Здесь эльфы (произнеся это слово, он сплюнул в воду) и болотные чудовища, да мало ли что ещё! Впрочем, может быть, вам и не понадобятся для возвращения все три плота? Вы ведь знаете, серые эльфы не слишком любят гномов… Да, не слишком…
Этот намёк гном сопроводил слабой ухмылкой, которая окончательно вывела Блейда из себя. Торг вызвал у гнома жажду, и он снова отхлебнул из фляги. Виноградный спирт был не очень крепким, но обладал каким-то странным привкусом. Не то чтобы неприятным – скорее необычным. Забрав у гнома фляжку и закрутив колпачок, Блейд улыбнулся.
– Это яд придаёт ему такой привкус, – небрежно
сказал он, убирая фляжку в сумку.
– Что?!
Блейд вытащил из сумки маленький глиняный флакончик, схватил ошеломлённого гнома за руку и положил флакончик ему на ладонь.
– Это противоядие. Будешь принимать по нескольку капель в день – только чтобы слегка смочить язык. Возможно, у тебя будет головокружение и испарина, но больше ничего серьёзного.
Он улыбнулся и похлопал Уазэна по плечу.
– Теперь тебе будет чем заняться в ближайшие день-два. Этого вполне достаточно. Жди меня завтра или, самое позднее, послезавтра, я дам тебе ещё противоядия. Когда мы вернёмся, ты отправишься со мной в Каб-Баг и там получишь достаточную дозу, чтобы вылечиться полностью.
Уазэн смотрел на флакончик расширенными от страха глазами, отказываясь поверить в слова Блейда.
Затем он почувствовал, что его внутренности словно проткнули раскалённым железным прутом, и согнулся от боли пополам. Он лихорадочно открыл флакончик и отпил из него.
– Хватит! – смеясь, сказал Блейд. – Не слишком много за один приём, мэтр Уазэн! Иначе вам скоро ничего не останется!
Гном, стоя на коленях в вязкой тине, покрывавшей бревна плота, поднял глаза на Блейда.
– Но… вы ведь пили вместе со мной! Я сам видел!
– В самом деле. Мне понадобилось немало времени, чтобы этому научиться… Несколько лет назад я чуть было не загнулся! Да-да… Этот проклятый торговец шёлком из Маг-Мора, города на равнине. Мне пришлось отпить трижды, прежде чем он поверил!
Он подмигнул гному.
– А тебе хватило одного моего глотка, не правда ли? Но тот торговец… это был настоящий кошмар! Я блевал всю ночь и думал, что вот-вот отдам концы. Однако к утру этот боров был мёртв, как полено, и весь его груз шелка достался мне! А ты как думал? В моём
ремесле тоже приходится расплачиваться…
Блейд быстро осмотрелся по сторонам, потом схватил гнома за плащ и рывком поднял на ноги.
– Ты прав, гном. Три плота нам не понадобятся. Я думаю, хватит и одного. Для одного меня… Другие не поплывут.
Уазэн кивнул. Внутри у него все горело, лицо было красным как никогда.
– …Но они не должны ничего знать. Ты меня по нял? Это будет наша маленькая тайна.
Гном снова кивнул.
– Хорошо, – сказал Блейд. – Давай мне голубку.
Гном нехотя выполнил приказ. Блейд открыл дверцу клетки и просунул туда руку.
– Прекрасная белая голубка. Какая жалость… Прежде чем гном успел что-то сделать, Блейд свернул птице шею и бросил её в воду.
– Что вы наделали! – отчаянно закричал Уазэн. Блейд, не отвечая, легко вспрыгнул на второй плот и отцепил его вместе с третьим. Некоторое время он смотрел, как они уплывают по течению, постепенно растворяясь в тумане. Потом он снова повернулся к гному, и на сей раз в его тоне не было даже намёка на дружелюбие.
– Спрячь куда-нибудь плот и жди здесь каждый вечер, пока я не вернусь. Запомни, гном: этого флакончика тебе хватит всего на несколько дней. Я – твой единственный шанс на спасение. Итак, до встречи.

Оставшись с Утером наедине после ухода Фрейра, королева Ллиэн села и прислонилась спиной к стволу плакучей ивы. Прижавшись к ней щекой, она поговорила с душой дерева, соединяя магические заклинания со словами, которые знала на языке деревьев, звучавшими в шорохе листьев, в скрипе ветвей, в потрескивании коры…
Вскоре старая спящая ива вздрогнула от корней до кончиков длинных гибких веток. Медленно, почти незаметно, её ствол изогнулся, ветки склонились к самой земле, и густая завеса листьев образовала вокруг королевы и рыцаря непроницаемый занавес, тайное убежище, укрытое от чужих вглядов.
Когда Фрейр вернулся, неся неподвижное тело Тилля, Ллиэн ждала его снаружи, в перелеске. Она провела варвара к иве и, пока он укладывал Тилля под пологом густых веток, отвела животных следопыта в сторону. Она погладила собаку по голове, и та жалобно заскулила, тревожась о хозяине. Потом вытянула руку, и сокол опустился на неё.
– Ты, благородный сокол, который летает выше и видит дальше, чем все остальные птицы, кроме огромных орлов в горах Мойрана, расправь крылья и от правляйся на поиски целительных трав и растений. Найди олл-иах, омелу, излечивающую любые болезни,
северицу, белену, звездчатку, буквицу и клевер… Лети!
Она подбросила сокола в воздух, и он взвился высоко над кронами плакучих ив.
Собака рядом с ней снова заскулила.
– Мы их вылечим, – ответила Ллиэн, поглаживая её. – Не беспокойся…

Утёр резко очнулся с воплем ужаса. Но тут же ощутил на лбу прохладную нежную руку, словно по волшебству погасившую сжигающую его лихорадку. Кто-то приподнял ему голову и поднёс к губам дорожную флягу.
– Выпейте, – услышал он голос Ллиэн. – Это отвар из омелы и других растений… Он вас исцелит.
Утёр отпил глоток и снова откинул голову назад. Рядом с собой он увидел Тилля, который сидел, прислонясь к стволу дерева. Ему показалось, что зелёный эльф кивнул ему и слегка улыбнулся. Потом все вокруг снова погрузилось в темноту.

Сокол парил в мрачном свинцовом небе, и его белые крылья с вкраплениями серых перьев отяжелели от дождя. Внизу, насколько хватало глаз, тянулись болота, торфяники и низкие густые кустарники. Потом он увидел высокие холмы, отмечавшие начало Чёрных границ, и невольно вздрогнул. Развернувшись на правом крыле, он заметил внизу Фрейра, пробиравшегося через кустарник в своих звериных шкурах. Его руки и ноги были покрыты грязью, служившей маскировкой. Сокол издал резкий насмешливый клёкот. Надо быть человеком, чтобы верить, что таким образом можно сделаться невидимым – даже для тех, кто живёт в небе!
Потом его внимание привлекло маленькое белое пятнышко в воде, возле причала, и он резко спикировал вниз.
Это была голубка. Шея птицы была сломана, и она трепыхалась в предсмертных судорогах, отчаянно колотя крыльями по воде.
Сокол опустился на мостик рядом с голубкой и посмотрел на неё с печалью.
– Бесполезно тратить силы, – сказал он, и, увидев его, белая птица снова забилась в воде, на сей раз от страха. – У тебя сломана шея. Я могу тебя прикончить, чтобы избавить от лишних страданий.
– Нет! – воскликнула голубка. – Дай мне уйти! Дай мне вернуться домой, на другую сторону болот!
– Так ты живёшь не здесь?.. Я был удивлён, когда увидел голубку в этом месте…
– Это мой хозяин, Уазэн-проводник, привёз меня сюда. Позволь мне вернуться!
Сокол мягко покачал головой.
– Ты не вернёшься, голубка. Твоё падение было смертельным…
– Это не было падением, – слабо простонала птица. – Какой-то человек сломал мне шею! А мой хозяин исчез!
Сокол испустил долгий глухой крик.
– Я не буду убивать тебя, голубка. Не бойся ничего, ты выживешь и скоро вернёшься к своему хозяину.
Голубка перестала биться и затихла. Сокол взмахнул крыльями и, в последний раз взглянув на неё, поднялся в небо. Он некоторое время парил над ней, невидимый снизу, потом сложил крылья и ринулся вниз. Его когти впились в голову и в сердце голубки, добивая её. Потом он выбросил её на берег и снова взлетел. Голубка осталась лежать неподвижно.

Глава 12
Гврагедд Аннвх

В голубятне стоял ледяной холод. Она представляла собой высокую круглую башню, сложенную из серого кирпича, в которой тут и там были проделаны отверстия, что делало её открытой всем ветрам. Войдя внутрь, сенешаль и дворцовый управитель Горлуа был вынужден заткнуть уши. Птичий гомон и непрестанное хлопанье крыльев были оглушительными. Не проходило и секунды без того, чтобы какой-нибудь из голубей, прикованных цепочками к насестам, не пытался взлететь, отчаянно хлопая крыльями, или двое самцов не затевали драку, или кто-то не долбил клювом по каменным плитам, подбирая зёрнышки кукурузы и проса. Запах в голубятне был ужасный, и Горлуа недовольно сморщил нос.
– Как вы все это терпите? – обратился он к живущим здесь же двоим слугам. Они обитали в маленькой хижине, сколоченной из досок и, точно так же, как стены и пол, густо заляпанной голубиным помётом.
Обитатели башни переглянулись и поспешили к Горлуа, кивая головами и по-идиотски улыбаясь.
– А, я и забыл, вы же глухие, – проворчал сенешаль. Глухонемые. Один от рождения, другому отрезали язык и проткнули барабанные перепонки. Это была идея короля – чтобы смягчить тому участь. Впрочем, кто ещё, кроме глухих, мог бы выжить в таком адском шуме? И разумеется, их немота гарантировала, что сообщения, доставленные почтовыми голубями, останутся в тайне.
Слуги на голубятне были осуждёнными, избежавшими подземного застенка и дыбы, но взамен отправленные в эту вонючую преисподнюю, которой никогда не покидали. Но на что им жаловаться? В те времена осуждённый либо платил выкуп, либо попадал на виселицу. Тюрьма была роскошью, этого удостаивались лишь немногие. Всё, что нужно было делать двум глухонемым, – кормить голубей зерном, что им просовывали под дверь и чем они питались и сами. Когда прилетал голубь с письмом, они звонили в колокол – один раз, дважды или трижды, в зависимости от важности послания, что определялось цветом кольца на лапке птицы. Красное кольцо означало послание, адресованное королю или сенешалю. Три удара в колокол. Крайняя важность. Сегодня был именно такой случай.
Горлуа сообщили об этом лишь час спустя, и, когда он вошёл в голубятню, слуги были крайне возбуждены. Они уже несколько месяцев ждали сенешаля, чтобы поведать ему свои просьбы, и вот, наконец, этот день настал.
– Где послание? – резко спросил Горлуа.
Более высокий (или менее кривоногий) из слуг протянул ему небольшой свиток пергамента, обвязанный красной кожаной лентой. Горлуа схватил его, развернул и первым делом увидел руну Беорна, нацарапанную Маольт, старой скупщицей краденого из Скатха… Он сунул пергамент в карман и направился к двери, но тут один из слуг начал что-то быстро лопотать, пытаясь привлечь его внимание.
– Что такое?
Слуга отступил на шаг, часто моргая глазами и улыбаясь беззубой идиотской улыбкой.
Пожав плечами, Горлуа ударил кулаком в тяжёлую дубовую дверь. С другой стороны тут же послышалось звяканье ключей. Когда он шагнул за порог, то почувствовал, что кто-то дёрнул его за плащ, и едва не упал. Серебряная застёжка на воротнике плаща сломалась и упала на землю, в отвратительную смесь перьев, зерна и птичьего помёта, копившуюся в течение многих лет.
– Какого чёрта вам надо, рвань? – прорычал Горлуа, вырывая плащ из рук глухонемых.
Те снова попятились, охваченные ужасом при виде разъярённого лица сенешаля с единственным сверкающим глазом. Потом более высокий набрался храбрости и протянул ему клочок пергамента, на котором они нацарапали свои мольбы и на который возлагали столько надежд.
– Это ещё что?
Горлуа схватил клочок и принялся разглядывать коряво нацарапанные буквы.
– «Просим… от… отпустить…» Ну и буквы! Хотя для такого мужичья, как вы, и это не так уж плохо… Как вы научились писать? Читали послания, которые приносили голуби?
Более высокий слуга затряс головой, и в глазах его загорелась надежда. Он пригладил грязные растрёпанные волосы, словно для того, чтобы его узнали.
– А, да, ты ведь раньше был на королевской службе… Писец или что-то в этом роде? Все ещё помнишь грамоту? Надо рассказать королю, это его позабавит.
Он продолжал читать, насмешливо улыбаясь и щуря единственный глаз, вертя пергамент так и эдак, чтобы лучше разобрать каракули.
– «Мы… хотим… получить сво…» свободу? Вы хотите выйти отсюда, так?
Горлуа показал на открытую дверь у себя за спиной и сделал стражнику знак приблизиться. Потом приподнял брови и улыбнулся, чтобы его слова лучше дошли до слуг.
– Хотите отсюда выйти?
Оба несчастных наконец поняли и лихорадочно закивали головами, издавая какие-то хриплые звуки, отдалённо напоминающие смех.
Сенешаль повернулся к стражнику.
– Давно они здесь?
– Э… я не знаю, мессир, – отвечал тот. – Я служу в охране десять лет, но они были здесь задолго до меня…
– Вот как…
Задумчиво поигрывая клочком грязного пергамента, он вглядывался в отупевшие уродливые лица заключённых. Их глуповатые улыбки перестали его забавлять. К тому же на голубятне стоял адский шум, вонь и промозглый холод.
– Нет, – сказал он и отрицательно качнул головой, чтобы они поняли.
И указал пальцем на воротник своего плаща.
– Вы сломали ценную вещь, а это нехорошо. – Горлуа поднял указательный палец, словно грозя им, и обернулся к стражнику, призывая его в свидетели.
– Не так ли?
Стражник неуверенно улыбнулся, не зная, что ответить.
– Не так ли? – настойчиво повторил Горлуа.
– Да, мессир.
– Вот видите! – назидательно сказал старый сенешаль. – Вы получаете ещё по десять лет за то, что сломали драгоценность. И за то, что научились читать без разрешения короля. Нельзя читать чужие письма, вы разве этого не знали?
Он скомкал клочок пергамента, бросил его на пол и вышел, не оборачиваясь. Позади него стражник медленно толкнул тяжёлую дверь и невольно вздрогнул при виде ужаса и отчаяния, появившихся на лицах заключённых. Он запер дверь, повесил тяжёлую связку ключей на вбитый в стену крюк и начал тяжело спускаться по лестнице, ведшей в караульную. Он с отвращением посмотрел вглубь коридора, по которому Горлуа ушёл во внутренние покои дворца, и плюнул вслед сенешалю.

С наступлением ночи Тилль очнулся. Он довольно быстро пришёл в себя, но королева заставила его лежать неподвижно и вдыхать густой пахучий дым, который шёл от небольшого костерка из торфа и веток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37