Эти люди — не настоящие! Я понимаю, что не очень хорошо объясняю... — Он замолчал, задумавшись. — Но когда я создавал картины, показывал им наших друзей, наши семьи, мои иллюзии казались более живыми, чем те люди, которые на них смотрели!— В Мерилоне людям нравятся их собственные времена года, — негромко сказал Сарьон, глядя в потолок. — У них здесь вечная весна. И их сердца такие же зеленые и твердые, как почки на молодом дереве. Им неведомо летнее цветение, они не плодоносят осенью. Они не знают зимних холодов, которые сделали бы их сильными...Джорам мрачно посмотрел на Мосию, на Сарьона.— Полевой маг, который строит из себя каталиста, и каталист, который вообразил себя поэтом, — пробормотал он.— Но у тебя еще остался я, — радостно напомнил Симкин. Он подошел к арфе и изменил наложенное на нее заклинание. Арфа заиграла веселую танцевальную мелодию, от которой нервы у всех присутствующих, и без того натянутые до предела, завибрировали. — Я — неизменный островок безумия в любой разумной ситуации. Многих людей это успокаивает.— Прекрати это! — Мосия разозлился и протянул руки к арфе. — Ты разбудишь весь дом!Джорам покачал головой.— Что бы вы ни говорили, мне безразлично. Я никуда не уйду. И ты тоже, — добавил он, мрачно посмотрев на Мосию. — Завтра вечером я получу свое наследство. Я стану бароном Фитцджеральдом, и тогда никто не посмеет даже пальцем нас тронуть!Мосия в отчаянии всплеснул руками и с мольбой посмотрел на Сарьона.— Можете ли вы сказать что-нибудь, отец, чтобы убедить его?— Нет, сын мой, — печально признался каталист. — Боюсь, что не могу. Я пытался...Несколько мгновений Мосия стоял молча, задумчиво опустив голову. Потом протянул Джораму руку.— Тогда... прощай, мой друг. Я ухожу. Я возвращаюсь домой. Я так стосковался по...— Нет, никуда ты не пойдешь! — отрывисто бросил Джорам, не обращая внимания на протянутую руку. — Ты не можешь уйти. Это слишком опасно. Потерпи еще один день. Я пойду с тобой в рощу, если это тебя осчастливит. — Он повернулся к каталисту. — А после завтрашнего вечера у нас все уладится! Я знаю! — Он сжал кулаки.Мосия тяжело вздохнул и сказал, глядя в окно, на залитый лунным светом сад:— Джорам, я правда хочу вернуться домой...— А я хочу, чтобы ты остался, — перебил его Джорам и положил руку на плечо друга. — Я не намного лучше тебя умею выражаться, — негромко сказал он. — Ты был моим другом, сколько я себя помню. Ты был моим другом, даже когда я думал, что мне не нужны никакие друзья. Я делал... Я сделал все, чтобы оттолкнуть тебя, прогнать прочь. — Юноша крепко вцепился в плечо Мосии, как будто теперь боялся его отпустить. — Но где-то в глубине души я...Арфа немелодично задребезжала.— Прошу прощения, — сказал Симкин и со смущенным видом прижал струны рукой. — Похоже, ее надо заново настраивать.Джорам покраснел и прикусил губу.— Как бы то ни было, — продолжил он, но теперь слова давались ему с трудом, — я хочу, чтобы ты остался со мной до конца. Кроме того, как же я буду без тебя жениться? Ты должен быть рядом, на месте дружка жениха. Ты ведь всегда был рядом... — весело сказал он, но веселость мгновенно угасла в напряженной атмосфере. Джорам замолчал, убрал руку с плеча Мосии и отвернулся. — Впрочем, делай что хочешь, — мрачно добавил он, глядя в окно.Мосия молчал и удивленно смотрел на друга. Потом он откашлялся и сиплым голосом сказал:— Я... Я думаю, еще один день особой роли не сыграет.Сарьон видел, что в глазах молодого человека блестят слезы. Он и сам едва не плакал. Несомненно, Джораму стоило больших усилий так раскрыть душу перед другими. Но циничный внутренний голос каталиста нашептывал: «Джорам использует Мосию и манипулирует тобой, чтобы все получилось так, как хочется ему. Он делал так раньше и будет делать так всегда. И что самое печальное — он даже не понимает, что делает это. Может быть, он ничего не смог бы с собой поделать, даже если бы понимал. Это его врожденное свойство. В конце концов, он ведь принц Мерилона».— Симкин, — сказал Джорам, повернувшись к молодому человеку, который громко сморкался в оранжевый шелковый платок. — В этой роще действительно можно спрятаться? Это безопасно?Симкин надрывно всхлипнул и еще раз высморкался в свой платок.— В чем дело? — с ноткой нетерпения в голосе спросил Джорам, хотя на его губах играла улыбка.— Это напомнило мне то время, когда мой милый братец, малыш Нат... Я ведь уже упоминал моего братца, малыша Ната... или Нэта? Как бы то ни было, малыш Нат лежал и помирал, объевшись ворованными пирожками с клубникой. Он, конечно, все отрицал, но его поймали на горячем — то есть его губы были вымазаны клубникой. Впрочем, мы подозревали, что он умирал не от пирожков, а скорее оттого, что столкнулся с экипажем, когда летел домой. Последнее, что Нат сказал мне перед смертью, было: «Симкин, пирожок был недоделанный». В этом кроется какой-то глубинный смысл, — продолжал Симкин, прикладывая оранжевый шелковый платок к покрасневшим глазам. — Но я его не понял.— Симкин... — раздраженно сказал Джорам.— Понял! Недожаренный! Этот план — тоже недожаренный. И все же, — добавил Симкин, — у нас должно получиться. Мы сумеем спрятаться в роще. Завтра там не будет ни души. Все отправятся на праздник во дворец. Дуук-тсарит будут заняты, присматривая за порядком в толпе. Мосия может подождать там, когда мы пойдем вечером во дворец...— Вы ведь не бросите меня там одного? Симкин, ты не останешься со мной? — встревожился Мосия.— Чтобы я пропустил весь праздник? — Симкин, казалось, был потрясен до глубины души. — Наш мрачный и неотесанный друг не упомянул о своих очаровательных придворных манерах. Я должен сопровождать его по лабиринту цивилизации, по предательскому, запутанному пути поцелуев в руки и в задницы...— Я буду его сопровождать, ты же знаешь, — напомнил каталист.— И меня это более чем устраивает, — невозмутимо продолжил Симкин. — Между нами говоря, нам обоим придется поднапрячься, чтобы справиться с такой задачей, — беззаботно предрек он. — Кроме всего прочего — если вы забыли, — именно благодаря мне вы вообще получили приглашение во дворец.— Пока нас не будет, ничего с тобой не случится. А завтра вечером, после праздника во дворце, мы снова встретимся с тобой в роще, — сказал Джорам Мосии. — Мы приведем тебя обратно и вместе отпразднуем мое баронство и помолвку.«Завтра вечером мы встретимся с Мосией в роще и сбежим отсюда, — сказал себе Сарьон. — Может быть, в конце концов у нас все получится».— Ладно, я подожду вас, — согласился Мосия, хотя и неохотно.Джорам улыбнулся. Его темные глаза потеплели.— Все будет хорошо, вот увидишь, — пообещал он. — Я...— Знаете, нам лучше уйти отсюда поскорее, — перебил его Симкин. Он неожиданно подпрыгнул и задел ногой струны арфы, которые жалобно взвизгнули. Повозившись немного, Симкин выпутался из струн. — Пошли, пошли. — Подталкивая Джорама и Мосию, он погнал их к выходу, словно овец. — Из-за нашего Мертвого друга мы не можем пройти по Коридору. Ничего, на улицах еще вполне безопасно, хотя, я думаю, Мосий там стало поменьше.— Подожди! Что ты скажешь Гвен... то есть лорду Самуэлсу? — спросил Джорам у каталиста.— Он скажет, что я забрал вас ко двору, чтобы порепетировать наше завтрашнее выступление, — беззаботно сказал Симкин и дернул Джорама за рукав. — Слушай, парень, нам и правда пора идти! По улицам уже крадутся ночные тени, и некоторые из них состоят из плоти и крови!— Я поговорю с Гвен, — пообещал Сарьон и улыбнулся, понимая, что на самом деле волнует Джорама.Каталист удивился, когда Джорам подошел к кровати и, присев, взял его за руку.— Мы встретимся завтра вечером, — твердо сказал юноша. — И повеселимся.— То же самое говорила герцогиня д'Лонгевилль своему шестому мужу, по случаю их бракосочетания, — заметил Симкин, утаскивая Джорама к двери.Сарьон слышал, как молодые люди тихо прошли по коридору, потом до него долетел приглушенный голос Симкина:— Только не помню, это было у них на свадьбе или на его похоронах?
На Мерилон опустилась ночь — настолько темная, насколько ей полагалось. Другими словами, не слишком темная. Темнота лишь окутывала город, но не затопляла его непроглядным мраком. Хотя Сарьон ослабел и устал, спал он беспокойно, постоянно ворочался, не погружаясь в глубокий сон, но и не просыпаясь полностью.В комнате каталиста было темно и тихо. Арфа больше не играла, просто стояла в углу. Шторы на окнах были плотно задернуты, чтобы не допустить в комнату ни солнечный, ни лунный свет, который мог потревожить больного. Ароматические курения убрали — Сарьон сказал, что задыхается от дыма. Тишину в комнате нарушало только хрипловатое, сбивчивое дыхание каталиста.И вот в комнате появились две фигуры, облаченные в черные рясы с капюшонами. Они словно поднялись из ночного прилива, безмолвные, как сама ночь, и подплыли к постели каталиста. Одна из фигур склонилась над спящим, и мягкий женский голос негромко окликнул его:— Отец Данстабль.Каталист не проснулся и не ответил.— Отец Данстабль, — снова сказала женщина, на этот раз более настойчиво.Услышав голос, каталист беспокойно заворочался и зарылся головой в подушку, как будто не хотел ничего слышать, и начал натягивать одеяло на голову.Потом женщина в черном сказала:— Сарьон!— А? Что? — Каталист сел в постели и начал растерянно озираться по сторонам. Сначала он ничего не заметил — фигуры, парящие над его кроватью, подобно черным ангелам, совершенно сливались с ночной темнотой. Когда каталист их увидел, он сдавленно вскрикнул.— Действуй быстро, — приказала женщина. — У него может случиться второй приступ.Но ее спутник уже сотворял заклинание. Тело Сарьона обмякло, голова медленно опустилась на подушки, глаза закрылись. Каталист погрузился в волшебный сон.Колдун с колдуньей довольно переглянулись над безвольным телом.— Церковь сама с ним разберется, — сказала женщина и указала на каталиста. — Его надо немедленно отправить в Купель:Колдун кивнул, сложив руки перед собой.— Ты обыскал дом? — продолжала колдунья.— Его молодых спутников здесь нет.— Я так и думала, что мы их не застанем. — Колдунья едва заметно пожала плечами. Глубокий капюшон ее рясы чуть повернулся в сторону каталиста. — Впрочем, это не важно. — Она шевельнула изящной рукой. — Пойдем.Ее спутник снова поклонился. Он произнес слово, и тело каталиста поднялось в воздух. Тонкие нити, тоньше шелка, вылетели из пальцев колдуна и быстро завертелись вокруг Сарьона. Вскоре каталист был надежно заключен в кокон заклинания. Колдун произнес еще одно слово — и перед ним открылся волшебный Коридор. Тхон-ли ожидал его приказаний. Дуук-тсарит шевельнул рукой, и тело каталиста проплыло сквозь ночь в зев Коридора. Колдун скользнул следом. Приняв их, Коридор быстро и бесшумно закрылся.Колдунья еще несколько мгновений стояла в комнате, безмолвно поздравляя себя с заслуженной удачей. Но ей еще многое предстояло сделать. Сложив ладони в молитвенном жесте, она подняла их ко лбу, потом начала медленно опускать, бормоча слова заклинания. И ее облик изменился. Теперь в комнате стояла точная копия той Телдары, которая лечила Сарьона.Потом колдунья заговорила — громко, чтобы убедиться, что ее голос звучит правильно.— Лорд Самуэлс, с сожалением должна вам сообщить, что ночью отцу Данстаблю снова стало хуже. Его молодой друг послал за мной. Я переправила каталиста в Дом Исцеления. ПОСТЛЮДИЯ Руки ночи вцепились в него, крепко обхватили его со всех сторон.Он путешествовал по Коридорам темноты, которые вели его к еще большему мраку. Там он лежал и ждал ужаса, который — он знал это — непременно настанет. Его окликнули по имени, и он узнал этот голос, но не хотел его слышать. Он лихорадочно потянулся рукой к амулету, висевшему на шее, — он знал, что амулет защитит его. Но амулет исчез! Амулет исчез, и он понял, что руки ночи отняли его. Он не хотел просыпаться, но в то же время хотел, чтобы поскорее закончился этот ужасный сон, который тянулся, казалось, всю его жизнь. В голосе, который звал его, не было злобы, только тихая печаль. Это был голос отца, укоряющего непослушного сына...— Сарьон...— Obedire est vivere. Vivere est obedire, — беспокойно пробормотал Сарьон.— Повиноваться — значит жить. Жить — значит повиноваться, — с глубокой грустью повторил голос. — Наш самый священный постулат. И ты забыл его, сын мой. Пробудись же, Сарьон. Позволь нам помочь тебе выбраться из тьмы, которая тебя окружает.— Да! Да, помоги мне! — Сарьон протянул руку и почувствовал, что его руку приняли и крепко сжали. Он открыл глаза, ожидая увидеть своего отца — тихого волшебника, которого он едва помнил, — но вместо него каталист увидел епископа Ванье.Сарьон ахнул и попытался сесть. Он смутно помнил, что его связывали, и стал вырываться из пут, но оказалось, что это всего лишь тонкие, сладко пахнущие простыни. Повинуясь жесту епископа, молодой друид подхватил растерянного каталиста за плечи и мягко уложил обратно в постель.— Успокойтесь, отец Сарьон, — негромко сказал друид. — Вы так много страдали. Но теперь вы дома, и все будет хорошо, если вы позволите помочь вам.— Меня... меня зовут не Сарьон, — сказал потрясенный каталист, затравленно озираясь, пока друид поправлял подушки под его головой.Оказалось, что его не держат в плену, как ему снилось, в ужасной мрачной темнице облаченные в черные рясы Дуук-тсарит. Сарьон лежал в светлой, залитой солнцем комнате, уставленной цветущими растениями. Он узнал это место. «Теперь вы дома», — сказал друид. «Да, — подумал Сарьон, и слезы навернулись ему на глаза от внезапно нахлынувшего умиротворения и спокойствия. — Да, я дома! В Купели...»— Сын мой, — сказал епископ Ванье, и в его голосе звучала такая глубокая печаль, что слезы заструились по лицу Сарьона, по его непривычному лицу, по лицу, которое принадлежало другому человеку. — Не отягчай еще более свою душу этой ложью. Ложь разрушает не только душу твою, но и тело. Она отравляет тебя. Посмотри сюда. Я хочу, чтобы ты кое-кого увидел.Сарьон повернул голову к человеку, который шагнул к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58