— хмуро спросила тётя Домна и вытащила из-под стола тряпку.— Я не про то, — сконфузился Сергушок, — я нечаянно, тётя Домна, не сердись. Я про Сверчка догадался, почему его так зовут.— Почему? — хором спросили ребята.— Потому, что он… совсем на сверчка не похож! — выкрикнул Сергушок при общем смехе.Так и решили, что ничего лучше не придумаешь.А Сверчок сидел около своей будки сердитый и лохматый и косился на маленького белого щенка.«Отвяжись!» — зловеще рычал он. А Пум забегал то с одной, то с другой стороны и норовил вцепиться в лохматый хвост.«Рразорву!» — рычал Сверчок и делал вид, что бросается на Пума. Но тот твёрдо знал собачьи законы: большому псу кусать щенка не полагается. Он проворно падал на спину и весело болтал в воздухе лапками:«А ну, цапни, если можешь!»Сверчок постоит над ним и с сердитым рычанием лезет в будку: там уж нахальный Пумка не смел его тревожить.Но беспокойному щенку этого было мало: он любил ребят, уважал тётю Домну и Анну Васильевну, дразнил Сверчка и Ваську, а настоящего товарища для возни на целый день у него всё-таки не было. Пете бегать с ним по двору было не под силу.И вдруг… товарищ нашёлся.— Мыши у нас завелись, Анна Васильевна, — пожаловалась как-то тётя Домна. — Это что ж такое? Сахар таскают, мешки грызут, а в мышеловку — ну вот никак не лезут.— А Васька на что? — спросила Анна Васильевна.— А сало на боках растить, другой ему заботы нет, — махнула рукой тётя Домна. — Вчера у него мышь под самым носом пробежала. Так он зажмурился, да и только.Ребята насторожились.— Анна Васильевна, — умоляющим голосом заговорила Валя. — Я тут котёнка одного видела. Беспризорный. Чёрный такой, лохматенький.— Мало у вас зверей, — замахала руками Анна Васильевна. — От одного Пумки хлопот не оберёшься.Но в голосе её не слышалось достаточной твёрдости, и девочки весело перемигнулись.Через минуту в передней под вешалкой состоялось совещание.— Он на соседний двор ходит, — торопливо шептала Валя, — в ящик мусорный. Его только подстеречь и сразу — шапкой.— Сергушок, ты первый караулить будешь. Я с тётей Домной на базар пойду, а там отпрошусь. Ей самой котёнка хочется. Тебя сменю. Так и подстережём.— Шапкой не надо, — возражал Сергушок, — ещё промахнёшься. Лучше в ящик еды всякой наложим. Он прыгнет, а мы его — крышкой.Так и решили: в ящик натащили косточек и объедков, за ящиком спрятался очередной охотник.— Придёт! — уверяла Валя. — Он голодный — страсть, только не пропустить.Наконец дождались. Повезло толстенькому неуклюжему Коле. Он даже дышать перестал, когда чёрная пушистая кошечка прыгнула на ящик и сразу — в ящик, в глубину. Шапка не понадобилась: Коля прихлопнул ящик крышкой и со всех ног кинулся домой. На помощь примчался чуть не весь детский дом. Притащили мешок, откинули крышку. Коля неожиданно проворно всунулся в ящик головой.— Держу! — крикнул он что есть силы. Через минуту вынырнул, прижимая к груди мешок, там что-то шевелилось и тоненько испуганно мяукало.— Коля, дай мне подержать, — просила Валя. — Ведь это я, я… первая её придумала, право — я!— Кошек не придумывают, а ловят, — задорно возражал Коля. — Ты думала, а я поймал. И всё!Бьющийся мешок принесли в спальню девочек и осторожно открыли. Чёрная лохматая головёнка с золотыми глазами выглянула и замерла в ужасе: такая куча ребят уж наверно задумала недоброе…Но тут бойкая Люба пробилась к мешку, проворно выхватила из него котёнка и поставила на подоконник.Котёнок был так худ, что это чувствовалось даже сквозь лохматую шубку. А на подоконнике блюдечко. И в нём тёплое молоко. И пахнет… Разве выдержишь!Через несколько минут пленник, согретый, накормленный и успокоенный, уже мурлыкал на руках сияющей Мани Арбузовой.Анна Васильевна перенесла новое несчастье с покорностью.— Пускай уж живёт, может, и вправду мышей ловить будет, — вздохнула она. А тётя Домна убеждённо добавила:— Кошка-то мышеловка будет. Уж я знаю. По всему видно.Пум волновался больше всех. Его не пускали в спальню, а теперь не пускают в кухню: тут пахнет тайной. Дело надо разведать.И хитрый, как лиса, он притаился за шкафом около кухонной двери.Случай представился скоро. Тётя Домна с грудой тарелок в руках выскочила из кухни и пронеслась по коридору, наскоро стукнув по двери каблуком, воображая, что та сама за ней закроется. Но Пум уже оказался в кухне.Так и есть: перед плитой, на половичке сидит враг Васькиной породы.Усы Пума воинственно встопорщились. Шаг вперёд, ещё. Минута — и дело кончилось бы потасовкой, но маленький пушистый чёрный комочек с белой мордочкой не шелохнулся. Может быть, он и раньше дружил с собачонкой, похожей на Пума, может быть, устал от тепла, еды и ласки, но он не шевелился и спокойно смотрел на Пума круглыми золотыми глазами.Пум осторожно приблизился. Ничего! Ещё шаг. Две белые мордочки почти коснулись друг друга… внезапно розовый язычок щенка тихонько дотронулся до розового носика котёнка. Тот вздрогнул, но не отскочил.Через минуту тётя Домна, смеясь, заглянула в столовую:— Идите-ка, только не испугайте. Ну и чудеса!Ребята чуть дыша прокрались к двери в кухню и остановились поражённые: Пум и котёнок, прижавшись друг к другу, сидели на коврике и смотрели на огонь.С этого вечера началась их крепкая дружба. Ловил ли котёнок мышей, осталось неизвестным, но тётя Домна на них почему-то жаловаться перестала. Зато Пум и Чернушка носились по дому целый день как угорелые. Они валялись и кусали друг друга, трепали вдвоём верёвочки и тряпки и спали, нежно обняв друг друга лапками.Ребят огорчало одно: около чашки с едой дружба разлаживалась.«Ррав», — рычал Пум, придерживая кость лапкой, и котёнок отходил в сторону, грустно поглядывая на бессовестного приятеля. Но когда Пум, насытившийся и пристыженный, подходил к нему, котёнок всё прощал, и возня возобновлялась.— Видно, правду говорят: собака — пёс! — укоряла щенка тётя Домна. — Еды тебе, что ли, мало, жадина?«Пффф! Жадина, жадина, — подтверждал рыжий Васька на своём языке. — И не кошачье дело с такой дрянью дружить!»Но Чернушка была другого мнения. Она притаивалась за углом и весело кидалась на мохнатую шею Пума.Вскоре на смену зиме подошла весёлая весна, и приятели стали играть на улице. Особенно радовался их дружбе хромой Петя. Много ходить ему было трудно, игры с беготнёй — не по силам. А теперь, сидя на крылечке, он подолгу наблюдал возню котёнка с собакой и забывал о своём увечье.Но однажды чуть не случилась беда.Тётя Домна присутствовала только при самой развязке.— Слышу я, — рассказывала она Анне Васильевне, — Петюнька не своим голосом кричит. Я и бегу. А он стоит, костылём машет, а другой рукой Пумку держит за шиворот. А собачища чужая знай скачет, Пумку достать хочет, а Петюнька не даёт.От Пети не скоро удалось добиться связного рассказа.— Он Чернушку хотел… — всхлипывал мальчик, — Чернушку хотел разорвать. А Пумка ка-ак кинется и его прямо за морду хвать. Чернушка — к дереву. А собака опять за ней, а Пумка опять её за морду. Чернушка на дерево вскочила. И собака тогда Пумку, Пумку моего…И он со слезами прижал к себе щенка. Пумка весь дрожал и то повизгивал, то рычал — переживал происшествие. Анна Васильевна, сама растроганная и взволнованная, осмотрела его. Из прокушенного плеча немножко сочилась кровь, но других повреждений не было.— Не плачь, — успокоила она Петю, — цел твой Пумка. А за Чернушку мы ему большую кость дадим.Пумка, герой и победитель, получил за этот день больше ласк, чем за все предыдущие.За обедом Анна Васильевна, против всяких правил, позвала Пума в столовую и сама дала ему большую кость с мясом. Герой торжественно улёгся с нею посреди комнаты, окружённый восторженным вниманием ребят.— Грызёт-то как ловко! — восхищался Сергушок, точно Пум и это сейчас делал особенно, по-геройски.Чернушка, распустив пушистый чёрный хвост, ласково подошла к нему.Шерсть на спине героя угрожающе встопорщилась. «Рррммм!» — сказал он и крепко вцепился в кость. «Мурр, мурр», — благодушествовала Чернушка и протянула мордочку к самой кости.«Рррр-ав!» — разразился Пум и, бросив кость, угрожающе повернулся к Чернушке.В один миг она взлетела на самый верх буфета, к рыжему Ваське, перепуганная не так Пумкиным рыком, как общим громким смехом.— Ой, не могу! — покатывался Сергушок. — Ой, уморил! Сам от собаки спас и сам же из-за кости… Один рыжий Васька был очень доволен. «Фшш, я ж говорил, — торжествовал он. — Я ж говорил: собака — собака и есть».Петя огорчился опять чуть не до слёз. — Гадкий ты пёс, — укорил он Пумку, — опозорил меня при всех. Ну, подожди же!На следующий день он явился в кухню с большой чашкой в руках.— Тётя Домна, — сказал он, — дай мне, пожалуйста, чего-нибудь повкуснее. Не могу терпеть, что Пумка — жадюга. Я его выучу. Только никому не скажи, ладно?— В ликбез, стало быть, определить хочешь? — смеялась Домна и щедрой рукой налила в чашку жирного супа.— Нб тебе, и с хрящиком. Ничего только у тебя не выйдет. Сказано ведь, собака — пёс!Но Петя, взяв на руки Чернушку, уже присел в углу за печкой.— Вот увидишь, — отвечал он. — Пум, поди сюда!
Прошло десять долгих дней. Работа по «ликбезу» в чуланчике за кухней осталась тайной для всех, кроме тётки Домны. И наконец настал вечер торжества.— Анна Васильевна, — сказал за ужином Петя. — Можно мне Пума при всех покормить? Один только раз. Я что-то покажу. Можно? Спасибо! Пум, Чернушка, ко мне!И рыжий Васька с обидой и злостью увидел с верхушки буфета, как два маленьких носа — розовый и чёрный — дружелюбно уткнулись в чашку с вкусной едой.Дети были в восторге.— Ну и Пумка! — кричали они. — Ну просто как человечек, всё понимает!А Васька смотрел-смотрел с буфета, отвернулся и зевнул от обиды:«Ещё кошка называется. С собакой из одной чашки есть. С голоду умру — не стану. Мяауу… Фф-пшш!»
Петя утром вышел во двор и устроился с книгой на скамейке под старой липой. Это было его любимое место: здесь можно и почитать, и полюбоваться, как Пум с Чернушкой в догонялки играют. Но сегодня у них что-то игра не ладилась. Чернушка вышла на крыльцо и разлеглась на самом солнышке. Пум перед ней и прыгал, и на передние лапки припадал — делал вид, что хочет на неё наброситься, а она вовсе на него смотреть не хочет, далее отворачивается.Наконец Пум вспылил, тявкнул сердито и дёрнул капризницу за кончик хвоста: вот же тебе!И тут… Петя даже приподнялся на скамейке — Чернушка с шипением вскочила и хлоп лапкой по Пумкиному чёрному носу. Пум себя не помнил от обиды. Он рычал и лаял уже по-настоящему и, может быть, теперь щипнул бы Чернушкин хвост и посильнее, но она снова зашипела и прыг к двери. Только её и видели.Пум долго не мог успокоиться, подбежал к Пете и с визгом ему жаловался, потом бросился к двери и зарычал в щёлку — погоди, мол, сочтёмся!Но Чернушка не отозвалась и во двор больше не вышла.Пум до того расстроился, что даже за воробьями гоняться не захотел, хоть они у самого его носа драку затеяли. Лёг около Пети, положил морду на лапы, ну просто как взрослый серьёзный пёс. Лежит и вздыхает.Скоро зазвонил звонок к воскресному обеду. Все собрались очень быстро. Кому неизвестно, каковы воскресные пироги тёти Домны! Но кроме пирогов оказалась ещё и новость. Валя, как всегда, к обеду чуть опоздала, прибежала, когда все уж за столом сидели, да как крикнет:— У Чернушки котятки! У Чернушки котятки!— Где? Где? — закричали все разом, стулья задвигались, все собрались выскочить из-за стола, но тут Анна Васильевна вмешалась:— Нет никаких котят. Что ты выдумала, Валя? Садись скорее на место, садитесь все!— Нет, правда, — торопилась Валя, — то есть да, нет котяток. Только будут. Тётя Домна в корзинку подушку положила, а Чернушка сразу поняла, что ей. Она такая умная, сама в корзинку прыгнула. У тёти Домны в комнате.Ребятам даже пирогов расхотелось, до того было интересно посмотреть на Чернушку в корзинке, но Анна Васильевна почти рассердилась (совсем сердиться она не умела),— Не будете смирно сидеть, никому на Чернушку в корзинке смотреть не позволю, — пригрозила она.Пироги ели нехотя: у всех на уме были котята. Всем было интересно, одному Пуму очень грустно. Ему ведь непонятно, почему весёлая Чернушка сразу с ним раздружилась.Прошло несколько дней. Пум уже не приставал к бывшей подружке с играми. Подойдёт к ней тихонечко, посмотрит, и большие его тёмные глаза полны недоумения, обиды.Он пробовал приносить Чернушке свои лучшие тряпочки, складывал их на крыльце перед самым её носом, подбрасывал и ловил их, но Чернушка отворачивалась с таким презрением, как будто никогда такой ерундой не интересовалась. Пум тихонько отходил, ложился и вздыхал.А вскоре стало ещё непонятнее. Он бежал по коридору и вдруг остановился, точно наткнулся на что-то: из комнаты тёти Домны послышался тихий писк.Мыши? Нет, мыши не так пищат. Минута — и Пум оказался в комнате. Ещё минута — и его мордочка просунулась под кровать, откуда пищало. Ещё минута — и он с визгом отлетел на середину комнаты: из-под кровати слышалось сердитое ворчание, а на носу его красовалась длинная царапина.— Так тебе и надо, — сказала, войдя, тётя Домна. — Ещё беды натворишь!Нет, Пум никакой беды творить не собирался. Он жалобно повизгивал и, высунув язык, старался лизнуть царапину. Он не мог, просто не мог уйти из комнаты! То, что пищало под кроватью, его неудержимо притягивало. Однако туда он уже не смел заглянуть. Наклонив мордочку, поставив ушки, он только слушал с таким интересом, что тётя Домна умилилась:— Ну и пёс непонятный. Ты что? В няньки просишься?Она и не знала, что говорит сущую правду. Но выгонять Пума не стала.Пум сидел не шевелясь. Наконец, из-под кровати выглянула Чернушкина голова. В ту же минуту Пум оказался в дальнем углу комнаты и даже отвернулся.«И ни капельки мне не интересно, что у тебя там делается».Чернушка, встрёпанная, сильно похудевшая, минуту пристально на него смотрела.«Смотри у меня!» — прошипела она угрожающе и выбежала в дверь.Пум тотчас же оказался под кроватью. Он дрожал от волнения. Три маленьких чёрных комочка слабо попискивали в корзинке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37