И его охватило отчаяние: он подозревал, что истинный руководитель пятидесятидневной войны, пройдя через девственный лес, скрылся в далеком городе, но капитулировавшие держат это в секрете…
4
На следующее утро после вступления в долину Безымянный капитан, несмотря на то что накануне допоздна не сомкнул глаз, встал спозаранку и в сопровождении пятерых офицеров и унтер-офицеров, прихватив для охраны солдат, поднялся на возвышающийся над долиной утес. В символическом смысле этого действия можно увидеть параллель с легендой о том, как Разрушитель, превратившись в великана, каждое утро обозревал отсюда долину, высматривая, не вторгся ли внешний враг. Утес, видно, обладал некими геоморфологическими свойствами, которые привлекали к нему людей, обладавших верховной властью в долине. Повернувшись спиной к тополю-великану и топча мох, покрывавший утес, Безымянный капитан взирал на расстилавшуюся далеко внизу долину. Особенно заинтересовал его рельеф горловины. План разрушить горловину – вход в эту мешкообразную впадину, – осуществленный Безымянным капитаном после пятидесятидневной войны, видимо, родился у него еще во время того утреннего осмотра. Потом он поднял голову и, словно упиваясь горным воздухом, оглядел девственный лес. Поворачиваясь, он запечатлевал в памяти панораму в целом. Некоторые утверждали, что, кружась вокруг собственной оси, он мелко переступал, точно капризный ребенок, от нетерпения топающий ногами.
Однако, сестренка, разве не должен был молча топтавшийся на одном месте Безымянный капитан, как профессиональный военный, сдерживать себя, чтобы не показывать, какие чувства вскипают в его сердце? В ярких лучах утреннего летнего солнца вечнозеленые растения поражали пышностью, деревья трепетали ярко-зелеными нежными листочками, так контрастирующими с их могучими стволами. Если смотреть с утеса, чуть откинув голову, то можно увидеть, как в непроглядную даль уходят волны леса, и нет им конца. Даже удивительно, что в этом море девственного леса был вырублен участок и понастроено жилье для людей. Разумеется, сестренка, если говорить о нашем крае, то лишь потому, что нашлось такое место, созидатели, ведомые Разрушителем, и смогли обрести землю обетованную, а с другой стороны, только благодаря руководству Разрушителя стало возможным создание здесь деревни-государства-микрокосма.
В этот необозримый девственный лес и ушли жители долины и горного поселка, забрав с собой всю живность, вплоть до собак. Совершив перед этим невиданное предательство – соорудив огромную плотину, не остановившись даже перед тем, чтобы утопить долину, они устроили чудовищную самоубийственную акцию – наводнение, которое уничтожило роту армии Великой Японской империи. И сколько ни старался Безымянный капитан проникнуть взглядом в девственный лес, он не мог даже представить себе, где там могут обитать живые люди, а ведь там был укрыт – ни много ни мало – завод сверхсовременного оружия. Поздно ночью вернувшиеся в долину саперы доложили, что видели в горах огонь, но мы с тобой, сестренка, понимаем: это кремировали тело Человека, не слезающего с дерева, а обнаружить прячущихся в лесу мятежников невозможно даже днем, при ярком свете солнца. Но Безымянному капитану надлежало выполнить свой долг – вытащить из этого необъятного девственного леса старых и молодых мужчин и женщин и устроить проверку книги посемейных записей.
Безымянному капитану неудержимо захотелось закричать, обратившись к лесу:
– Эй, выходите! Все, кто прячется, выходите, да побыстрей! Зачем вы затеяли это бессмысленное дело?
Правда, ему не удалось еще понять, в чем состоит их план сопротивления, зачем и почему старики и дети, мужчины и женщины, даже скот и собаки попрятались в лесу. Безымянный капитан, заняв со своей ротой долину, казалось бы, весьма активно осуществлял наступательную операцию, но на самом деле в этой войне он пока что только оборонялся. Рота, которой командовал его однокашник по школе пехотных офицеров, в самом начале боевых действий была уничтожена. После этого повесили одного унтер-офицера из его роты, а четверых солдат разоружили. Солдаты, посланные на усмирение партизан, так и не смогли обнаружить противника, но многие из них были тяжело ранены, попав в расставленные капканы. Пятерым напрочь отрезало стопу, и их пришлось отправить в тыл. Рота, понесшая такие серьезные потери, теперь уже сама не захочет отказаться от продолжения войны. Операция, которую ведет Безымянный капитан, командуя своей ротой, должна завершиться беспощадной битвой, даже если противником окажется гражданское население. Но все равно война эта будет для него оборонительной.
Возможно, я повторяюсь, но подобный характер войны объяснялся тем, что Безымянный капитан блуждал как в потемках: он не мог взять в толк, во имя чего сражающиеся с ним мятежники оказывают сопротивление. Действительно, жители долины и горного поселка, замыслив урезать наполовину бремя налогов и воинской повинности, со времени пересмотра поземельного налога прибегли к уловке с двойным ведением книги посемейных записей – на двоих делалась одна запись. Они долгие годы пользовались этим по-детски наивным изобретением, и до сих пор никто не обнаружил их хитрости. Но теперь во имя престижа, во имя интересов Великой Японской империи, особенно ввиду сложившихся чрезвычайных обстоятельств, бунтарству следовало положить конец. Именно такая миссия была возложена на армию, посланную для восстановления общественного спокойствия. И все же никому вначале в голову не могло прийти, что армии будет оказано сопротивление и оно положит начало тотальной войне. Рота должна была вступить в деревню и, утвердив тем самым господство над местными жителями, заставить их осознать, что саботаж предусмотренного законом ведения книги посемейных записей представляет собой антигосударственную акцию. После этого предполагалось прибытие соответствующих чиновников префектурального управления для проверки книги и внесения в нее необходимых исправлений. Затем полиция должна была заняться выявлением и наказанием виновных. Таким представлялся ход проведения операции. Ожидалось, что при ее осуществлении роль посредников возьмут на себя прежде всего деревенский полицейский, школьные учителя, а также настоятели буддийского и синтоистского храмов. Но началось все с того, что сводная рота, посланная для восстановления общественного спокойствия, была уничтожена наводнением, преднамеренно устроенным жителями долины. Затем, когда в долину вошла вторая рота, все жители деревни, скрывшись в девственном лесу, ясно продемонстрировали непреклонную решимость вести войну. А как же те посредники, на которых возлагалась вся надежда? Если они не справятся, то императорская армия должна будет начать изнурительную борьбу с укрывшимся в лесу партизанским отрядом, которому ничего не стоит ее уничтожить – в их распоряжении и капканы, и одичавшие собаки, и в довершение какое-то невиданное, сверхсовременное оружие. Обдумывая это, Безымянный капитан, стоя на утесе, топтался на месте – разве его поведение не было естественным?..
Ну а как же, сестренка, вели себя тогда те, кто должен был выступить посредниками между армией Великой Японской империи и мятежниками, называвшими себя «не поклоняющимися чужим богам непокорными японцами»? Роль посредников предназначалась чужакам – тем, которые хоть и жили в долине и горном поселке, фактически не принадлежали нашему краю. Поскольку настоятель буддийского храма появился в долине в незапамятные времена – во всяком случае, когда произошло первое восстание Мэйскэ Камэи, он уже жил там – и участвовал в уловке с двойным ведением книги посемейных записей, его считали человеком, принявшим сторону деревни-государства-микрокосма; но, по мнению прихожан, в пятидесятидневной войне он все же остался в стороне: отправлял заупокойную службу, вместе с врачом и дантистом лечил раненых – в общем, делал то, чем обычно занимается Красный Крест. Деревенский полицейский в тот день, когда старикам пришло первое предостережение Разрушителя о пятидесятидневной войне, куда-то исчез и с тех пор ни разу не появлялся. Он либо убежал, тоже увидев во сне Разрушителя, либо его убрали старики. Таким образом, среди тех, кого армия Великой Японской империи наметила в качестве посредников, а долина считала «враждебными элементами», главное место занимали учителя, выходцы из других мест, а также отец-настоятель, наделенный особыми полномочиями. «Враждебные элементы» во время пятидесятидневной войны содержались в концентрационном лагере, среди девственного леса. Но это не означает, что все они были посажены за колючую проволоку и изолированы от жителей нашей долины. Их расселили среди людей, живших в палатках. Эти палатки, выпускавшиеся в Германии для молодежного туризма, были заблаговременно ввезены в достаточном количестве, не меньше одной на семью, и заранее выкрашены желтовато-зеленой краской – именно в такой цвет, каким под лучами солнца, пробивавшегося сквозь крону огромных деревьев девственного леса, окрашивались кусты и травы.
Лагерь, где поселились люди нашего края, был достаточно мобильным: по указанию патрульного отряда, наблюдавшего за передвижением войск неприятеля в долине, палаточный городок мог быстро передислоцироваться. Исключение составлял лишь оружейный завод, который не мог обойтись без стационарной постройки, где был установлен станок. На каждую семью ставилась одна, а иногда и две палатки, и всякий раз, когда в военных действиях наступала передышка, дети возвращались в палатки родителей и семья собиралась у уютного домашнего очага. В другое время все дети жили в школьном лагере. Он находился на противоположном конце леса, у самого его края, далеко от долины и горного поселка, где шла война. Школьный лагерь, кроме того, служил базой, куда доставляли продовольствие и лекарства и откуда в больницу соседней префектуры транспортировали раненых и больных, когда в передвижном лесном госпитале не могли оказать необходимой помощи. Впоследствии разведка донесла об этом Безымянному капитану – правда, сведения были весьма смутные, и он не попросил штаб полка развернуть военные действия со стороны соседней префектуры в направлении девственного леса. Прежде всего, он опасался, что такое расширение фронта приведет к тому, что общественности станет известно о войне, которая была ограничена пока пределами долины, спрятавшейся глубоко в горах; кроме того, военная этика подсказывала Безымянному капитану, что вовлекать детей в орбиту военных действий не следует. Правда, насчет проявления высоких моральных качеств Безымянного капитана, сестренка, люди говорили и другое: он, мол, принял это решение, готовясь еще к одной войне, ночной, – к встрече во сне один на один с Разрушителем – и не хотел оказаться беззащитным…
Итак, отправив детей в школьный лагерь и расселив в палатках супружеские пары преклонного возраста, удалось создать прочный тыл. Кроме того, в лесном лагере были разбиты палатки, в которых жили молодые парни – бойцы партизанского отряда, затем палатки для девушек, занятых на подсобных работах, и, наконец, палатка оперативного штаба, состоявшего из стариков. В самом начале войны Безымянный капитан лишь в редких случаях посылал солдат в глубину леса, поэтому в перемещении лагеря особой необходимости не возникало. Но тем не менее лагерь был хорошо приспособлен к быстрой передислокации в условиях меняющейся обстановки.
Учителя начальной школы из числа «враждебных элементов» жили рядом с детьми. Под неусыпным наблюдением своих коллег, уроженцев нашего края, они находились в лагере учителей, расположенном так, чтобы легко можно было следить за лагерем учеников, и занимались преподаванием, как и в мирное время. Если бы «враждебные элементы» задумали коллективный побег, то остальные учителя, уроженцы нашего края, которых было намного меньше, вряд ли смогли бы помешать этому. Правда, они были вооружены, но на глазах учеников стрелять в своих коллег-учителей, пусть даже и чужаков, конечно, не решились бы. А учителя-чужаки, если и ориентировались в наших местах, вряд ли имели достаточные навыки, чтобы преодолеть чащу девственного леса. Но не это являлось причиной того, что учителя из числа «враждебных элементов» даже не помышляли о подобном коллективном побеге. Ведь вместо того, чтобы устремиться в лес, им было бы проще спуститься в долину под защиту армии Великой Японской империи. Их не остановило бы даже то, что район от школьного лагеря до Дороги мертвецов находился под постоянным наблюдением патрульного отряда нашего края и у кромки леса им угрожали капканы и собаки.
Размышляя об этом, сестренка, я считаю, что должна была существовать какая-то другая, позитивная причина, удерживавшая этих чужаков от попытки бежать из школьного лагеря. Старики нашего края не настаивали на том, чтобы они сражались на стороне деревни-государства-микрокосма. И по собственной воле они не стали бы этого делать. Но, по-видимому, чужаки не питали доверия к стране, которая, посчитав врагами жителей далекой горной деревни, отправила для расправы над ними целую роту. Питая недоверие к Великой Японской империи, они не порицали ее открыто, но, видимо, приняли решение выразить свой протест тем, что будут работать в школьном лагере, расположенном в девственном лесу. Коллеги, уроженцы долины и горного поселка, заботясь об их дальнейшей судьбе и стараясь оградить учителей-чужаков от возможных преследований со стороны Великой Японской империи за измену и сотрудничество с врагом, делали вид, будто насильно принуждают их заниматься преподаванием.
Основанием для моего предположения служило поведение одного человека, чужака, который встал на сторону деревни-государства-микрокосма и с огромным энтузиазмом отнесся к пятидесятидневной войне. Это был пожилой вдовец и единственный – хотя специального диплома он не имел – преподаватель малочисленного старшего класса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69