Потом поклонился и возвратился в свою палатку.
Несколько человек вышли помочь проигравшему: оказалось, что снять с него шлем не так-то уж и просто. Железо настолько вдавилось внутрь, что пришлось парня поднимать и нести к наковальне кузнеца. Следующее событие привлекло гораздо больше народу, чем сама схватка, на работу металлических дел мастера собралась посмотреть целая толпа. Кто-то посоветовал нагреть шлем, чтобы тот легче гнулся: все, кроме Милашки, засмеялись.
Когда шлем в конце концов сняли, показалось красное месиво, в которое превратилось лицо несчастного парня. Нос был разбит в кровь, все передние зубы вылетели. Дантистов в средние века не существовало, и парень остался калекой на всю жизнь. Милашка Ян перестал быть милашкой.
ГЛАВА 17
Как мы и договорились, я пришел за уроком к павильону пана Болеслава — круглой большой палатке, достаточно высокой, чтобы в ней поместился рыцарь верхом на коне. Ее использовали на турнирах, где высшим пилотажем считалось не показываться публике, пока тебя не вызовут сражаться.
— Вы меня простите, если я не стану подниматься? — сказал профессионал. — Болят они, эти мои старые раны. Вот, к примеру, одна из них, в колене, частенько напоминает о себе… Я так понимаю, вы тот самый парень, что говорил с моим оруженосцем. По вашему росту я бы также заметил, что вы — пан Конрад Старгардский, о котором все говорят.
— Угадали, — признал я. — Вы порядком потрепали Милашку. Мне казалось, вы не собирались увечить его, пан Болеслав.
— А, вы уже слышали? Ну, прежде чем думать обо мне плохое, просто вспомните, что я занимаюсь дракой за деньги, цены у меня высокие, а вдова не могла себе позволить заплатить слишком много. Ее деньги даже не восполнили накладные расходы. Но сейчас мертвый сезон, а ее дело — правое, накладные расходы все равно остались бы непокрытыми, поэтому я взялся за работу. Можете ли вы винить меня за то, что с претендента я взял в три раза больше, чем с вдовы, и не за то, чтобы проиграть схватку — на такое я бы не согласился ни за какие деньги, — а просто чтобы не слишком поранить его?
— Но вы оставили его калекой на всю жизнь!
— Точно. Моя нанимательница ненавидит своего кузена, она хотела именно такого исхода. Профессионалу часто приходится играть очень тонко, чтобы удовлетворить обе стороны. Насколько я понимаю, моя нанимательница довольна, да и претендент не имеет официально никаких жалоб. В конце концов, он мог бы остаться лежать на земле после того удара в голову, бой объявили бы завершенным, и парень не получил бы серьезных увечий.
— Тогда с чего он поднялся и продолжил сражение? Наверняка ведь знал, что не имеет шансов на победу.
— Он поднялся, потому что слишком разозлился, чтобы трезво рассуждать. Вы видели, что я с ним сделал. Флорентийский удар — для нейтрализации копья, а «геркулесова дубинка» свалила парня с коня. Я бы не осмелился испытывать эти удары на профессионале, а ему всего лишь показал, что он на самом деле — шут гороховый, а не рыцарь. И все же я всегда могу доказать, что провел атаку таким образом, чтобы не сильно повредить противнику. Что до последующего ранения, это всего лишь один-единственный удар, и кто мог предположить, что его шлем не выдержит?
— Итак, вы удовлетворили требованиям обеих сторон, и сами остались в выигрыше?
— Конечно, пан Конрад. Мое ремесло не такое простое, каким кажется с первого взгляда. Ведь этот сукин сын пытался выбросить на улицу вдову с ребенком. Он заслуживает худшего. Но вы, по-моему, пришли не за разговорами. Вас беспокоит встреча с паном Адольфом в следующее Рождество?
— С кем? Когда?.. — удивился я.
— Вам еще не сказали? Наверное, этого и следовало ожидать. Заинтересованная сторона всегда узнает все последней. В наших кругах о предстоящей схватке уже несколько недель говорят, так что я могу вам все рассказать. Просто сделайте удивленное лицо, когда услышите новости официально, герольдам нравится думать, что они занимаются важным делом. Короче, за три дня до Рождества вы встретитесь на поле Окойтца с представителем крестоносцев, паном Адольфом, в сражении не на живот, а на смерть, то есть без пощады. Он собирается вас убить, так что вам лучше продать все свое имущество и бежать, куда глаза глядят. Вот мой совет, и он достоин тех двенадцати гривен, что вы собираетесь заплатить мне.
— Если я убегу, почти полторы сотни детей попадут в рабство. Я не могу такого допустить.
— Несчастных ублюдков продадут в Константинополе вне зависимости от того, станете ли вы живым трусом или мертвым героем. Вы не похожи на мечтательного идиота, что учит наизусть «Песню Роланда» и потом докучает гостям своим пением на пирах. Вы — разумный взрослый человек. Так поступите же разумно и бегите.
— Пан Болеслав, я уже сказал, что не могу. Но послушайте. Если этот рыцарь пан Адольф так хорош, почему я не могу нанять профессионала сам? Я не бедная вдова. И могу позволить себе выбрать лучшего!
— Нет, не можете. Потому что лучший будет сражаться против вас. Все остальные и в подметки не годятся пану Адольфу, мы прекрасно знаем это. Мы занимаемся жестоким делом. Дурак в нем долго не продержится, так же, как и самоубийца. Во всем христианском мире не найдется столько денег, чтобы нанять меня или кого-то другого на бой против него до смерти. Зачем мне деньги в аду? Потому что именно туда и приводят самоубийства, а сражение с паном Адольфом прямой способ наложить на себя руки! Поэтому скажу вам прямо — спасайтесь бегством!
— Ладно. Спасибо за совет. Но я пришел сюда не за ним. Я пришел за уроком.
— Как хотите, пан Конрад. Но вы только зря потеряете время.
Он захватил пару деревянных учебных мечей, и мы вышли наружу. И он, и я уже облачились в броню, а большего снаряжения для тренировок и не требовалось.
— Думаю, сражение без коней вас удовлетворит, пан Конрад. Потому что мое копье сломалось и будет готово только через несколько часов.
Я согласился. Мы потренировались немного, и я ясно осознал, что он сдерживает свои удары, как в сражении с любителем, одновременно постоянно указывая различные недостатки моего стиля. Но, несмотря на бой в неполную силу, я все равно получал немало синяков, а он, по-моему, даже не запыхался.
— Мечом вы владеете неплохо, хотя и немного медленно двигаетесь, — сообщил он.
— Я привык к легкому мечу.
— Ну и глупо. Но вот со щитом у вас серьезные проблемы. Щит даже важнее меча: вы можете допустить ошибку при работе с мечом и при этом остаться в живых. Такого обычно не случается при неверном обращении со щитом. Мы поработаем над этим немного.
Я приобрел еще пару дюжин синяков, а он продолжал ругаться на мою медлительность. Я начал предугадывать его удары, но профессионала и это не удовлетворило.
— Нет, идиот! Вы прикрываете глаза слишком рано! Вы даже не представляете, что я могу сделать!
— И что же вы можете еще сделать? — проорал я в ответ.
— Вот это!..
Я очнулся через несколько часов, все еще распластанный на земле. Шлем с меня сняли, а под голову подложили подушку. Поверх измученного тела лежала конская попона. Я застонал.
Один из оруженосцев пана Болеслава поднялся со стула, на котором ожидал моего пробуждения.
— Пан Болеслав велел передать, что до сих пор считает самым разумным выходом из вашего положения побег. Но если вам необходимо драться, то единственной надеждой на победу будет копье, потому что с мечом и щитом у вас нет ни малейшего шанса. Он также велел напомнить, что вы должны ему двенадцать гривен.
Я поднялся, заплатил мальчишке и вечером отправился обратно в Три Стены.
Прибыл герольд от князя Хенрика и сообщил, что «Состоится Божий Суд Между Мной и Крестоносцем. Мне Предстоит Явиться во Всеоружии на Поле Чести в Окойтц в Полдень, за Три Дня до Рождества. С Собой Следует Взять Имущество, Незаконно Присвоенное в Бою, Не Исключая Рабов».
Он на самом деле каждое слово произносил с большой буквы. И не смог избавиться от привычки, даже выполнив свои обязанности, за последовавшим ужином. На девушек он не произвел особого впечатления. Мы отдали ему одну из свободных хижин на ночь, но я совершенно уверен, что спал герольд один.
И все же князь устроил мне значительно большую отсрочку от испытания, чем я предполагал.
Я старался выкраивать по меньшей мере час в день для общения с Анной, хотя часто даже столько не мог себе позволить. Как здорово иметь возможность поговорить с представителем другого вида!
Она довольно расплывчато отзывалась о своих предках. Анна совершенно точно была представительницей седьмого поколения животных, но при этом всегда говорила о предках от первого лица, будто первой стала продуктом биоинженерии. Однако при упоминании кого-то, кроме своих прямых родственников, она запросто употребляла второе и третье лицо. Более того, всех их лошадь обозначала существительными женского рода и никогда мужского. Я так и не понял почему.
В большинстве случаев ее мышление отличалось простотой, некоторой приземленностью. Она не интересовалась философией и не понимала, зачем вообще нужна подобная наука. Математика, кроме арифметики, теология, кроме простейших моральных постулатов, научные теории и вообще все, что хоть слегка было оторвано от жизни, проходило мимо нее.
И все же Анну ни в коем случае нельзя назвать тупицей. Если появлялась практическая задача, она всегда находила практическое решение. Показателен такой случай.
«Ты ни можеш папасть капьем в дыру», — по буквам показала лошадка. Ее правописание оставляло желать лучшего, как она и предупреждала. Более того, оно так и не улучшилось.
— Я не могу попасть копьем в дыру, ты права, — согласился я. — Главная проблема действительно в этом.
«Я магу».
— Ты можешь попасть в чучело? Анна, у тебя нет рук. Чем ты собираешься держать копье?
«Крюк на сидло, крюк на узду, узду — на миня. Копье в 2 крюк. Я пападу в дыру».
— Думаешь, получится? Давай попробуем, девочка! Я сейчас же прикажу сделать крючки. Думаю, к утру все будет готово. Спокойной ночи, Анна, и спасибо за отличную идею…
Мы явились на тренировочное поле за полчаса до пана Владимира. И сколько бы ни пробовали действовать по плану Анны, раз за разом получали отличные результаты. Она владела копьем так же искусно, как пан Владимир.
Более того, пока лошадь направляла копье, моя правая рука оставалась свободной, и я мог за щитом держать меч наготове. Если Анна не достанет ублюдка копьем, то я через полсекунды завершу дело мечом!
Мы практиковали двойной удар, я бил чучело по голове плоской стороной меча — после того как Анна попадала в отверстие копьем, — когда подъехал пан Владимир. Он смотрел на нас в немом изумлении.
— Пан Конрад, я едва могу поверить, что вы начинаете, наконец, делать успехи с копьем. А идея с мечом просто… просто сказочно хороша! Но как?..
Я объяснил ему план Анны. Пан Владимир воспринял умение лошади писать, как нечто само собой разумеющееся. Любое животное, которое в состоянии передвигаться с той же скоростью, что и Анна, явно волшебного происхождения, так что ожидать от него можно чего угодно. Более того, Анастасия учила его писать. И правописание пана Владимира не намного отличалось от Анниного, так что они отлично понимали друг друга.
Пан Владимир поскреб подбородок.
— Не думаю, что это незаконно, но распространяться о вашей тактике направо и налево все же не будем.
— Хорошо. Вот и мое секретное оружие!
— Ну, во всяком случае, вы хоть как-то совершенствуетесь, так что давайте теперь поработаем над слабыми местами в вашей технике…
Недели пролетали одна за другой…
Стоял дождливый осенний день, и плотники собирали дом у внешних ворот.
Мы натянули две толстые веревки между вершинами утесов с обеих сторон входа в долину. На двух колесах, закрепленных на шпагатах; висел деревянный каркас, а система воротов и блоков позволяла восьми работникам использовать каркас в качестве подъемного крана. Получалось что-то вроде «небесного крюка», охватывавшего всю территорию, с ним работа шла очень быстро. После долгих месяцев подготовки, когда людям не раз казалось, что дело зашло в тупик, внезапно мы за один день построили четверть своего будущего дома. Радостное настроение охватило всех вокруг.
Граф Ламберт в сопровождении дюжины рыцарей появился поздним вечером.
— Граф Ламберт! Добро пожаловать, мой господин! — прокричал я, стоя на вершине здания в семь этажей. Потом просигналил рабочим, которые управляли краном, и они быстро спустили меня на землю.
— Черт возьми, это выглядит забавно! Можно и мне попробовать?
— Если хотите, мой господин, я прикажу поднять нас двоих наверх.
Шесть человек в беличьем колесе, расположенном высоко, на самом верху, тотчас подняли нас на крышу. Оттуда были видны все будущие постройки, и я показал, где появятся со временем церковь, корчма и баня.
— Вы быстро продвигаетесь вперед, пан Конрад. Через пару лет здесь появится прекрасный город.
— Через пару лет, мой господин? Все эти здания мы закончим через три недели.
— Невозможно! Даже ты просто не сумеешь успеть так много за такой короткий срок!..
— Спорим, мой господин? К примеру, на двадцать мулов, нагруженных вашим полотном, — против сорока мулов моих кирпичей и известкового раствора?
Я больше никогда не спорил с Ламбертом на деньги: услуги и товары почему-то казались ему более приемлемым средством оплаты.
— Решено! Значит, ты делаешь кирпичи?
— Да. Мы нашли глину в старой шахте. И построим печи для обжига сразу же, как только закончим с жилищами. Мы еще нашли жилу железной руды, и к весне я надеюсь начать производство железа.
— Мой мальчик, к весне тебя уже не будет в живых. Ты умрешь под Рождество. Ты что, забыл о божьем суде?
— Нет, мой господин, но я собираюсь победить.
— Твоя уверенность трогательна. А для чего вон тот огромный круглый каменный колодец?
— Это наше ледохранилище. В будущем появится три помещения, одно в другом. На круглую каменную стену, которую вы видите, мы положим настил и используем его как танцпол. Там будет крыша, но стен мы строить не станем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34