«Аллилуйя». Жарко горели свечи. Отец Никодим, должно быть, сладко позавтракал, и его клонило в сон. Иногда, выгадав момент, он томно зевал, прикрывая рот ладонью.— Прогулял ночку попик, — негромко сказал Сазонову приехавший с ним лейтенант Пинаев.— Циц, охальник! — шикнула на него старуха, стоявшая рядом. — Батюшке судия только Господь Бог!— Понял, бабуся, — прошептал Пинаев, — и каюсь.Отслужив заупокойную, отец Никодим подошел к Сазонову.— Как я понял, вы ко мне, господа?— Да, мы из милиции.Священник рассказал все, что знал о хищении. Ночью несколько вооруженных бандитов напали на сторожа, унесли ценности и скрылись, бросив связанного стража на пороге храма. Утром его обнаружил пришедший на службу дьякон.— Фамилия сторожа? — поинтересовался Сазонов.— Не знаю, -признался священник. — Зовут Аркадий Иванович.— Где он сейчас?— Отпущен домой. Такое потрясение…— Адрес!— Простите, не интересовался. Знаю, снимает угол.— У кого?Священник пожал плечами.— У кого-то из прихожан.Чтобы найти сторожа, Сазонову потребовалось десять минут. Первая попавшаяся ему женщина сразу сказала:— Церковный сторож? Он квартирует у Чечулиных. Грузный мужчина с круглой лысой головой стоял спиной к двери, согнувшись над чемоданом, который лежал на кровати. Сазонов стукнул согнутым пальцем о косяк открытой двери.— Можно?Мужчина порывисто обернулся и быстро захлопнул крышку чемодана. Их глаза встретились.— Фролов! — Сазонов не скрыл удивления. — Чебухло! — И тут же предупредил: — Только без глупостей!Рослый Пинаев, поняв, что генерал назвал сторожа по блатной кличке и знает его давно, сразу вошел в комнату, готовый к любой неожиданности.— Сазонов! — растерянно произнес Фролов и опустился на кровать, безвольно положил руки на колени. — Вяжи, начальник! Вот уж правда: не повезет, так на родной теще триппер поймаешь!— Кто ж тебя, такого волка, в сторожа взял, Фролов?— Мало ли дураков, господин генерал. Не все ж такие бдительные, как вы…— Что ж тогда так дешево лажанулся, Фролов?— Василий Васильевич! Видит Бог, не думал, что вы сами лично сюда явитесь. А все остальные ваши пинкертоны — дешевка. Они бы здесь воду век переливали. Я им столько хороших улик оставил — ой, ой! Они бы уже в Москву меня искать рванули. Любят ваши легавые улики…Сазонов забрал Фролова, его трофеи и, не заезжая в храм, вернулся в управление. Не перепоручая никому, сам позвонил в епархиальное управление. Вежливый баритон в лучших канцелярских традициях ответил:— Приемная архиерея Антонина.— Я хотел бы побеседовать с вашим шефом. Не те слова, не то почтение к высокому сану духовника, должно быть, сразу подсказали секретарю ответ:— Его преосвященство занят и телефонных переговоров вести не может. Обратитесь к своему духовнику.— Вы очень любезны, — язвительно заметил Сазонов. — Если архиерей не может со мной поговорить, передайте ему на словах, что звонил генерал Сазонов по поводу похищенных в храме Всех Святых ценностей.— Господин генерал, — благочестивый баритон сломался и звучал фальшиво, с дребезжанием, — я соединю вас с отцом Серафимом. Он заведует канцелярией его преосвященства.— Молодой человек. Я не проситель. Извините меня за вторжение в тихую обитель.Сазонов положил трубку. Впервые столкнувшись с церковным управлением, он понял — это такая же бюрократическая структура, как и его собственное ведомство. Но милиция не претендует на посредничество между гражданами и Богом. Ее функции в том, чтобы ограждать мирян от преступного мира, и решать эту задачу можно только при условии строгой дисциплины, централизации управления и обеспечении секретности.Ровно через полчаса Сазонову доложили, что с ним просит встречи священник Павлов Серафим Евгеньевич.— Пусть пройдет, — разрешил генерал и собрал со стола лишние бумаги.Осторожно открыв дверь кабинета, тихим крадущимся шагом вошел довольно молодой священник в рясе с серебряным наперсным крестом на груди. Не доходя до стола генерала, остановился, держась ровно, как офицер перед строем. Левая его рука легла на крест.— Проходите, садитесь, гражданин Павлов.— Отец Серафим, — ненавязчиво подсказал священник и ласково провел ладонью по бороде.«Бабник, и удачливый», — подумал Сазонов, хотя вслух сказал:— Очень приятно, но здесь, как говорят в миру, вы для меня гражданин Павлов. Верно?— Разве вы не православный?— Я атеист.— Прискорбно. — Священник сокрушенно вздохнул. — Русский человек просто обязан быть православным.— Оставим этот разговор. Русский человек в первую очередь должен научиться быть свободным. Во всем — в выборе, в делах, поступках. Вы верите, я — нет. Я не пытаюсь стыдить вас и не советую этого делать в отношении меня.— У каждого неверующего есть возможность пересмотреть свое отношение к религии. — Отец Серафим не мог отказаться от своих миссионерских устремлений. — Сейчас православие переживает возрождение. Церковь обретает новые силы…— Простите, это внутренние темы, которые целесообразно обсуждать в кругу служителей культа. Меня куда больше волнует, что рост православия ни в коей мере не сдерживает роста преступности. Вы должны видеть, что вместе с религией набирает силу уголовная стихия. Я не связываю одно с другим, потому и говорю, что первое меня не волнует, а второе мучает постоянно.— Нас, поверьте, преступность беспокоит не меньше. Мы связываем ее с падением общественной нравственности, к которому привел общество коммунизм. Разве вы можете это отрицать?Сазонов не собирался вступать в философский спор. Он не любил душещипательных бесед, зная, что они ни в коей мере не влияют на убеждения. Генерал встречал немало воров, которые носили на шее кресты и считали себя верующими, мотая отвешенный судами срок. В то же время ему встречались сотни людей, которые никогда не произносили имя Господа, но не воровали, не пьянствовали, честно трудились.Чтобы поставить точку в разговоре, который начался вопреки его желанию, Сазонов сказал:— Я не готов к богословской дискуссии, но могу твердо заявить: вы передергиваете факты либо их просто не знаете.Отец Серафим нервно затеребил бороду. Он не ожидал такого ответа. Ему казалось, что в нынешних условиях для государственного служащего поддержка церкви — показатель его лояльности властям и политике президента. Разве не демонстрирует Ельцин своей приверженности православию? В Москве один за одним возводятся некогда разрушенные храмы. Высшие государственные чины посещают богослужения. Выстаивают.всенощные.— Вы были коммунистом? — спросил священник, и в вопросе прозвучал зловещий подтекст. Таких вопросов пугаются сейчас.— Почему был? — Сазонов нисколько не стушевался. — Убеждение не кальсоны, хотя я знаю немало таких людей, что уже сняли их на виду у всех. Но давайте честно: вы убеждены, что они верят искренне, когда приходят в церковь?— Не дело священника решать, кто верит, кто нет. Церковь не судит. Она наставляет. И, если уж на то пошло, мне по душе, когда бывшие большевики осознают, что творили дело неправое и клеймят свое коммунистическое прошлое.— Не надо, Серафим Евгеньевич. Если вы о большевике Александре Николаевиче Яковлеве, для меня он не авторитет. Был в руководстве партии, а теперь дело своих же рук поливает грязью. Извечная фигура Иуды.— Да, но он вырос в коммунистическом угаре и пошел против него сознательно. Разве это не достоинство?— Я, господин Павлов, не крушил храмов и не одобряю таких методов. Но должен заметить, что люди, преследовавшие церкви, давившие клир, — это воспитанники самой религии. Другой идеологии в России до революции не было. Сталин, Микоян — слыхали о таких? — учились в духовных семинариях. Почему же вы не говорите, что измена церкви не была их достоинством?Отец Серафим не выкидывал белого флага капитуляции. Он даже себе не мог признаться в том, что спорить с милиционером оказалось непростым делом. И он сделал то, что следовало сделать в таких условиях:— Господин генерал, вы звонили в епархию, хотели побеседовать с архиереем. Владыко поручил мне провести с вами этот разговор.Сазонов улыбнулся открыто, искренне.— Самому архиерею приехать ко мне не позволило его номенклатурное положение в церковной иерархии? Я понимаю, понимаю, но это ваши трудности. Мне желательно говорить только'с архиереем.— Господин генерал, я облечен доверием его преосвященства в полной мере и получил самые широкие полномочия.— Отлично, воспользуйтесь этими полномочиями и сообщите архиерею, что я жду его сегодня. Время он может уточнить по телефону…Архиерей появился в Управлении внутренних дел точно в оговоренный час. Плотно сбитый, вальяжный, не чуждый, видно, мирской суетности в виде дорогой туалетной воды, с бородой удивительной белизны («Краски у них особые, что ли?» — подумал Сазонов с завистью. Ему нравилась серебристая седина, которой щеголяли высшие иерархи церкви). Владыко вполне мог послужить прекрасной моделью для художника, решившего рисовать Бога-Отца.За архиереем двигался тенью отец Серафим, уступавший владыке по внешним параметрам.Встречая посетителей, Сазонов встал.— Здравствуйте…— Владыко… — суфлерским шепотом подсказал из-за спины архиерея священник.— Здравствуйте, Виктор Павлович, — окончил Сазонов, — проходите, садитесь.Архиерей прошел к креслу, аккуратно поправил шелковую рясу,сел.— Я вас слушаю, господин Сазонов.— Мы можем поговорить с глазу на глаз? Надеюсь, вам не потребуется переводчик?Архиерей взглянул на отца Серафима и слегка наклонил голову. Тот понял знак, смиренно поклонился и вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.— Теперь о деле, владыко. Архиерей удивленно вскинул брови.— Отец Серафим предупредил меня, что вы категорически настроены называть священников мирскими именами. С чего же такое отступление?Сазонов улыбнулся.— При желании вы можете называть меня генералом, хотя и не обязаны. Достаточно Василия Васильевича. Оба обращения равноценны. Назвав вас Виктором Павловичем, я дал понять, что не намерен целовать руку и видеть в вас своего духовного наставника. Вы это поняли, верно? Теперь я называю вас титулом, хотя религиозных чувств не испытываю.Теперь улыбнулся архиерей.— Немного длинно, но понятно. Итак, о чем мы будем говорить с глазу на глаз?— Попрошу вас встать и пройти сюда, — Сазонов указал на стол в углу кабинета, который был покрыт куском голубой ткани.К столу они прошли вместе. Взяв покрывало за угол, Сазонов сдернул его со стола.— Боже праведный! — воскликнул архиерей радостно. — Да это же они! Евангелие и чудотворный образ! Слава тебе, Господи! — Архиерей перекрестился.— Простите за кощунство, но и милиции тоже слава, разве не так?— Естественно, естественно. Я могу все это забрать?— Да, конечно. Подпишете акт о возвращении ценностей, и я их передам вам. А пока хотел бы побеседовать с вами. Садитесь, пожалуйста.Архиерей посмотрел на генерала с некоторым недоумением, но все же послушно вернулся к креслу и устроился в нем. Сазонов сел за стол.— Теперь, Виктор Павлович, я собираюсь сделать вам представление.— Как я должен это понимать? — Архиерей насторожился.— В прямом смысле, владыко. Объявить вам выговор не в моей власти. Писать на вас телегу в патриархию — не в моем характере. Остается самая нейтральная, если хотите, чисто процедурная акция — сделать вам устное предупреждение.Щеки архиерея покраснели. Судя по всему, он с большим удовольствием встал бы и с гордым видом вышел: выслушивать нотации от представителя светской власти он не считал обязательным. Но с другой стороны, генерал сделал ему ценный подарок, от которого во многом зависел успех освящения нового храма. К тому же Сазонов заранее принял меры, чтобы этот разговор состоялся один на один, хотя и в самом деле мог послать цидулю в патриархию.— Слушаю вас, генерал.— Я обязан обратить внимание церковного руководства на то, что охрана церковных ценностей в вашем ведомстве поставлена из рук вон плохо.— У нас нет ведомства, — голос архиерея звучал сухо. — У меня под крылом епархия.— Тем хуже, что в епархии такие порядки.— Что вы имеете в виду?— В храме Всех Святых сторожем работал вор-рецидивист Фролов по кличке Чебухло. Пять судимостей. Пятнадцать лет сроку, отбытого за решеткой. Приняв его сторожем, церковь пустила козла в огород. Вам не кажется?Архиерей не нашел слов для ответа. Он только качнул головой в знак согласия. Потом достал из кармана платок и вытер красную, взмокшую от волнения шею. Такой вздрючки, причем интеллигентной и спокойной, он за последнее время не получал даже в патриархии.— И еще, владыко. Вы в курсе того, как появился у храма Всех Святых новый колокол?— На звоннице их семь. Какой вы имеете в виду?— Тот, который подарен церкви прихожанами.— Да, в курсе. Хороший колокол. Отлит на московском автозаводе. Такой дар храму со стороны прихожан — дело доброе, богоугодное.Архиерей теперь успокоился, сидел сцепив ладони на могучем животе и вращал большие пальцы рук.— Вам известно, что написано на юбке этого колокола? Легкая тень пробежала по челу архиерея. Сазонов понял — владыко видел колокол, надпись читал, но признаваться в этом ему не хочется. Приходилось лукавить.— А что?Сазонов пододвинул к себе перекидной календарь. Прочитал вслух надпись, сделанную красным карандашом:— «Храму Всех Святых в Рогозинской от придонской братвы». Так, Виктор Павлович, обозначили свой общественный статус ваши прихожане.Владыко расцепил пальцы, поправил наперсный крест.— Согласен, звучит довольно вульгарно. Но дареному коню, как говорят…Сазонов сдвинул календарь на прежнее место. Голос его звучал спокойно, словно он боялся разбудить спавшего:— Дело не в вульгарности, Виктор Павлович. Архиерей скривил губы. Когда Сазонов впервые назвал его владыкой, он думал, что все в их отношениях встало на свои места и «шериф» принял правила религиозного титулования. (Архиерею очень бы хотелось вслух назвать генерала шерифом, чтобы точнее обозначить его место в иерархии советской власти и показать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58