Все это сразу бросилось Генке в глаза. Мохнатые «гусеницы» его прямо-таки загипнотизировали. Они зашевелились, словно устраиваясь поудобней, расцепились, полезли вверх, извиваясь, затем снова упали вниз и там, над самой переносицей, вновь склеились намертво. Потом Генка услышал фразу с отчаянным «оканьем»:
— Ты, лешачина, подь отседа! Топор у меня — зарублю!
Обладатель «гусениц» и своеобразного говора сбросил с плеч котомку и впрямь вынул топорик на коротенькой ручке.
— Э-э-э! — поднял руки Генка. — Ты чего, дядя?
— Ничо! — грозно сказал мужик. — Подь отседа, лешак!
— Почему лешак-то? — попятился Генка и сразу вспомнил, что до сих пор не снял скафандра. — Погодите — я разденусь!
Он лихо выпрыгнул из скафандра. Мужик попятился, выставив перед собой топор. Глазки его настороженно бегали из-под насупленных «гусениц», осматривая Генку с головы до ног. Видимо, осмотр его удовлетворил. Во всяком случае, топорик мужик опустил.
— Пошто вырядился так? — хмуро спросил он. — Рубанул бы вот — взял бы грех на душу, прости господи! — Мужик переложил топор в левую руку и размашисто перекрестился.
— Это же скафандр! — Генка поддел ногой спецкостюм. — Защитная одежда такая.
— От кого сщищался-то? — усмехнулся мужик, сощурив глаза. — Тута, гуторят, зверья нет… Сам-то отседова будешь?
— Нет, с Земли я, — признался Генка, догадавшись уже, что странно одетый человек — его однопланетник. Разве мог он предположить, что понятие «планета» для того не ведомо?
— С Земли? — удивился незнакомец. — Так и я, чай, не с неба! — Он вздохнул, достал из котомки кисет, клочок бумаги и принялся скручивать «козью ножку». Глянул на Генку и протянул кисет: — Будешь?
— Не курю, — ответил Генка и стал складывать скафандр. Между делом поглядывал на собеседника, пускавшего густые струи пахучего дыма. — А вы были уже тут?
— Впервой я… — Мужик затянулся самокруткой так, что табак затрещал, словно сучья в костре. — Петро сповадил, ходил он лонись сюды. Надысь вернулся. Хвалился — шибко дородно тутока!
Генка наморщил лоб, продираясь сквозь частокол незнакомых слов. Мужик заметил это и нахмурился:
— Чо-то? Не баско тутока? Петро гуторил — и землица, слышь, дородная, и народишко незлой. Тока неруси все: не по-нашему лаются.
— Да нет, здесь неплохо вроде бы, много наших живет… — Генка продолжал морщить лоб в сомнениях. — Из Великого Устюга в основном.
— С Устюга? Не слыхал про то… Петро никого не видывал. Неруси одне — трындел.
— Странно, — сказал Генка. — А вы сами-то откуда?
— С Васина я. Где Устюг, так за рекой Васино и есть.
— И что, плохо там?
— Пошто плохо? Шибко дородно!
— Так чего вы сюда-то?
— А чо мне тамока? Бобыль я, женка померла: рожала — и померла… И ребятеночек помер. Родителев нету. Сестра замужем. Брат на службе царевой.
— Что значит — «царевой»? — крякнул Генка. — На государственной?
— На государевой, на царевой — все едино! В солдатах он: царю-батюшке служит. И в турецкую воевал. А домой вернется ли — то не ведомо.
— Постойте, постойте! — взмолился Генка. — Русско-турецкая война? Сколько ж ему лет, вашему брату?
— Сорока нету ишшо, а скока — не щитал я, да и не учен. Это вы, городские, и гуторить баско могете, и щи-тать…
— Ничего не понимаю… А сейчас какой год, по-вашему?
— Не ученый я — говорено ж! Осьмидесятый ли, што ль…
— Восьмидесятый?! — Генка подскочил к мужику и схватил его за плечи. — Тысяча восемьсот восьмидесятый?
— Ты пошто енто? — испугался мужик, сбрасывая Генкины руки с плеч. — Гляди — топор у меня! — Он снова выставил перед собой топорик, а мохнатые его «гусеницы» поцеловались у переносицы.
Генка сжал ладонями голову и опустился на землю.
— Как же так? — прошептал он. — Что же теперь?
И тут Генку будто что-то качнуло. На миг, как ему показалось, потемнело в глазах, а в ушах нехорошо зазвенело… Генка зажмурился, тряхнул головой, а когда снова открыл глаза, увидел, что все вокруг слегка изменилось: стало меньше деревьев, река будто чуть-чуть отдалилась… Но мужик с топором по-прежнему стоял рядом. Только другой — хоть и очень похожий: такая же борода, штаны, заправленные в сапоги, грубая рубаха без ворота, но на нее наброшен кургузый пиджачишко, а вместо картуза на голове кепка. И топор был побольше. Причем держал его мужичок, замахнувшись.
— Но-но-но! — вскочил и отпрыгнул назад Генка — Хорош топорами махать!
— Сгинь, лешачина! — продолжал размахивать топором мужик. Впрочем, он тоже пятился от Генки.
— Да что вы все со своим лешачиной? — буркнул Генка и поискал глазами скафандр. Скафандра нигде не было. Хорошо еще, что рюкзак со шмотками и документами остался у Генки за плечами. — Человек я! Геной зовут.
— Откель же ты выпрыгнул, Гена? — насупился мужик. Брови у него были не столь густы, как у предыдущего, на «гусениц» не тянули, а вот выражался он один в один, как тот. — Пошто людев пужаешь?
— Сам не знаю — откель, — признался Генка. И сразу спросил: — Год сейчас какой?
— Голову, знать, зашиб, — сочувственно покивал мужчина. — Тридцать седьмой таперича.
— Тысяча восемьсот?
— Шибко зашиб, видать, — зацокал мужик языком. — Девятьсот тридцать седьмой.
— Девятьсот?! — ахнул Генка, но тут же понял, что одежда на мужчине для десятого века слишком неподходящая. — В смысле, тысяча девятьсот?
— Одна тысяча девятьсот тридцать седьмой от Рождества Христова, — ответил собеседник и перекрестился, предельно точно повторив движения предыдущего мужика — вплоть до перекладки топора в левую руку: левой-то на Руси никто и никогда не крестился…
Больше «новый» мужик ничего сделать и сказать не успел, потому что Генку снова качнуло. Вновь потемнело в глазах, а когда морок прошел — перед ним стоял третий мужик. Разумеется, с топором. От второго его отличала более современного фасона рубаха — с отложным воротничком — все остальное будто досталось по наследству от прежнего. Да еще бороду заменяла как минимум трехдневная щетина.
— Я не лешак, — поспешил информировать Генка нового собеседника. — Я Гена — человек. Здесь оказался случайно. Какой сейчас год?
Все это он выпалил подряд, не делая особенных пауз между словами. Мужик попятился.
— Сгинь! — сказал он.
— Скорее всего, скоро сгину, — вздохнул Генка. — Топор опустите только.
Мужчина неожиданно послушался. Шмыгнул носом и прогундел:
— Извиняйте, если что. Не заметил, откуда ты взялся.
— Так какой сейчас год? — переспросил Генка.
— Семьдесят второй… — Мужик почему-то вопросу не удивился. Скорее всего, не умел.
— Уже лучше… — Генка благодарно кивнул. И его качнуло в третий раз.
ГЛАВА 37
На сей раз все вокруг было знакомым: лес, река, бревно, на котором он сидел перед путешествием… Не было только кострища — вернее, было, но очень старое, поросшее молоденькой травкой. А самое главное — не было «вырубленных» в скале ступенек! Если бы не это обстоятельство, Генка бы решил, что попал наконец-то в «свое» время. А так…
Будущее?.. Вряд ли — камень не «зализывает» раны. Значит, прошлое — и совсем недавнее: бревно, определенно, было тем же самым! Если так, то следующая остановка должна, по идее, быть настоящим.
Генка застыл, сложив на груди руки и — в ожидании толчка — расставив для устойчивости ноги. Время шло, а настоящее не наступало…
Генку начал трясти озноб — то ли от ветерка с реки, то ли от волнения, то ли от всего сразу… Он вспомнил про куртку в рюкзаке, достал ее и надел, застегнув на все пуговицы. Даже поднял воротник — словно джинсовая ткань могла спасти и от холода, и от прочих тревог. Рюкзак вновь повесил за плечи, решив не расставаться с ним до тех пор, пока не окажется в «своем» настоящем, дабы не лишиться его — как скафандра.
Куртка согрела, озноб скоро прошел, а вот тревога ничуть не уменьшилась.
«Неужели все?» — подумал Генка.
Стало неуютно… Может, всего-то пара дней отделяет его от своего времени, но туда уже не попасть… Хотя, что в этом особенно страшного? Ведь через эти пару дней настоящее все равно наступит! Можно хоть сейчас пойти и поискать самого себя!
Или нельзя?.. В своем прошлом он не помнит никакого второго Генки. Значит, подобной встречи не было. А если он найдет себя сейчас, то…
Что?.. Изменит прошлое?.. Будущее?.. Как там в фантастических романах пишут: история пойдет по альтернативному пути?.. А некоторые авторы утверждают, что встреча с самим собой может привести к самым неожиданным эффектам — вплоть до аннигиляции…
Нет, встречаться с собой из прошлого лучше не надо. Другое дело — предупредить своего двойника как-то, что-то посоветовать. Это, пожалуй, не помешает…
Стоп! Однако же никакого предупреждения в его прошлом не было! Значит, мир опять-таки как-то изменится, пойдет другим путем — о чем и предупреждал дедушка Ленин. То будет уже другой мир, а жить почему-то хотелось именно в своем! Какая, казалось бы, разница? Ан нет! Привычка, знаете ли…
Пожалуй, лучше всего где-нибудь переждать несколько дней до настоящего и потом по-настоящему «вернуться». И ходить далеко не нужно: здесь как раз безлюдно, дрова для костра есть, вода рядом… Как только «тот» Генка с Мариной прилетят сюда и скроются в пещере, можно будет и «легализоваться»… Плохо то, что он торчит именно на том месте, откуда они стартовали, — сразу попадется на глаза! Придется чуток углубиться в лес, не теряя из виду площадку перед скалой. Нынче-то они точно не появятся…
Генка сел на бревно и уставился на то место, где когда-то жгли костер. Захотелось есть. Он развязал рюкзак и заглянул внутрь. Домашние бутерброды давно кончились, из съедобного на дне зеленело лишь яблоко. Генка схрумкал его за полминуты. Есть захотелось еще больше. «Кофейку бы, — подумал он, — хотя бы растворимого»… Вообще-то, кофеманом Генка не был, но случается же так — захочется вдруг чего-то до такой степени, что без него и жизнь не в радость! Именно так и хотелось Генке кофе сейчас — слюной чуть не захлебывался!
Он позавидовал Марине — ее способности из ничего создать любую вещь, о которой она знает. «А что, собственно, такого? — неожиданно пришла ему в голову мысль. — Почему самому-то не попробовать?» Ведь научился же он летать, как Марина!.. Генка, закрыв глаза, отчетливо представил банку «Nescafe», которым баловались они иногда с Юлькой, покупая лишь по большим праздникам. Он увидел ее открытой, заполненной крупненькими коричневыми зернышками, от которых шел желанный аромат. Несмело вытянул руки ладонями вверх и мысленно ощутил тяжесть емкости, круглое ребро ее донышка… Открыл глаза и отдернул испуганно руки — на ладонях стояла она, родная! Разумеется, тут же и упала на бревно, наполовину рассыпавшись.
«Надо было с крышкой представлять, неоткупоренную!» — запоздало подумал Генка… Впрочем, и того, что осталось, хватит не на него одного. Главное, он смог это сделать!
«Соорудить» из ничего котелок и пару бутербродов не составило теперь для Генки большого труда. Можно было бы «сделать» сразу наполненную горячим кофе кружку, но Генке захотелось посидеть у огня, вскипятить «живую» воду из настоящей реки. Ожидая, пока вода дойдет, он смолотил один бутерброд. Его это уже нисколько не взволновало. Голод, поняв, что проблем с едой больше не будет, немного поутих.
Наконец, вода закипела. Сняв котелок с огня, Генка услышал, как где-то рядом что-то скрипнуло. Он прислушался. Скрип приближался — размеренный, как метроном, и удивительно знакомый…
Генка так и не успел вспомнить, на что похож этот звук. Слева из-за кустов показалась лодка, плывущая посередине реки. Уключины скрипели при размашистых гребках лодочника Станислава. Его Генка узнал сразу. Да и уродливую лодочку-корыто тоже. «Скоро она испытает свой звездный час, — подумал он, вспомнив, как развалилась посудина от необыкновенной скорости. — Что ж, каждому — свое…»
Генка крикнул и замахал рукой. Лодочник повернул голову. Затабанил левым веслом, потом поднял его, гребя одним правым. Лодка направилась к берегу и вскоре зашуршала плоским днищем по прибрежным камешкам.
— Здравствуйте! — крикнул Генка Станиславу. Он не стал называть его по имени, чтобы не волновать понапрасну. Ведь лодочник Генку раньше не видел. Так что нужно вести себя соответственно…
Генка изобразил дружелюбную улыбку, руки опустил так, чтобы видно было издали, что в них ничего нет.
Лодочник вылез из лодки, вытянул ее наполовину на берег, оставил не привязывая. Подошел неспешно, руку подавать не стал, лишь пробасил:
— Здорово! Закурить не найдется?
— Я не курю, — развел руками Генка. Он почему-то совсем забыл, что умеет кое-что делать.
— Хреново… Больше года уж табачку не нюхивал! — пожаловался лодочник.
— Надо отвыкать, — ляпнул Генка.
— Отвыка-а-ать! — обиделся лодочник. — Если не курил никогда, то и не знаешь, каково это! Я вот лет тридцать курю! Да нет, больше уже…
Лодочник замолчал, видимо, подсчитывая свой курительный стаж. Генка, воспользовавшись паузой, прервал его расчеты:
— Да вы не обижайтесь, я и правда еще зеленый! — Он засмеялся, чтобы разрядить обстановку.
— Зеленый, точно! — кивнул лодочник. — Звать-то тебя как?
— Гена.
— А меня Станислав. Можно Стас… Что-то я тебя, Гена, не припомню… Ты отсюда, что ли? — кивнул лодочник на пещеру.
— Нет, — замялся Генка. — Я тут давно уже.
Это, отчасти, было правдой — если учесть, что бывал он на Генне и в девятнадцатом веке.
— Давно? — прищурился Станислав.
— Конечно, — уверенно кивнул Генка. — Почему вы меня должны знать? Не один ведь город на планете!
— Это верно, — усмехнулся лодочник. — Путешествуем налегке?
— Нет, не путешествую, — Генка решил врать как можно меньше. — Я подругу потерял.
Станислав снова прищурился, но теперь кроме насмешки в его глазах проскользнуло что-то еще: тревога, озабоченность — Генка не понял.
— Подруга твоя не рыжая, часом? — спросил лодочник и по Генкиной мимике понял, что попал в точку. — Нет ли у нее двух приятелей — здоровенных таких? — Он развел в стороны руки, показывая, каких именно.
— Да, она рыжеволосая… Но у нее нет таких знакомых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46