлон. Во всяком случае, наследник он не очень-то законный.— Почему?— «Не токи родственной крови, а волю звезд — небесных судей — в игре той строгой улови и разгадай наследство судеб…» Наследство судеб, мой дорогой, это не наследство крови. Тут уже в полном смысле игра судьбы. Судьба играет человеком, а человек играет на трубе. Согласен?— Довольно убедительно.— Тем более что потом следует: «Сатрап лакею передал цареубийственный кинжал». Какие уж тут токи родственной крови! Но постой! — Юра вскочил с дивана и кинулся к книжной полке.На самой верхотуре отыскал какой-то коричневый томик и начал его нетерпеливо листать. Люсин молча затаился в кресле, боясь спугнуть неведомую догадку, столь внезапно пришедшую. Примерно так он и представлял себе поэтическое вдохновение.Перелистав несколько раз книжку туда и обратно, Юра в сердцах захлопнул ее.— Нет, не могу найти! Всегда так, когда нужно… Помню, что где-то здесь. Терпеть не могу, когда в книге нет алфавитного списка имен!— А что ты ищешь?— Да у Пушкина! «Цареубийственный кинжал»? Хорошо помню, что это из «Евгения Онегина», но пролистал весь роман, и нет нигде.— Так ты не там ищешь. Посмотри в примечаниях. Это же десятая глава, которая была уничтожена. Остались только отрывки.— Это точно? — удивился Юра.— Конечно! Можешь не искать. Я знаю это место:
Друг Марса, Вакха и Венеры,Тут Лунин дерзко предлагалСвои решительные мерыИ вдохновенно бормотал.Читал свои поэмы Пушкин,Меланхолический Якушкин,Казалось, молча обнажалЦареубийственный кинжал…
— Покорен, отец. Покорен и подавлен! Но что я тебе говорил?— Что?— О декабристах!— А я разве спорил? — улыбнулся Люсин.— Слушай, идея! То, что Якушкин на совещании у Муравьева предлагал убить Александра Первого, хорошо известно. Но что, если этот цареубийственный кинжал не только поэтическая метафора? А? Это тоже надо будет как следует подработать.— Может, не стоит так уже широко забирать? — спросил несколько обеспокоенный Люсин. — Время, оно не ждет.— Старик, твои интересы не пострадают!— Уж пожалуйста… Продолжим?— Ага. — Юра отложил Пушкина и взял снимок. — Собственно, мы дошли уже почти до конца. Тут так и говорится: «Ты положи игре конец и отыщи жену младую, чье имя носит тот ларец, чьи звезды чистый Козерог…»— Ларец… — начал было Люсин, но Юра не дал ему договорить.— С ларцом погоди. Это особая статья. Давай закончим сперва одну линию.— Давай, — согласился Люсин. — Козерога я уже проверял. Под этим знаком находится тот, кто родился в январе. Имени же мы не знаем.— Все равно, — одобрил Юра. — Добавить ничего не имею. «В ночь тихую и ночь святую…»— На Рождество, но это уже, по-моему, чистая травля.— Очень даже может быть, — опять согласился Юра. — Рад, что наши мысли совпадают. Итак, с первой нашей линией покончено, поскольку далее идет повторение участвующих в игре мест. Подытожим?— Подытожим! Я уже набросал тут схемку. — Он пересел к Юре на диван и показал ему блокнот. — Развитие, так сказать, во времени и пространстве.Рим (? год) — Монсегюр (XIII в.) — Париж (XIII—XV вв.) — розенкрейцеры (Париж, XVI—XVII вв.) — «звезда Флоренции» и «кровавая подвязка» (Сен-Дени, XVI—XVIII вв.) — Россия (XVIII в. —1812 год), декабристы (?) — Феб (?)…— Все верно! — одобрил Юра. — Значит, моя задача подработать историю… К Риму концов не подберешь, поэтому я начну с альбигойцев, кстати, и год уточню. С розенкрейцерами дело темное, но что-то узнать будет можно. Сен-Дени — пара пустяков. Дальше — хуже, в общем, что-нибудь сделаем… Пройдемся теперь по линии инструкции?— Да. Нам нужно определить для себя следующее… — Люсин забрал блокнот. — Что такое ларец и кто его слуги? Очевидно, их семеро. Но по стиху вроде получается больше.— Знаешь что? Давай для контроля проведем параллельное исследование? Ты даешь свою версию, я — свою, а потом сравним. А?— Лады! — Они хлопнули по рукам.Юра остался на диване, а Люсин вернулся в кресло. Минут через двадцать обе схемы были готовы.
Версия Люсина
…Ларец хранит драгоценности или важные исторические документы.…Слуги ларца:1. Крест и роза.2. Кардинальский аметист.3. Звезда Флоренции .4. Кровавая подвязка.5. Алмаз красного цвета.6. Седьмая четка Феникса.7. Мальтийский жезл (он же ключ).8. Цареубийственный кинжал.
Итого: восемь.Примечание: В конце стихотворения перечисление слуг повторяется:1. Крест и роза.2. Кардинальский аметист.3. Кровавая подвязка.4. Алмаз красного цвета.5. Звезда Флоренции.6. Седьмая четка Феникса.7. Мальтийский жезл.
Итого: семь.О кинжале говорится лишь, что он хранится в ларце (гроза дворца?).
Версия Березовского
…В ларце спрятаны сокровища или указание, где их найти.…Слуги ларца:1. Роза — крест.2. Аметистовый перстень.3. Звезда Флоренции.4. Подвязка.5. Винный алмаз.6. Четка из тигрового глаза.7. Жезл (он же ключ).
Итого: семь.В повторе порядок мест несколько меняется.Но повтор только перечисляет слуг. Вначале же, напротив, нас заклинают не перепутать сгоряча порядок мест в игре их строгой.
— Это же прекрасно, голуба! — восхитился Юра, когда сравнил записи. — Мы пришли к одинаковым выводам! Расходимся только в порядке мест. Но я продолжаю настаивать на своем варианте. Он гораздо более логичен.— Да. Я понял это, когда прочел твою версию. Знаешь, Юр, в этих бумажках полностью отразились наши характеры.— Не понял!— Ну, я имею в виду ход мышления. Ты хватаешь истину сразу, интуитивно, а я, как черепаха, двигаюсь от пункта к пункту.— Я тебя умоляю! — запротестовал Юра. — Единственное, в чем прав, так это в интуиции. Имеет место. Но эта же интуиция заставляет меня упускать существеннейшие вещи! А ты, старик, страдаешь порой от излишнего формализма. Одним словом, оба хороши. Я, между прочим, только сейчас обнаружил, что загадка кардинальского аметиста решается совершенно однозначно.— Разве первое предположение неверно? — огорчился Люсин.— Верно. Очень даже верно. Просто надо было не гадать, а внимательнее прочесть стихотворение. Ведь в конце его говорится: «латинский аметист». Латинский! Католический, значит. Ведь именно так именовали в России католическую веру. Более того: определение «латинский» даже содержит намек на иезуитов. Православные священнослужители в своих проповедях против латинства в первую голову обрушивались на иезуитов. Они и добились-таки, что иезуитский орден был изгнан из пределов Российской империи.— Только иезуитов нам еще не хватало! — вздохнул Люсин. — И без того полный букет.— Не в этом же дело. Досадно просто, что я сразу не углядел этот «латинский аметист».Зазвонил телефон. Юра взял трубку.— О, Гена! Как? Ну и распрекрасненько! Ничего захватывать не надо — все есть, ну разве что… Ладно… Давай, старик!.. У нас еще много на сегодня дел? — спросил он, положив трубку.— Да нет. Вроде все уже сделали. А что?— Тут один приятель хочет завалиться с оч-чаровательнейшей блондинкой. Посидим, поболтаем… Люди они такие милые и интересные. Ты не против?— Ну что ты, совсем наоборот!— Вот и я так думаю. Поработали мы сегодня неплохо, не мешает и отдохнуть.— Как зовут этого твоего знакомого?— Гена Бурмин. Да ты его вряд ли знаешь. А блондиночку — Марусей. Она у нас очень серьезный хирург… Так ты говоришь, что кинжал в десятой главе? — Он раскрыл книгу. — Ага, вот она. Действительно сплошные точки.
Властитель слабый и лукавый,Плешивый щеголь, враг труда,Нечаянно пригретый славой,Над нами царствовал тогда.
— Здорово! — Юра погрузился в чтение.Люсин поднял с полу словарь Ларусса и лениво начал его перелистывать.— Ого! — Юра вскочил с дивана. — Ты посмотри, что я нашел! — Он протянул Люсину пушкинский томик, ногтем отметив место.
Тряслися грозно Пиренеи,Вулкан Неаполя пылал.Безрукий князь друзьям морейИз Кишинева уж мигал.Кинжал, тень Б…
— Ты думаешь? — недоверчиво улыбнулся Люсин.— А то нет! И почему бы нет? Это ведь та же самая глава! Может, Пушкин и знал что-то об этом кинжале?— Сначала нужно доказать, что кинжал был на самом деле.— Вот этим-то мы и займемся!— Только в свободное время, Юр. Умоляю! Иначе мы потонем без возврата. На дно пойдем.— Но мы же обо всем договорились. Ты ради Бога не беспокойся. Все будет тип-топ.— Только не очень увлекайся, Юр! То есть увлекайся, конечно, но не забывай про стержень. Я очень уважаю художественную литературу, но ты все же больше на историю нажми. Ладно? Александром Сергеевичем лучше потом займемся…— Все будет в полном порядке! Ты только не волнуйся. В процессе работы многое прояснится. Художественная же литература тоже может дать важные исторические свидетельства.Мелодичными колокольчиками заиграл дверной звонок.— Гости идут! — обрадовался Юра и подбежал к двери. В коридоре уже рокотал довольный бас Гены Бурмина.— Здорово, старик! Здорово… Как дела? Глава 6Ковчег Грааля Были страшные знамения. Хвостатая звезда пронеслась, и говорили, что подобна она срезанной голове. Отсюда, с гор, по ночам хорошо были видны зарева догорающих деревень. Воронье тянулось к старой Каркассонской крепости, к Тулузе, Фуа.Арденнский вепрь опустошал страну. Крестьяне кинулись в горы, да поздно. Повсюду на перевалах стояли уже Монфоровы стрелки.Только о горной тропе на замок Юссон, у самой испанской границы, еще не дознались крестоносцы. Благодарение доброму Богу, ослики, груженные золотом, прошли благополучно. Вчера гонец воротился с письмом от юссонского барона, что груз получен в целости и караван снаряжен для обратного пути. Значит, на другой день, если ничего не случится, следовало ждать подкреплений.В круглой башенной келье делалось все сумрачней. Но за мавританской решеткой оконца горел, плавился такой невероятно золотой и зеленый предвечерний свет, что епископ медлил зажечь плавающий в масле фитиль.— Сколько мы еще сможем продержаться, как вы думаете, Мирпуа? — спросил он коменданта, не отходя от окна.— О, сколько угодно! — с излишней, может быть, беспечностью отозвался комендант. — Наши горы неприступны, вы же знаете это, Наставник Совершенных. — Он выступил из пыльного сумрака как был, в одной только полотняной рубахе до пят, не остывший еще после вылазки. Расстегнутые доспехи его лунной синевой поблескивали возле холодного очага. — К сожалению, я не могу сказать того же о самом Монсегюре… Вы тогда не захотели прислушаться к моим советам…— Ты все о том же, Мирпуа? — Епископ резко обернулся, и коменданту показалось на миг, что горное сияние исходит от темного на фоне зарешеченного оконца лика его. — Теперь уже бесполезно спорить.— Да, теперь бесполезно. Но тогда, когда вы приняли крепость от Района Пиреллы и начали ее перестройку, тогда следовало одобрить мой план.— Монсегюр предназначался для иных целей.— Я знаю это, Наставник Совершенных! Мне ли не знать! И я ценю, что именно мне вы доверили высокую ответственность оборонять наш Солнечный храм. Но неужели нельзя было соблюсти минимальнейшие требования безопасности?— Какой смысл говорить об этом сейчас?— Кое-что еще можно изменить.— Что именно?— Пробить новые амбразуры.— Они нужны?— Безусловно. Все наши амбразуры, равно как и окна, арки и двери, нацелены на солнечный восход, а вовсе не на возможного противника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63