Он знал — в повторении прописных истин его люди давно не нуждаются. Суровые воины, испытавшие на своей шкуре знойные ветры пустыни Регистан и пронизывающий холод чеченских гор, знали цену жизни и меткого выстрела. С самого начала они не выбирали свою судьбу. Им ее назначили политики, считавшие, что «интернациональный долг» и «восстановление конституционного порядка» не война, а благородное дело, возносящее вождей на пьедестал славы и несущее счастье облагодетельствованным народам.Собровцы лучше других знали, что слова «за вами сила закона» — пустое лицемерие болтунов, облеченных властью. После первого выстрела каждый боец остается наедине с собой и с пулей, которая в него направлена. Кому не повезет, тот поймает ее собственной грудью, которую не прикроешь самым толстым томом свода законов.Все это знал и понимал Клоков, но не мог не повторять своих наставлений в десятый, в сотый раз. Боевой командир, он никогда не имел дела со сводками потерь, которые проглядывает высшее начальство. Потери — убитых и раненых — Клоков всегда видел собственными глазами: кровь, вспоротые животы, синеватые кишки, вываливающиеся наружу, оторванные руки и ноги. Для него потери были конкретными людьми, с именами и фамилиями, его друзьями, которых он ни за что не хотел терять.Бойцы слушали командира хмуро: неужели не надоело твердить всякий раз одно и то же? Даже они не понимали его.Пройти лес оказалось делом нетрудным. Он только издали казался густым и темным, а на деле здесь можно было проехать даже на джипе. Конечно, если хорошо и быстро крутить руль.Катрич занял свое место в цепи. По привычке он шел. быстро, напористо. Примерно каждые пятьдесят метров останавливался и оглядывался. Потом, наметив удобный маршрут, шагал дальше.С обеих сторон до него доносились негромкие звуки. Рядом шли остальные бойцы. То треснет под чьей-то стопой сучок, то прошелестит задетый ногами куст.Не выходя на опушку, цепь задержалась. Предстояло занять позицию, которая отвечала бы замыслу Клокова.Уже стемнело, когда на двух машинах Горчаков, Рыжов, три автоматчика и радиоспециалист подъехали к базе и остановились в сотне метров от ворот. Радист — расторопный и суетливый парень — настроил громкоговорящую установку. «Матю-гальник» — мощный переносной репродуктор — он унес в сторону от машин и установил его на специальном штативе. Наладив систему, передал микрофон Горчакову. Тот проверил время. Было двадцать три ноль две. На базе только что дали отбой. К этому сроку все участники операции должны были занять исходные позиции.— Можно говорить? — спросил Горчаков радиста. Тот блеснул армейской выучкой.— Так точно, товарищ полковник! И сразу громыхающий голос ударил в уши, пролетел над полем, эхом отразился от леса и вернулся назад.— Господа боевики! Существование вашей базы незаконно. Она стала местом, где укрываются уголовные преступники. В вашем арсенале оружие, приобретенное незаконным путем. Предлагаем вам не оказывать сопротивления. Не брать оружия. Всем выйти на плац и сдаться властям. Гарантирую всем сдавшимся снисхождение, законное рассмотрение их дел. Невиновные и обманутые будут освобождены…— Бу-у-дут жце-ны, — эхом вернулось назад. Со стороны базы хлопнул выстрел. Меткий. «Матюгальник» екнул, захрипел и умолк.Горчаков вернул микрофон радисту.— Снайпер, собака! Эти не сдадутся.— Вы до сих пор сомневались? — Рыжов не сдержал эмоций.— Нет, но приказ стрелять можно отдать, когда знаешь — иного пути нет.Лампочка, освещавшая территорию базы, внезапно погасла. От казармы прозвучала автоматная очередь. Сверкающие искры трассирующего огня прочертили пунктир высоко над группой Горчакова. Боевик не стрелял прицельно. Он лишь обозначал готовность драться.— «Восьмой», «десятый»! — Горчаков держал в руке черный пенал портативной рации «алан». — Начали. Начали!
* * * Лекарева назначили в группу обозначения огневого налета. В наступившей темноте четыре автоматчика, растянувшись как можно шире, но не теряя друг друга из виду, приблизились к колючке, опутавшей базу. Из-за ограды до слуха Лекарева донеслись какие-то неясные звуки. Он замер на месте, прислушался. Вскоре ему все стало ясно. У сарая сошлись два караульных.Они стояли метрах в трех один от другого и громко разговаривали. Что сказал первый, Лекарев не расслышал, но, должно быть, что-то особенно глупое или смешное. Второй караульный громко заржал, потом закашлялся.Лекарев узнал Рубаку — старательного и злого бойца из группы Психа. Рубака отчаяннее других орал «бей!» на занятиях и свою готовность рвать на части тех, кого прикажут, подтверждал умением стрелять. Он вбивал пули в мишени как гвозди — одним ударом и точно в то место, куда те должны были воткнуться.Со стороны ворот, пугая и будоража, заорала громкоговоря-щая установка.— Гос-по-да бое-е-вики!Лекарев слыхал, как Рубака выругался.— Ну уж нет, не возьмете!Оба караульных сорвались с мест. Рубака укрылся за сараем, выстрелил. «Матюгальник», рявкнув напоследок непонятную фразу, с разбегу заткнулся.На груди Лекарева зашипела спрятанная в кармане рация.— «Восьмой», «десятый» — начали…Лекарев поднял автомат.Поддерживая его, справа и слева прошили темноту строчками трасс еще два «калаша». Лекарев швырнул за ограду взрывпакет. Он рванул впечатляюще громко. Ухнуло справа и слева.Война началась.
* * * Нигде котелки не варят так быстро, как на войне. Уже пять минут спустя после начала стрельбы боевики поняли — уходить надо на восток, к лесу, откуда не раздалось ни одного выстрела. Будь эти люди тактически грамотными, способными думать под огнем, они бы проверили — нет ли именно там засады. Но человек, который умел думать по-военному, тот самый инструктор, который командовал Лекареву: «Чечен, пошел!», оказался в другом конце лагеря. Он решил уходить с базы на машине вместе с Саддамом. Теперь боевиками командовал Коршун — отличный боец, одинаково метко стрелявший с обеих рук и ровным счетом никакой тактик. Он собрал вокруг себя ко р е ш е и, коротко изложил им свои соображения. Никто не высказал сомнения в правильности его решения. Слишком ясно просматривалась мертвая зона. Все было слишком похоже на групповой побег из зоны.Держа автоматы на изготовку, группа рванула к лесу по поросшей бурьяном целине.Собровцам долго ждать не пришлось. Боевики двигались тесной кучей, не предпринимая попыток маневрировать. Так при столкновении конкурирующих кланов в базарной драке каждая группа плотно сбивается вокруг атамана.Собровцы позволили боевикам подойти метров на пятьдесят, когда Клоков, не повышая голоса, словно речь шла о том, чтобы в комнате кто-то зажег свет, подал команду:— Огонь.Четыре автомата выплеснули в темноту желтые слепящие языки пламени. В группе бежавших боевиков несколько человек упали сразу. Остальные, мгновенно поняв, насколько дешево купились на тишину, рассыпались и ускорили движение. Ударили новые выстрелы. Зло матерясь, боевики открыли беспорядочный, ноот того не менее опасный ответный огонь.Трудно сказать, как бы сложилась обстановка, если бы Клоков заранее не продумал тактику боя. Когда боевики выбежали на опушку, с правого фланга взвилась осветительная ракета. В ее белом сиянии стали хорошо видны черные фигуры бегущих людей. Кинжальным огнем отсекая банду от леса, с боков ударили автоматы.У «огневого мешка», в котором оказались боевики, завязки туго стянулись, и выйти из него живыми ни у кого не осталось надежды.
* * * Серебристый «мерседес» Саддам приобрел в Москве через корейца Пака, который специализировался на продаже бронированной автотехники. На вполне легальных основаниях он содержал контору, которая поставляла банкам инкассаторские сейфы на колесах самых различных марок и модификаций. Крупные дельцы приобретали у него для себя машины престижных марок, внешне ничем не отличавшиеся от базовых образцов, но на деле бронированные. Они могли защитить не только от пистолетных пуль, но и от автоматических очередей. Стекла из специальных прозрачных сплавов, кевларовые и стальные листы закрывали и пассажиров, и жизненно важные агрегаты машины. Шины всех четырех колес заполнял не сжатый воздух, а густматик — специальный пенистый пластик, эластичный, но неспособный вытекать из колес, если пули пробьют шины.Для Саддама главным было прорваться через Тавричанку к магистральному шоссе. В том, что это удастся сделать, он нисколько не сомневался. Огневой бой разгорелся на восточной окраине лагеря в непосредственной близости от леса. Дорога на Тавричанку молчала. Это давало хорошие шансы на успех. На случай, если их все же попытаются остановить, Бакрадзе и инструктор имели при себе готовые к действию гранаты.Главным было прорваться в Придонск. Уже завтра будут билеты на рейс в Баку. Сын губернатора Киса, великовозрастный поклонник амфетамина, находящийся на прикорме, сам их принесет, на колени встанет и передаст из рук в руки. Саддам посмотрел на свой кулак: «Вот они где, все эти правители области! Вот они где у меня!» В Баку, пока не улягутся волны на Дону, можно будет немного погужеваться, слетать за границу, погреть кости на пляжах Анталии.Не в пример Саддаму, инструктор боевиков, занявший на переднем сиденье место рядом с шофером, волновался изрядно. Он понимал: тишина на дороге слишком уж подозрительна. Судя по тому, как шла перестрелка у лагеря, базу обложили не плотно, но умно. Сперва обозначили присутствие на западе, боевики рванули на восток, по самому выгодному направлению для отхода, а там их встретили плотным огнем. Коли так, то руководители операции не могли не подумать о дороге на Тавричанку. Самым опасным местом на ней был въезд в лес, который узкой гривой пересекал бетонку. На опушке удобнее всего расположить засаду.Инструктор напрягся, буквально окостенел, когда «мерседес» приближался к опасному месту. Ничего поделать было нельзя и оставалось принять неизбежное таким, каким оно окажется.Приспустив стекло, инструктор, сидевший рядом с водителем, выставил вперед ствол автомата «узи». Бакрадзе, занимавший место позади Али Ахадова, проделал то же самое, выдвинув наружу дуло мощного «калаша».Темная стена леса быстро приближалась.— Пошел! — Инструктор заорал как на плацу.У разного оружия, как у разных людей, индивидуальный характер. «Калаш» солиден и покладист. Это оружие линейных солдат, готовых к долгому бою. Он стреляет как шьет — уверенно, басовито. Шестьсот патронов в минуту не шутка.Автомат «узи» — детище израильского конструктора Узиеля Гала — по характеру — террорист, безрассудный и яростный. Он бьет, захлебываясь от старания, не шьет, а выливает поток огня, мгновенно вь1жигая запас патронов. Тысяча двести выстрелов в минуту — пример небывалой прожорливости.Брызнули желтым пламенем и градом пуль два ствола. Жирные светляки прочесали опушку леса, срубая ветки кустов, с пением впиваясь в стволы деревьев.Лес огнем не ответил.Саддам никогда не служил в армии, не учился военному делу по-настоящему, но все, что могло привести к пролитию крови, он инстинктивно чувствовал и старался предугадать опасность.— Э-э! Кончайте! — Саддам положил руку на плечо инструктору. — Выскочим из леса, тогда стреляйте.Саддам уже просек невыгодность положения машины, вырывающейся из-под сени деревьев на открытую со всех сторон дорогу.Машина проскочила гриву. Темные силуэты деревьев, перечеркивавшие лобовое стекло наискосок, исчезли. Инструктор, бросив взгляд вперед и чуть вправо, заметил на гребешке увала нечто похожее на тень человека.— Пошел!И сразу «мерседес» ощетинился пульсирующими стрелами автоматного огня. Сменив рожок, инструктор приоткрыл окно и резко швырнул наружу катыш гранаты. Взрыв шпокнул как откупоренное шампанское. Несколько осколков ударили в борт машины.— Огонь! — Горчаков уже не сдерживался. Взять машину без боя возможности не оставалось. А бой — это потери.И тогда впереди, куда летел «мерседес», багровым заревом вспух огромный всполох.Али Ахадов, обладавший удивительной реакцией, успел рвануть руль влево. Он не знал, что полыхнуло на дороге, но это пламя показалось ему опасным и от него стоило свернуть.Однако уже ничто не могло помочь ни ему самому, ни шефу, которому он был по-собачьи предан. Все, что неизбежно должно произойти, понял только инструктор. Он встретил смерть, не закрывая глаз.Противотанковая кумулятивная граната попала не в лоб, как целил гранатометчик, а в правый борт машины, прямо в стойку кузова между передней и задней дверцами. Взрывная волна, образовавшаяся в момент сгорания высокоактивной взрывчатки, не опрокинула «мерседес». Она разорвала его на фрагменты, разметав обломки во все стороны. Вторая граната, пущенная вслед за первой, попала в отлетавший блок двигателя, разнесла его вдрызг, засыпав все вокруг смертельным градом осколков. Еще один удар, еще одна вспышка огня, и вдруг… тишина… Рыжов, лежавший на обочине с автоматом в руках, медленно встал. В стороне от дороги что-то догорало и чадно дымило. В ушах протяжно звенело. Война от нас не уходит сразу. Она звенит в ушах и душах людей еще долго, тревожно, нудно…
* * * На Катрича выбежали сразу три боевика. Красные вспышки огня плескались в надульниках их автоматов. Ближний боевик ломился через куст, росший на его пути. Катрич, стрелявший с колена, залег и веером полоснул слева направо. Один из боевиков запнулся, упал. Автомат его грохнулся о комель старого бука.Боевик, бежавший прямо, сменил направление, рванулся в сторону.Катрич вскочил, намереваясь послать очередь вслед убегавшему, но в это время за спиной затрещал куст.Катрич круто обернулся. И это не было поворотом любопытного человека, который решил поглядеть, что находится сзади. Раскрутив тело на пятке левой ноги, набирая литую силу инерции, Катрич молниеносно выбросил вперед приклад автомата, направив оружие в грудь человека среднего роста.Удар пришелся в ложбинку горла нападавшего, который уже завел для замаха руку с ножом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58