Только Палач остался неподвижен. Его скрытая капюшоном голова была высоко поднята, а затененные глаза смотрели куда-то поверх голов.Наконец кардинал двинулся с места и сделал несколько неуверенных шагов к императору, хотя он понятия не имел, что ему делать. К счастью, в этот миг Коридор снова распахнулся, выпуская епископа Ванье и Дкарн-дуук, одежды которого пламенели алой кровью на фоне желтого песка.Оба новоприбывших застыли при виде императора и его жены.— Что он здесь делает? — скривившись, тихо спросил Ванье у принца Ксавьера.— Понятия не имею, — холодно ответил принц, бросив на епископа неприязненный взгляд. — Возможно, решил немного поразвлечься.— Стены в Купели имеют глаза, уши и языки, — принялся оправдываться епископ, вспыхнув под подозрительным взглядом Дкарн-дуук. — Он уже знает правду.На мгновение показалось, что Ксавьер вот-вот потеряет свое хваленое самообладание, к радости Ванье. Наклонившись ниже, он прошипел:— Если юноша заговорит, если он сделает это в присутствии императора...— Не заговорит, — перебил его Ванье.Губы епископа скривились в довольной ухмылке. Прищурившись, он поглядел на лорда Самуэлса с дочерью, которые стояли рядом с кругом каталистов.Поняв намек епископа, принц Ксавьер успокоился.— Ему сообщили, что она будет здесь?— Нет. Мы надеемся, что, увидев ее здесь, он будет молчать. Если он попытается сказать хоть слово, каталист, отец Сарьон, предупредит его, что в этом случае девушка пострадает.— Гм-м...Это было единственным ответом колдуна. Зато довольно многообещающим. Епископ тут же вспомнил повадки гремучей змеи, которая, говорят, предупреждает жертву перед тем, как ужалить. Но времени для разговора не осталось. Обоим заговорщикам пришлось поспешить к своему господину и мертвой госпоже, чтобы выказать свое почтение и восторг.Стало ясно, что без императорской ложи не обойтись — чтобы правители могли устроиться с удобствами. Епископ Ванье, Дкарн-дуук и кардинал собирались пережидать церемонию стоя, ради скорейшего завершения.Но заминка все же произошла. Из Коридора были вызваны несколько Дуук-тсарит, которые должны были обеспечить королевскую ложу. Кардинал лично проследил за этим, чтобы каталисты не тратили свою энергию. Кардинал одарил чародеев Жизнью пополам с яростью по поводу проволочки. Он все поглядывал на туман, который становился светлей с каждой минутой.Но чародеи знали свое дело. Слово за словом, жест за жестом — и на песке вскоре поднялась галерея с ложами для высокопоставленных гостей. Воздух свернулся множеством мягких подушек, шелковый балдахин затрепетал белым облаком под синим небом. Их величества, епископ и Дкарн-дуук заняли свои места. Сидя над кругом каталистов, они прекрасно видели Палача и нарисованный на песке круг — колесо со спицами. За спинами каталистов разливалось туманное марево Грани, смертоносной границы мира. Облегченно вздохнув, кардинал торопливо подал сигнал, чтобы выводили осужденного. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯСУДЬБА ТЕМНОГО МЕЧА Коридор снова открылся, на этот раз точно посередине круга каталистов.Из него вышел Сарьон, держа в руках Темный Меч так бережно, как отец держит новорожденное дитя. Кардинал опешил от неожиданности — принести орудие зла на священный ритуал! Он посмотрел на епископа, ожидая приказаний.Поднявшись со своего места, епископ Ванье провозгласил:— Было решено, что дьякон Сарьон будет стоять рядом с Палачом и держать Темный Меч над головой, чтобы последним, что увидит преступник, было его собственное проклятое творение.Кардинал поклонился. Каталисты зашептались между собой, но священник тут же восстановил порядок, шикнув на нарушителей. Все снова замолчали. В тишине стало слышно, как пересыпается песок. Но только Сарьон понял этот песчаный язык, он давно научился понимать голос ветра. «Принц Мертв...»Коридор открылся в последний раз. Под конвоем двоих Дуук-тсарит на песок ступил осужденный. Джорам шел со склоненной головой, спутанные черные волосы закрывали его лицо. Юноше приходилось идти медленно и неспешно — огненные кольца охватывали его грудь и руки. Отвратительные красные пятна ожогов на его коже свидетельствовали, что юноша пытался в безумном порыве избегнуть уготованной ему участи. По толпе пронесся ропот.Видимо, он хорошо запомнил урок, потому что держался покорно, бесстрастно и равнодушно. Дуук-тсарит провели юношу к нарисованному колесу со спицами и поставили в центре. Он двигался безвольно, будто неживой. Епископ поймал себя на том, что смотрит во все глаза то на юношу, то на труп его матери. Они были так похожи, что жирный затылок епископа пошел складками от неприятного ощущения, и он заставил себя отвести взгляд.Теперь осужденный был во власти Палача. Облаченный в серое чародей едва заметно шевельнул рукой. Дуук-тсарит, которые сопровождали юношу, отступили.— Джорам! — воскликнул сдавленный голос. — Джорам! Я...Крик оборвался горьким плачем. Джорам вскинул голову, увидел ту, что выкрикивала его имя, и посмотрел на Палача.— Уведите ее! Пусть ее уведут! — сказал он тихо и яростно.Его глаза полыхнули тусклым огнем. Мышцы на руках вздулись, руки стиснулись в кулаки, и Дуук-тсарит снова сделали шаг к пленнику.— Позвольте мне поговорить с ним, — попросил Сарьон.— Я не желаю разговаривать с тобой, каталист! — ощерился Джорам. — Для себя мне ничего не нужно!Он повысил голос, в нем звенело темное безумие, и Дуук-тсарит пододвинулись еще ближе.— Уведите девушку! Она невинна! Уведите ее, или, клянусь Олмином, я буду говорить правду, пока мой рот не окаменеет... Ох!Юноша вскрикнул от боли, когда огненные кольца сомкнулись на его теле.— Пожалуйста! — взмолился Сарьон.Палач слегка наклонил голову, скрытую капюшоном, и махнул рукой. Дуук-тсарит попятились. Выронив Темный Меч на песок, к ногам Палача, Сарьон, шатаясь, побрел к осужденному. Юноша следил за ним, злобно сощурив глаза. Когда каталист подошел поближе, он плюнул ему на башмак. Сарьон пошатнулся, словно его ударили по лицу.— Еще мгновение, и я назову императора «отец», — процедил Джорам сквозь стиснутые зубы. — Скажи им, предатель! Если ее не освободят...— Джорам, ты ничего не понимаешь, — тихо промолвил Сарьон. — Именно поэтому она здесь. Чтобы заставить тебя молчать. Мне велели сказать тебе, что, если ты заговоришь, ее постигнет та же участь, что и твою матушку, Анджу. Ее отлучат от семьи и изгонят из города.Сарьон видел, как в глазах Джорама разгоралось яростное пламя его души. И подумал, что этот огонь может сжечь все самое лучшее и благородное в юноше. «Что же мне сказать? — в отчаянии думал каталист. — Что сказать? Банальности не спасут. Только правда. Но если и это не удержит его, девушка погибнет».— Я предупреждал тебя, сын мой, — промолвил Сарьон, глядя в пылающие глаза юноши. — Я предупреждал, что ты можешь накликать беду на ее голову. Но ты не слушал меня. Ты был так поглощен собственной болью, что не видел страданий окружающих. Так почувствуй их сейчас, Джорам. Почувствуй как свои собственные, потому что это будет последним чувством в твоей жизни. Эта боль станет твоим спасением. И я молю Олмина, чтобы страдание принесло спасение и мне.Каталист склонил голову. Сперва было тихо, только ветер перешептывался с песком и тяжело дышал Джорам. А потом Сарьон услышал всхлип и поднял голову. Пламя в глазах юноши потускнело, а потом угасло под наплывом слез. Рыдание сотрясло его тело, плечи поникли, и Джорам упал на колени.— Помоги мне, отец! — простонал он, захлебываясь слезами. — Мне страшно! Так страшно!— Уберите это! — приказал Сарьон Дуук-тсарит, показывая на огненные кольца.Помедлив, чародеи взглянули на Палача. Тот кивнул. Время поджимало.Страшные кольца исчезли.Упав на колени рядом с Джорамом, Сарьон обхватил его руками. Сильное тело юноши напряглось, потом расслабилось. Уткнувшись лбом в плечо каталиста, Джорам закрыл глаза, чтобы не смотреть на Палача в серых одеждах, на шеренгу Дозорных в песке, на труп собственной матери... которая смотрит, но не знает, что ее мертвый сын обречен на вечную жизнь. Он не мог больше терпеть все это. Ужас, который преследовал его всю ночь, наконец одолел несчастного.Стоять каменным изваянием вечно, год за годом, пока время течет мимо тебя и сквозь тебя. Всегда на грани жизни, всегда на грани смерти, не зная покоя...— Помоги мне!— Сын мой! — бормотал Сарьон, обнимая измученное тело Джорама и гладя длинные черные волосы. — Ты — мой сын. Потому что это я дал тебе Жизнь. И сейчас я снова подарю тебе Жизнь! — Каталист стиснул юношу в объятиях. — Будь начеку! — горячо прошептал он прямо в ухо Джораму.Дуук-тсарит подхватили каталиста и оттащили в сторону. Потом заставили юношу подняться на ноги и встать в центре нарисованного колеса. Правда, от знака уже не осталось и следа. Встав по обе стороны от осужденного, Дуук-тсарит взяли его за руки, чтобы в последний миг он не мог помешать Превращению.Джорам поморгал, чтобы стряхнуть с ресниц слезы. На чародеев он даже не взглянул. Юноша не сводил удивленного взгляда с Сарьона, который словно преобразился. На лице каталиста читалась необычная твердость и уверенность в себе. Сарьон с видимым отвращением подобрал с песка Темный Меч и поднял его перед собой. Одной рукой он держался за рукоять, вторая легла чуть пониже перекрестья.Джорам, который внимательно следил за каталистом, заметил, как тот легким движением слегка выдвинул меч из ножен. Юноша быстро окинул взглядом толпу — не заметил ли кто? Ни единая душа. Все взгляды были устремлены на Палача. Джорам собрался с силами, готовый к действию, хотя он не знал, что задумал Сарьон.Юноша слышал рыдания Гвендолин; слышал, как каталисты затянули молитву, собирая Жизненную силу из мира. Соединив руки, они начали передавать свою энергию Палачу. Джорам слышал, как Палач начал читать заклинание, и запретил себе слышать что бы то ни было. Он отрезал все звуки окружающего мира, как перед этим отрезал все видимые картины. Вся его суть, все душевные силы обратились к Сарьону. Джорам знал, что если уступить страху, он окончательно возьмет над ним верх.Епископ Ванье поднялся со своего места с важным видом. Глубоким, хорошо поставленным голосом, который перекрыл молитвы, заклятия и завывания ветра, он начал читать приговор.— Джорам!К удивлению некоторых каталистов, он пропустил обычное упоминание имени родителей преступника. И, не удержавшись, бросил косой взгляд на императора. Тот сидел спокойно, только чуть улыбался.— Ты — Мертвец, который ходит среди живущих. Ты виновен в смерти двоих граждан Тимхаллана. Более того, ты виновен в связи с чародеями Темных искусств. Находясь среди них, ты сотворил орудие зла, которое способно разрушить весь мир. Суд каталистов признал тебя виновным во всех этих злодеяниях. По приговору суда ты будешь превращен в камень и оставлен стоять на границе наших земель как вечное предупреждение тем, кто осмелится следовать за тобой по темной тропе. Последнее, что увидят твои глаза, — это демоническое оружие, которое ты создал. Когда Превращение свершится, на твоей груди будет вырезан символ проклятых искусств. Пусть Олмин пошлет тебе раскаяние в грехах и подарит свое прощение.Епископ сделал небольшую паузу и закончил:— Да будет он милосерден к твоей душе. Палач, исполни свой долг.Джорам слышал эти слова, и был миг, когда ему пришлось сдержать порыв бросить правду в лицо всем собравшимся. Но он сумел побороть ярость. Хотя ему хотелось стереть слащавые маски с лиц этих людей, хотелось увидеть, как они побледнеют и задрожат. Его взгляд метнулся к императору, отцу, и безумная надежда загорелась в сердце. «Он поможет! Он знает, кто я, поэтому и пришел сюда. Он пришел, чтобы спасти меня!»Но тут взгляд Джорама, словно притянутый неведомой силой, обратился к трупу матери. Он посмотрел в ее мертвые глаза. Мать сидела недвижимая, глаза безжизненно смотрели перед собой. Джорам все понял и только вздохнул. Он снова перевел взгляд на императора. Отец смотрел не на пленника, а сквозь него, не узнавая. Лишь один раз странная улыбка скользнула по губам императора — когда Ванье намеренно пропустил имена родителей казнимого.«Ты — мой сын, — прозвучали эхом слова каталиста. — Я дал тебе Жизнь».Заклятие Палача звучало все громче. Он поднял руки над головой.Сарьон встал рядом с чародеем, слева, как и предписано каталисту, когда он принимает бой вместе со своим колдуном. Он медленно поднял Темный Меч, держа его обеими руками чуть ниже рукояти. Джорам, который напряженно следил за каталистом, заметил, что он держит не сам меч, а только ножны. Сердце юноши забилось чаще, тело напряглось. Это все, что он мог сделать, стоя в центре растоптанного круга. Пленник не сводил взгляда с Сарьона и Темного Меча. Дуук-тсарит оставили его, отступив в круг каталистов.Джорам остался один.Громким голосом Палач воззвал к Жизненной силе. Склонив головы, каталисты сосредоточили всю заимствованную из мира энергию на колдуне. Они послали Жизнь в тело Палача. Сила, собранная каталистами, был так значительна, что даже стала видимой: из сцепленных рук вырвались струи голубого пламени. Словно раскаленные ветви молнии, они обвились вокруг Палача.Облеченный невероятной силой, он указал рукой на Джорама. Еще одно слово — и заклятие будет произнесено, Превращение начнет исполняться!Палач набрал в грудь воздуха и начал произносить первые слоги заклятия, и в этот миг Сарьон бросился вперед, оказавшись между колдуном и осужденным юношей. Голубой огонь, сорвавшийся с руки Палача, поразил старого каталиста. Вскрикнув от боли, Сарьон попытался сделать еще шаг, но не смог пошевелиться. Его ноги до колен побелели, превратившись в твердый камень.— Сын мой! — крикнул Сарьон, не сводя взгляда с Джорама. — Меч!И в последнем усилии, не обращая внимания на смертельный холод, сковавший его колени, он бросил оружие юноше. Темный Меч упал у ног Джорама. Но юноша не двинулся с места, словно тоже обратился в камень. Оцепенев от ужаса, он смотрел на Сарьона.— Спасайся, Джорам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58