По ссылке магазин Водолей
Гигантский нетопырь рухнул вниз и покатился бесформенным комом по асфальту, а Повелительница Молний повалилась на землю, скорчившись в судорогах и издавая пронзительные, как крик раздавленной мыши, вопли. Ее тело покрылось сплошной паутиной из золотистых искорок, которые перетекали с места на место, стремительно скользя по туловищу и в доли секунды превращая его в сочащийся сукровицей кусок гниющего мяса — биопулемет Шелеста был заряжен миллионами инфузорий-ксенофагов, способных моментально разлагать любую органику, кроме тела своего хозяина.
Росомаха, человек-оборотень, прыгнул на Шелеста, выпустив из верхней челюсти изогнутые кинжалы клыков, и они вдвоем покатились по земле, соединившись на мгновение в один комок отчаянной ненависти и пылающего, как ацетиленовый факел, желания уничтожить противника. Но Шелест вскочил на ноги, будто и не падал, запахнув небрежным движением изорванные в клочья полы шинели. Оборотень попытался подняться на руках — ноги отказались ему повиноваться — и завалился на бок; позвоночник у него был перебит в двух местах, живот спазматически подергивался, а из разверзнутой пасти хлестала темная, чернеющая на обросших шерстью губах кровь. Шелест поднял оружие, и волкодлак захлебнулся собственным криком, раздирая в агонии свое тело чудовищными когтями, уже побуревшими от крови убитых спецназовцев.
Оставался боевой робот, и Мирослав понял, что надлежит выступить ему. Он поднял перед собой руку ладонью вперед и побежал навстречу звездообразной вспышке и застрявшему на высоких частотах пулеметному стрекоту. Образовавшийся в ионизированном воздухе под действием вживленного в ладонь излучателя плазменный контур превращал в пар летящие навстречу осиной стаей пули. Не предвидя своего поражения, Робокоп продолжал стрелять, пока Мирослав не подбежал вплотную и не выплеснул на противника скопившийся в зобу самовоспламеняющийся состав, выработанный драконьими железами, проросшими в горле. Доспехи робота, облитые жидким пламенем, стали таять, как проеденная молью ветошь, рассыпаясь на глазах металлическим пеплом, лишь голова, охваченная струями взвившегося вверх огня, сохраняла неподвижность восковой маски, даже начав чернеть и обугливаться.
Пройдя мимо поверженных мутантов, Стих и Шелест скользнули в занавешенный дымом вестибюль телецентра, стремясь поскорее уйти от ошеломленных спецназовцев, которые могли начать стрелять им в спину. Миновав не оказавшую на них никакого эффекта газовую завесу, коммандос сменили тактику — Мирослав вышел вперед, а Шелест, как более опытный, прикрывал его сзади — так они действовали в виртуальной среде боевого симулятора, на котором час назад прогоняли свою операцию. Теперь им даже не требовалось говорить — их мысли текли в одном русле и были синхронизированы с точностью до движения руки или головы. Тем удивительнее было для Мирослава услышать человеческий голос там, где он ожидал лишь вопли монстров.
— Зачем вы пришли? Это не ваша битва, — сказали стены огромного пустого вестибюля, в котором невнятно серел потолок с пустыми глазницами круглых ламп и крался над полом туман парализующего газа.
В темноте, рассеянной лишь светом прожекторов, стоявших на площади, вестибюль казался пустым, как выеденное яйцо. Но голос, глухой, отраженный от стен, шел из каждого угла, заставляя осторожно переступать ногами, прислушиваясь к звукам собственных шагов.
— Это Меченов, — одними губами сказал Шелест, пытаясь предостеречь Мирослава. — Он хочет отвлечь нас. Не обращай внимания.
— Зачем? Разве вы не понимаете, что мы боремся за одно дело? Вам могут не нравиться мои методы, но я хочу того же, чего и вы, — падения Иллюзиона. И я могу этого добиться не через десять или двадцать лет, а прямо сейчас. Просто не мешайте мне, — продолжал увещевать голос, принимая то угрожающие, то просительные интонации.
Неожиданно потолок начал падать, и Мирослав в доли секунды распознал, что это сеть, сплетенная из серых веревок, опускается на них с Шелестом. Они побежали, но сеть накрывала всю площадь вестибюля, убежать из-под нее было невозможно, и оставалось только стрелять, жечь, резать, прижавшись спина к спине, эту паутину, которая свивалась вокруг обугленными жгутами, тщась оплести, задушить, спеленать. Они чувствовали физическую опасность, исходившую от извивающихся серых нитей, — те выделяли яд, способный уничтожать органику, как это делали крошечные живые пули из биопулемета Шелеста. В какой-то момент разорванная в клочья, местами прожженная паутина свилась в большой тугой шар, из которого оформилось существо, отдаленно напоминавшее человека.
Человек-паук заскользил вокруг бойцов, с легкостью перебрасывая свое мешкообразное тело на мохнатых суставчатых лапах между полом и потолком; его хищная пасть плевалась струями клейкой слюны, которые оставляли длинные выжженные следы на полу вестибюля. Шелест и Мирослав бросились в разные стороны, лавируя, ныряя и уворачиваясь от выстреливающих в их сторону нитей, почти незаметных в обычном видеодиапазоне, но ядовито светящихся в спектре ультраволнового излучения; встроенное оружие генкоммандос отвечало вспышками выстрелов, осыпая стены и потолок дождем мерцающих золотых пылинок.
Монстр — привратник Меченова — не смог сопротивляться двоим воинам, действовавшим как единое целое. Загнав паука в угол, Мирослав (в предплечье у него был встроен тот же живой пулемет, что и у Шелеста) пару раз быстро сжал кулак, стимулируя деление инфузорий в протобульоне внутри мышечного мешка, вытянул руку в сторону противника и почувствовал, как открывается отверстие в ладони и как спазм сжимает руку, заставляя ее одеревенеть на то мгновение, пока мышцы выдавливают наружу порцию одноклеточных людоедов.
Миг — и комок светящихся амеб с негромким чмоканьем выскакивает из руки и попадает точно в паука, тут же рассыпавшись по его телу и охватив жертву словно ячеистой сетью, непрерывно перетекающей с места на место — с одного участка плоти на другой, чтобы пожрать его, превратив в лужу межклеточной жидкости.
Паук кричал в ультразвуковом диапазоне, так что все обычные люди в радиусе полукилометра оказались в полуобморочном состоянии. Тело монстра развалилось на отдельные червеобразные комки, которые попытались расползтись в разные стороны, но ксенофаги сделали свое дело раньше — паук превратился в бесформенную груду почерневшей слизи. Мирослав приблизился и посмотрел вблизи на одну из инфузорий, попавшую на неорганическую поверхность, — она извивалась, напоминая крохотную личинку, обрамленную ресничками; ее приятный золотистый цвет и внешняя безобидность создавали обманчивое впечатление живой игрушки. Мирослав вздрогнул и ощутил приступ тошноты — его собственная рука показалась ему чужой и опасной, заслуживающей отторжения.
— Идем, дело еще не сделано, — спокойно сказал Шелест. — Меченов будет разговаривать с нами через своих монстров, с которыми он скорее всего поддерживает телепатическую связь. Мы должны его остановить, иначе люди в ужасе отшатнутся от каких бы то ни было способов использования генных технологий. Благодаря Меченову путь к спасению человечества будет навсегда утрачен. Этого нельзя допустить. Идем.
— Остановить — значит уничтожить? — спросил Мирослав.
— Скорее всего, — кивнул Шелест и, уловив колебания Стихеева, добавил: — Не стоит бросать дело на полпути, иначе зачем вообще было ввязываться?
— Ты знаешь, пожалуй, я действительно зря пошел с тобой, — сказал тихо Мирослав. — Этот кошмар... я не готов к нему. Монстры, которые были людьми, люди, которые, как мы, скорее являются монстрами... Это страшно. И хочется просто уйти и спрятаться. Я не готов к тому, чтобы смотреть в лицо таким вещам.
— Слушай, я тебя ни разу ни о чем не просил, — сказал Шелест. — Но сейчас я прошу: помоги мне. Помоги добраться до Меченова, а потом делай, что хочешь. Один я могу не пройти, а в этом деле не может быть осечки — мы обязаны победить ради всех людей на Земле. Помоги мне.
— А может быть, тебе просто нужна мотивация? — усмехнулся Мирослав. — Если рядом не будет нормального человека, то ты с твоей извращенной психикой не захочешь пальцем о палец ударить. Ладно, идем. Будь что будет, но мы пройдем этот путь до конца.
— Все-таки чему-то ты научился, — улыбнулся Шелест.
И они пошли по бесконечной лестнице, через этажи, наводненные монстрами, от человекоподобных гибридов, находивших аналоги в мифологии, до тошнотворных созданий из фильмов ужасов. Фантазии уличных братков и солдат удачи, нанятых Меченовым, хватало лишь на копирование наиболее эффектных образцов хоррора. При этом они зачастую пытались использовать огнестрельное оружие, а на чудовищные торсы, украшенные щупальцами и отростками, натягивали бронежилеты.
Мирослав и Шелест прорывались вверх по лестнице, распыляя всю органику на своем пути, сжигая и кромсая то, что еще сопротивлялось и ползало. В одной из комнат их встретил русский богатырь с мечом и палицей, на плече которого росли две змеиные головы. Их шеи были похожи на черные шланги; одна голова излучала ионный пучок, прожигавший насквозь даже внешнюю стену башни, вторая глушила направленным низкочастотным импульсом, от которого внутренние органы Мирослава едва не разорвались; у него создалось впечатление, будто он побывал под гидравлическим прессом.
В другой комнате оказалась Царевна-лягушка, которая отрыгнула свой желудок, превратившийся в гигантский пузырь; он прыгал по комнате с утробным хлюпаньем, расплескивая ядовитый желудочный сок. Вариации на тему изрыгающих кислоту инопланетных тварей и древнегреческих химер встречались на каждом шагу, и все это Шелест и Мирослав уничтожали — быстро, методично и безжалостно. В живой комнате, внутренность которой мимикрировала под обычный интерьер, они едва не попались, когда со всех сторон из стен, пола и потолка потянулись щупальца со смертельно ядовитыми стрекальными железами на концах. Бойцов спасла только молниеносная реакция Шелеста, который швырнул себе под ноги биогранату.
Это оружие представляло собой мускульный мешок с железами интенсивной секреции, подавлявшими любой запах, а также частично маскирующими инфракрасное излучение. На какое-то мгновение Шелест и Мирослав перестали существовать для лишенной обычного зрения живой комнаты; а секунду спустя их аннигиляторы уже разрывали внутренность медузообразного существа, разлетающегося бесцветными, как подтаявший студень, брызгами. Счет уничтоженных мутантов пошел на вторую сотню.
Людей-невидимок они определяли просто — система трехвидения была настроена на поиск аномалий, и как только обнаруживался объект, который не был заметен в одном из диапазонов зрения, тут же срабатывала обратная связь, вызывавшая появление светового контура на сетчатке. В минуты кратких передышек Шелест рассказывал армейские анекдоты, цинично разбрасывая носком ботинка ошметки плоти, или же вкалывал себе и Мирославу энергетические инъекции.
Ночь длинных хромосом подходила к концу; за окнами башни серело небо, местами раскрашенное отблесками пожаров. Каким будет город в новом дне, трудно было сказать. Но его наверняка ждали перемены.
\Cruciatus
• OF 10 05 0 Е 0D 09 0 Е 04 06 0F 12 01 04 09 06 06 05 12 05 0 Е 14 16 09 05 17
• 01 0Е 04 0Е 0 F 14 08 09 0Е 07 05 ОС 13 05 0 D 01 14 14 05 12 13 00 00 00 00
Бесконечная лестница вывела на новый ярус. Здесь было почти пусто, и только один силуэт стоял посреди комнаты, хорошо заметный во всех сенсорных областях. Стремительно и текуче Мирослав с Шелестом заскользили по комнате, охватывая фигуру с двух сторон. Но человек — а это был обычный человек — даже и не думал сопротивляться. Он только откинул волосы с лица и посмотрел в глаза вошедшим, сначала Шелесту, затем Мирославу.
— Виктория? — спросил Стихеев. — Вика...
Он был растерян настолько, что даже утратил свою готовность к борьбе, заряжавшую его кровь на протяжении последних часов. Где-то на грани сознания взвыли аварийные триггеры нервной системы — нельзя расслабляться, это слишком похоже на ловушку! Краем глаза он увидел, как Шелест обшаривает цепким взглядом углы комнаты, выискивая засаду.
— Вот мы и встретились, — сказала Виктория своим бархатным голосом, и Мирослав понял, что узнает этот голос, и эти тонкие губы, и изгиб бровей, точеную фигуру и гриву волос цвета воронова крыла — узнает, как будто их последняя встреча в виртуале была только вчера. Усилием воли он вызвал в памяти бледное, помертвевшее лицо с закрытыми глазами в темных пятнах впадин, какой он видел ее в больничном боксе, но это воспоминание поблекло перед тем, что он видел теперь.
— Вот мы и встретились. Ты помнишь меня еще, Тихон? — спросила Виктория чуть насмешливо. — Помнишь, как мы проводили время вместе, пока нас не разделил твой закоснелый консерватизм?
Мирослав перевел взгляд на Шелеста. Тот стоял неподвижно, глядя застывшим взглядом в глаза Виктории. Лицо его постепенно менялось — по мере того, как Вика вспоминала какие-то эпизоды их совместной жизни — менялось, плыло, словно тающая свеча, глаза исходили слезами, и все это без единого звука. Мирослав долго не верил в реальность происходящего, ведь он привык видеть Шелеста эмоционально неуязвимым, пока не заметил, как наливается неестественной бледностью лицо Тихона, как краснеют глаза и бескровные руки с сеткой багрово-синих вен тянутся к собственному горлу.
«Она же убивает его! — вспыхнуло в голове у Мирослава. — Убивает словами! Это какое-то телепатическое оружие!» Он подскочил к Вике, неловко занес руку, потом еще раз взглянул на Шелеста — и ударил. Наотмашь.
Сидя на полу, Виктория откинула волосы и взглянула на Славу с обидой, стоявшей омутами горечи в темных глазах. На подбородке у нее расплывался синяк, и опухла губа, придав такое жалкое и беспомощное выражение красивому лицу.
— Как ты мог! — сказала она с надрывом. — Ты, хороший парень, ударить женщину! И из-за кого!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Росомаха, человек-оборотень, прыгнул на Шелеста, выпустив из верхней челюсти изогнутые кинжалы клыков, и они вдвоем покатились по земле, соединившись на мгновение в один комок отчаянной ненависти и пылающего, как ацетиленовый факел, желания уничтожить противника. Но Шелест вскочил на ноги, будто и не падал, запахнув небрежным движением изорванные в клочья полы шинели. Оборотень попытался подняться на руках — ноги отказались ему повиноваться — и завалился на бок; позвоночник у него был перебит в двух местах, живот спазматически подергивался, а из разверзнутой пасти хлестала темная, чернеющая на обросших шерстью губах кровь. Шелест поднял оружие, и волкодлак захлебнулся собственным криком, раздирая в агонии свое тело чудовищными когтями, уже побуревшими от крови убитых спецназовцев.
Оставался боевой робот, и Мирослав понял, что надлежит выступить ему. Он поднял перед собой руку ладонью вперед и побежал навстречу звездообразной вспышке и застрявшему на высоких частотах пулеметному стрекоту. Образовавшийся в ионизированном воздухе под действием вживленного в ладонь излучателя плазменный контур превращал в пар летящие навстречу осиной стаей пули. Не предвидя своего поражения, Робокоп продолжал стрелять, пока Мирослав не подбежал вплотную и не выплеснул на противника скопившийся в зобу самовоспламеняющийся состав, выработанный драконьими железами, проросшими в горле. Доспехи робота, облитые жидким пламенем, стали таять, как проеденная молью ветошь, рассыпаясь на глазах металлическим пеплом, лишь голова, охваченная струями взвившегося вверх огня, сохраняла неподвижность восковой маски, даже начав чернеть и обугливаться.
Пройдя мимо поверженных мутантов, Стих и Шелест скользнули в занавешенный дымом вестибюль телецентра, стремясь поскорее уйти от ошеломленных спецназовцев, которые могли начать стрелять им в спину. Миновав не оказавшую на них никакого эффекта газовую завесу, коммандос сменили тактику — Мирослав вышел вперед, а Шелест, как более опытный, прикрывал его сзади — так они действовали в виртуальной среде боевого симулятора, на котором час назад прогоняли свою операцию. Теперь им даже не требовалось говорить — их мысли текли в одном русле и были синхронизированы с точностью до движения руки или головы. Тем удивительнее было для Мирослава услышать человеческий голос там, где он ожидал лишь вопли монстров.
— Зачем вы пришли? Это не ваша битва, — сказали стены огромного пустого вестибюля, в котором невнятно серел потолок с пустыми глазницами круглых ламп и крался над полом туман парализующего газа.
В темноте, рассеянной лишь светом прожекторов, стоявших на площади, вестибюль казался пустым, как выеденное яйцо. Но голос, глухой, отраженный от стен, шел из каждого угла, заставляя осторожно переступать ногами, прислушиваясь к звукам собственных шагов.
— Это Меченов, — одними губами сказал Шелест, пытаясь предостеречь Мирослава. — Он хочет отвлечь нас. Не обращай внимания.
— Зачем? Разве вы не понимаете, что мы боремся за одно дело? Вам могут не нравиться мои методы, но я хочу того же, чего и вы, — падения Иллюзиона. И я могу этого добиться не через десять или двадцать лет, а прямо сейчас. Просто не мешайте мне, — продолжал увещевать голос, принимая то угрожающие, то просительные интонации.
Неожиданно потолок начал падать, и Мирослав в доли секунды распознал, что это сеть, сплетенная из серых веревок, опускается на них с Шелестом. Они побежали, но сеть накрывала всю площадь вестибюля, убежать из-под нее было невозможно, и оставалось только стрелять, жечь, резать, прижавшись спина к спине, эту паутину, которая свивалась вокруг обугленными жгутами, тщась оплести, задушить, спеленать. Они чувствовали физическую опасность, исходившую от извивающихся серых нитей, — те выделяли яд, способный уничтожать органику, как это делали крошечные живые пули из биопулемета Шелеста. В какой-то момент разорванная в клочья, местами прожженная паутина свилась в большой тугой шар, из которого оформилось существо, отдаленно напоминавшее человека.
Человек-паук заскользил вокруг бойцов, с легкостью перебрасывая свое мешкообразное тело на мохнатых суставчатых лапах между полом и потолком; его хищная пасть плевалась струями клейкой слюны, которые оставляли длинные выжженные следы на полу вестибюля. Шелест и Мирослав бросились в разные стороны, лавируя, ныряя и уворачиваясь от выстреливающих в их сторону нитей, почти незаметных в обычном видеодиапазоне, но ядовито светящихся в спектре ультраволнового излучения; встроенное оружие генкоммандос отвечало вспышками выстрелов, осыпая стены и потолок дождем мерцающих золотых пылинок.
Монстр — привратник Меченова — не смог сопротивляться двоим воинам, действовавшим как единое целое. Загнав паука в угол, Мирослав (в предплечье у него был встроен тот же живой пулемет, что и у Шелеста) пару раз быстро сжал кулак, стимулируя деление инфузорий в протобульоне внутри мышечного мешка, вытянул руку в сторону противника и почувствовал, как открывается отверстие в ладони и как спазм сжимает руку, заставляя ее одеревенеть на то мгновение, пока мышцы выдавливают наружу порцию одноклеточных людоедов.
Миг — и комок светящихся амеб с негромким чмоканьем выскакивает из руки и попадает точно в паука, тут же рассыпавшись по его телу и охватив жертву словно ячеистой сетью, непрерывно перетекающей с места на место — с одного участка плоти на другой, чтобы пожрать его, превратив в лужу межклеточной жидкости.
Паук кричал в ультразвуковом диапазоне, так что все обычные люди в радиусе полукилометра оказались в полуобморочном состоянии. Тело монстра развалилось на отдельные червеобразные комки, которые попытались расползтись в разные стороны, но ксенофаги сделали свое дело раньше — паук превратился в бесформенную груду почерневшей слизи. Мирослав приблизился и посмотрел вблизи на одну из инфузорий, попавшую на неорганическую поверхность, — она извивалась, напоминая крохотную личинку, обрамленную ресничками; ее приятный золотистый цвет и внешняя безобидность создавали обманчивое впечатление живой игрушки. Мирослав вздрогнул и ощутил приступ тошноты — его собственная рука показалась ему чужой и опасной, заслуживающей отторжения.
— Идем, дело еще не сделано, — спокойно сказал Шелест. — Меченов будет разговаривать с нами через своих монстров, с которыми он скорее всего поддерживает телепатическую связь. Мы должны его остановить, иначе люди в ужасе отшатнутся от каких бы то ни было способов использования генных технологий. Благодаря Меченову путь к спасению человечества будет навсегда утрачен. Этого нельзя допустить. Идем.
— Остановить — значит уничтожить? — спросил Мирослав.
— Скорее всего, — кивнул Шелест и, уловив колебания Стихеева, добавил: — Не стоит бросать дело на полпути, иначе зачем вообще было ввязываться?
— Ты знаешь, пожалуй, я действительно зря пошел с тобой, — сказал тихо Мирослав. — Этот кошмар... я не готов к нему. Монстры, которые были людьми, люди, которые, как мы, скорее являются монстрами... Это страшно. И хочется просто уйти и спрятаться. Я не готов к тому, чтобы смотреть в лицо таким вещам.
— Слушай, я тебя ни разу ни о чем не просил, — сказал Шелест. — Но сейчас я прошу: помоги мне. Помоги добраться до Меченова, а потом делай, что хочешь. Один я могу не пройти, а в этом деле не может быть осечки — мы обязаны победить ради всех людей на Земле. Помоги мне.
— А может быть, тебе просто нужна мотивация? — усмехнулся Мирослав. — Если рядом не будет нормального человека, то ты с твоей извращенной психикой не захочешь пальцем о палец ударить. Ладно, идем. Будь что будет, но мы пройдем этот путь до конца.
— Все-таки чему-то ты научился, — улыбнулся Шелест.
И они пошли по бесконечной лестнице, через этажи, наводненные монстрами, от человекоподобных гибридов, находивших аналоги в мифологии, до тошнотворных созданий из фильмов ужасов. Фантазии уличных братков и солдат удачи, нанятых Меченовым, хватало лишь на копирование наиболее эффектных образцов хоррора. При этом они зачастую пытались использовать огнестрельное оружие, а на чудовищные торсы, украшенные щупальцами и отростками, натягивали бронежилеты.
Мирослав и Шелест прорывались вверх по лестнице, распыляя всю органику на своем пути, сжигая и кромсая то, что еще сопротивлялось и ползало. В одной из комнат их встретил русский богатырь с мечом и палицей, на плече которого росли две змеиные головы. Их шеи были похожи на черные шланги; одна голова излучала ионный пучок, прожигавший насквозь даже внешнюю стену башни, вторая глушила направленным низкочастотным импульсом, от которого внутренние органы Мирослава едва не разорвались; у него создалось впечатление, будто он побывал под гидравлическим прессом.
В другой комнате оказалась Царевна-лягушка, которая отрыгнула свой желудок, превратившийся в гигантский пузырь; он прыгал по комнате с утробным хлюпаньем, расплескивая ядовитый желудочный сок. Вариации на тему изрыгающих кислоту инопланетных тварей и древнегреческих химер встречались на каждом шагу, и все это Шелест и Мирослав уничтожали — быстро, методично и безжалостно. В живой комнате, внутренность которой мимикрировала под обычный интерьер, они едва не попались, когда со всех сторон из стен, пола и потолка потянулись щупальца со смертельно ядовитыми стрекальными железами на концах. Бойцов спасла только молниеносная реакция Шелеста, который швырнул себе под ноги биогранату.
Это оружие представляло собой мускульный мешок с железами интенсивной секреции, подавлявшими любой запах, а также частично маскирующими инфракрасное излучение. На какое-то мгновение Шелест и Мирослав перестали существовать для лишенной обычного зрения живой комнаты; а секунду спустя их аннигиляторы уже разрывали внутренность медузообразного существа, разлетающегося бесцветными, как подтаявший студень, брызгами. Счет уничтоженных мутантов пошел на вторую сотню.
Людей-невидимок они определяли просто — система трехвидения была настроена на поиск аномалий, и как только обнаруживался объект, который не был заметен в одном из диапазонов зрения, тут же срабатывала обратная связь, вызывавшая появление светового контура на сетчатке. В минуты кратких передышек Шелест рассказывал армейские анекдоты, цинично разбрасывая носком ботинка ошметки плоти, или же вкалывал себе и Мирославу энергетические инъекции.
Ночь длинных хромосом подходила к концу; за окнами башни серело небо, местами раскрашенное отблесками пожаров. Каким будет город в новом дне, трудно было сказать. Но его наверняка ждали перемены.
\Cruciatus
• OF 10 05 0 Е 0D 09 0 Е 04 06 0F 12 01 04 09 06 06 05 12 05 0 Е 14 16 09 05 17
• 01 0Е 04 0Е 0 F 14 08 09 0Е 07 05 ОС 13 05 0 D 01 14 14 05 12 13 00 00 00 00
Бесконечная лестница вывела на новый ярус. Здесь было почти пусто, и только один силуэт стоял посреди комнаты, хорошо заметный во всех сенсорных областях. Стремительно и текуче Мирослав с Шелестом заскользили по комнате, охватывая фигуру с двух сторон. Но человек — а это был обычный человек — даже и не думал сопротивляться. Он только откинул волосы с лица и посмотрел в глаза вошедшим, сначала Шелесту, затем Мирославу.
— Виктория? — спросил Стихеев. — Вика...
Он был растерян настолько, что даже утратил свою готовность к борьбе, заряжавшую его кровь на протяжении последних часов. Где-то на грани сознания взвыли аварийные триггеры нервной системы — нельзя расслабляться, это слишком похоже на ловушку! Краем глаза он увидел, как Шелест обшаривает цепким взглядом углы комнаты, выискивая засаду.
— Вот мы и встретились, — сказала Виктория своим бархатным голосом, и Мирослав понял, что узнает этот голос, и эти тонкие губы, и изгиб бровей, точеную фигуру и гриву волос цвета воронова крыла — узнает, как будто их последняя встреча в виртуале была только вчера. Усилием воли он вызвал в памяти бледное, помертвевшее лицо с закрытыми глазами в темных пятнах впадин, какой он видел ее в больничном боксе, но это воспоминание поблекло перед тем, что он видел теперь.
— Вот мы и встретились. Ты помнишь меня еще, Тихон? — спросила Виктория чуть насмешливо. — Помнишь, как мы проводили время вместе, пока нас не разделил твой закоснелый консерватизм?
Мирослав перевел взгляд на Шелеста. Тот стоял неподвижно, глядя застывшим взглядом в глаза Виктории. Лицо его постепенно менялось — по мере того, как Вика вспоминала какие-то эпизоды их совместной жизни — менялось, плыло, словно тающая свеча, глаза исходили слезами, и все это без единого звука. Мирослав долго не верил в реальность происходящего, ведь он привык видеть Шелеста эмоционально неуязвимым, пока не заметил, как наливается неестественной бледностью лицо Тихона, как краснеют глаза и бескровные руки с сеткой багрово-синих вен тянутся к собственному горлу.
«Она же убивает его! — вспыхнуло в голове у Мирослава. — Убивает словами! Это какое-то телепатическое оружие!» Он подскочил к Вике, неловко занес руку, потом еще раз взглянул на Шелеста — и ударил. Наотмашь.
Сидя на полу, Виктория откинула волосы и взглянула на Славу с обидой, стоявшей омутами горечи в темных глазах. На подбородке у нее расплывался синяк, и опухла губа, придав такое жалкое и беспомощное выражение красивому лицу.
— Как ты мог! — сказала она с надрывом. — Ты, хороший парень, ударить женщину! И из-за кого!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40