Говорите же, Жозеф Колет, я готов отвечать вам!
Жозеф Колет, прилагал много усилий, чтобы преодолеть охватившее его волнение. Дрожащим голосом, тоном легкого упрека он сказал
— Если я несправедливо обвинял вас, то простите меня, Флореаль-Аполлон. Но, посудите сами, когда произошли печальные события этой ночи, все мои друзья и мои слуги собрались вокруг меня. Вас не было здесь, чтобы защищать меня или, по крайней мере, помочь мне настигнуть бандитов, наполнивших этот мирный дом слезами и кровью. Ваше место должно было быть около меня!
— Право, я не пришел. И мое отсутствие было истолковано против меня! Так вот в чем обвиняют меня!
Негр опустил голову на грудь и некоторое время хранил молчание.
— Я прощаю вам, — снова заговорил он надменным голосом, — у вас в жилах течет кровь белых. Оттого вы легко поддаетесь подозрениям. А между тем, пока вы здесь стонали и плакали, подобно слабым женщинам, я не думал ни о чем другом, как заботиться только о вас, и стремился преследовать убийц.
— И это правда? — с видом сомнения спросил Жозеф Колет
— Ложь! — гневно выкрикнул молодой человек. — Убийца — вы!
— Я? — презрительным тоном вскричал негр. — Будьте осторожны в своих выражениях, господин де-Бираг. Вы сейчас получите доказательство правдивости моих слов.
Он исчез, но через минуту появился вновь, неся в руках завернутое в ковер тело негра с маской на лице.
— Вот убийца! — закричал он торжествующим тоном. — Я убил его!
С этими словами он швырнул тело, которое с глухим стуком покатилось по полу
Ошеломленные молодые люди смотрели на пол не зная, что и думать об этом.
Между тем, Флореаль-Аполлон нагнулся и, срывая маску с трупа, воскликнул голосом, полным злорадства:
— Взгляните, узнаете ли вы этого человека?
— Луизон, один из моих самых старых и преданных слуг! — с печальным удивлением проговорил Жозеф Колет — Может ли это быть?
— Да, Луизон! — смеясь повторил негр. — Этот слуга, на которого вы так полагались, и который изменил вам, один из главных вождей страшной секты Воду!
— Боже мой! — пробормотал плантатор. — И этот человек смог изменить мне?
Господин де-Бираг молчал, но его испытывающие взгляды, которые он бросал на мрачного негра, казалось хотели проникнуть в глубину его души.
— Ну, — начал опять Флореаль-Аполлон с видом вызова, — и перед этим неопровержимым доказательством, в присутствии этого трупа, распростертого у ваших ног, вы все еще пытаетесь продолжать обвинять меня, все еще продолжаете утверждать, что я убийца?
— Да! Убийца, убийца! — вскричал чей-то пронзительный голос.
При этом неожиданном обвинении дрожь невольно пробежала по телу негра. С суеверным ужасом он обернулся на дверь.
Дверь, выходившая в комнату дам, была отворена настежь, и там, опираясь на косяк, с рукой, протянутой вперед как бы для проклятия, со сверкающими гневом глазами, стояла Марта.
Распущенные волосы и белая длинная окровавленная одежда придавали ей скорее вид призрака, чем живого существа.
— А, — вскричал Флореаль-Аполлон, с ужасом пятясь назад перед этим ужасным видением. — Неужели мертвые встают из гробниц?
— Убийца! — еще раз вскричала молодая женщина с лихорадочной силой. — Это твое дело! Ты убил Луизона, моего верного защитника! — и, бросившись вперед, подобно разъяренной тигрице, она схватила негра за его курчавые волосы, крича: — Куда ты девал моего ребенка, презренный? Отдай мне мое дитя!
Негр, оглушенный в первую минуту неожиданностью нападения вскоре вернул свое обычное хладнокровие.
— А, ты еще жива! — закричал он, делая отчаянное усилие, чтобы освободиться от молодой женщины. — Хорошо! Я убью тебя во второй раз!
— Дитя мое, дитя мое! — повторяла несчастная мать без перерыва.
— Твое дитя, — вскричал негр с дьявольским смехом, — я посвятил в жертву Воду; умри и ты!
С этими словами негр выхватил кинжал. И тут завязалась ужасная борьба между убийцей и женщиной.
Марта, отчаяние которой удесятерило силы, действовала зубами и ногтями. Ошеломленные этой ужасной сценой, плантатор и молодой человек тщетно пытались придти на помощь молодой женщине; оба врага, сплетенные между собой словно две змеи, перебрасывались с одного конца комнаты в другой, не видя и не слыша ничего в своем ожесточении.
— Дитя мое, дитя мое! — все повторяла несчастная мать свистящим голосом, употребляя невероятные усилия, чтобы ослепить или задушить своего врага.
— Ты умрешь! — бормотал последний, тщетно пытаясь освободиться из ее рук.
Вдруг ноги негра наткнулись на тело Луизона, распростертого на полу; он споткнулся, потерял равновесие и упал, увлекая за собой молодую женщину, но тотчас же поднялся, освободившись от ее мертвой хватки, и, схватив короткий топор, скрытый под его одеждой, вскричал торжествующим голосом:
— Наконец-то!
Молодой женщине грозила неминуемая смерть.
Вдруг господин де-Бираг бросился на Флореаля-Аполлона с револьвером в руке, а плантатор схватил убийцу сзади. Несмотря на свою атлетическую силу при этом двойном нападении, негр зашатался.
— Убери топор, презренный! — вскричал господин де Бираг, хватая негра за горло.
Но последний быстрым движением вырвался из его рук.
— Никогда! — прорычал негр.
— Ко мне, ко мне! — закричал плантатор зовя на помощь людей.
Раздался топот ног бегущих слуг спешащих на помощь своему господину. Флореаль-Аполлон, казалось, раздумывал. Подавшись вперед, со сверкающими глазами тигра, он размышлял, но вдруг, одним ударом, он отбросил плантатора на десять шагов от себя и, испуская торжествующий крик, с поднятым топором бросился на господина де-Бирага.
Однако, ловким прыжком в сторону, молодому человеку удалось избежать направленного на него удара. В свою очередь, он выстрелил из револьвера. Негр же отвечал на выстрел револьвера взрывом сардонического хохота и, отступая, стремительно бросился в самую середину слуг которые невольно расступились перед ним.
Господин де-Бираг побежал по следам убийцы и наугад выпустил еще четыре заряда, но, очевидно, неудачно, как можно было судить по презрительному смеху и топоту лошадиных подков, донесшихся до его слуха.
Печальный и мрачный господин де-Бираг возвращался в дом; но здесь он невольно остановился, испустив крик ужаса, при виде представившегося страшного зрелища.
Марта, сидя на теле убитого Флореалем-Аполлоном негра, слуги плантатора, с улыбкой на устах и с глазами, полными слез, тихим, нежным голосом, заставляющим плакать навзрыд всех присутствующих, напевала одну из тех наивных креольских песенок, которыми кормилицы Сан-Доминго обычно убаюкивали маленьких детей.
Плантатор, с видом безграничного отчаяния, стоял на коленях около своей сестры, бросая вокруг тупые взоры; крупные слезы медленно катились из его глаз.
— Боже, Боже мой! — бормотал он дрожащими губами.
— Мужайтесь, друг мой, — проговорил молодой человек, кладя ему руку на плечо.
— Вы видите, несчастная помешалась!
— Увы!..
А Марта все пела.
Это было трогательное и вместе с тем ужасное зрелище: молодая женщина с бескровным лицом и с горящими глазами, улыбающаяся и тихая, сидела на трупе негра и распевала наивные песенки.
Вдруг песни смолкли. Глаза молодой женщины сверкнули и голосом, срывающимся от скорби, она вскричала:
— Дитя мое, дитя мое!
В этом крике слышалась такая мучительная тоска, что все присутствующие задрожали.
Между тем, она, сложив последним усилием руки, как бы для молитвы, подняла глаза к небу и упала навзничь. Все бросились к ней на помощь.
Но было уже поздно: скорбь убила ее. Она умерла.
— Марта, сестра моя! — закричал метис. — Умерла! О, Боже мой…
В это время снаружи послышался шум. Это возвращался французский гость плантатора в сопровождении врача. Позади их находился полицейский агент в сопровождении офицера и тридцати солдат.
Беспорядок в одежде и пыль, покрывавшая лица вновь прибывших, показывали, с какой быстротой они ехали из Порт-о-Пренса на плантацию Жозефа Колета.
8
Люсьен Дорнес
Было четыре с половиной часа утра. Наступал уже день. Показавшееся из-за горизонта солнце брызнуло во все стороны золотыми лучами, скрашивая и оживляя дикий ландшафт. Пробудившиеся в чаще птицы уже начинали свой гармоничный концерт. Вся эта природа, веселая и улыбающаяся составляла полный контраст с домом плантатора, бывшего в последнюю ночь театром мрачных и скорбных событий.
На утро, присланный из Порт-о-Пренса агент полиции, деятельно принялся за следствие.
Первой заботой Шовелена, — таково имя этого агента, — было подвергнуть продолжительному допросу всех слуг плантатора, черных и белых безразлично. К несчастью, все эти люди, в большинстве преданные своему хозяину, решительно ничего не знали, и их показания не могли пролить никакого света на это таинственное дело.
Из их показаний он вывел только одно: они были захвачены этими событиями врасплох и что они не знали ни одного врага у своего хозяина, который пользовался всеобщим уважением и любовью.
Тогда Шовелен обратился к Анжеле, младшей сестре плантатора, которая, несмотря на свою довольно тяжелую рану поспешила дать свои показания чтобы навести агента полиции на настоящий след.
Молодая девушка еще не знала о смерти своей сестры и о похищении своей племянницы Марии, она думала, что она одна стала жертвой убийц.
Ее брат и господин де-Бираг решили, по совету врача ничего не говорить ей об этих печальных событиях. Она же все без утайки сообщила Шовелену, начиная со своего посещения старой негритянки Розенды Сумеры.
Выслушав ее с вниманием, Шовелен обратился к ней:
— Извините сударыня, что я предложу вам несколько вопросов. Скажите пожалуйста, нет ли у вас каких-либо врагов — мужчины, женщины или ребенка?
Ангельская улыбка озарила бледное личико молодой девушки.
— Разве это возможно? — проговорила она. — Я не помню, чтобы сделала кому-нибудь дурное.
— Вы слишком добры, сударыня. Негры справедливо называют вас «Девой утешения», любят вас и уважают.
— Ну? — краснея от этих похвал пробормотала девушка.
— Вот поэтому я и спрашиваю вас, не знаете ли вы своих врагов; ведь такая добрая, как вы, должна иметь их очень много.
При этих странных словах молодая девушка взглянула на Шовелена с видом крайнего изумления.
— Не понимаю вас!
— Боже мой! Я не сумею объяснить вам этого: мне придется коснуться самых заветных ваших тайн!
При этих словах Шовелен перевел свой вопросительный взгляд на молодых людей, стоявших у постели больной.
Господин де-Бираг понял его немую просьбу и, нежно пожимая руку Анжелы, проговорил:
— Я — жених госпожи Колет и, лучше чем кто-либо другой, могу объяснить ей ваши слова, сударь!
— Благодарю вас, сударь.
— Дорогая Анжела, — начал господин де-Бираг, — слова этого господина, очень темные и неясные для тебя, на самом деле очень просты. Человеческая природа, не облагороженная образованием, — этим божественным пламенем, которое может осветить мрак души человека и смягчить его сердце, показывая ему разницу между добром и злом, по существу своему злая. Таким образом, добро, которое оказывают порочным и невежественным существам, возбуждает у них вместо благодарности только ненависть. Эти низкие люди принимают благодеяния, оказываемые им, за обиды и считают долгом мстить за них.
— О, — пролепетала молодая девушка, — разве это возможно?
— К несчастью, это так, — продолжал господин де-Бираг, — исключения, правда, бывают, но очень редкие. Головы негров отуманены диким суеверием и невежеством Африки, не знают христианской любви, а питаются только ненавистью, завистью и мщением — тремя страстями диких рас. Вот почему, дорогая Анжела, я и спрашиваю вас, не можете ли вы указать на кого-нибудь из черных, кому бы вы часто помогали или вообще находились в частых сношениях.
Молодая девушка, до сих пор спокойно слушавшая своего жениха, при этих словах задрожала.
— Боже мой, — вскричал господин де-Бираг, изумленный этой внезапной переменой. — Что с вами, Анжела?
— Ничего, благодарю вас, но ваши слова, дорогой Луи, пролили свет на мою душу. Я не смею произнести те имена, которые просятся на мой язык,
— Не бойся, дорогая Анжела, — проговорил плантатор. — Я уже знаю эти имена. Первое имя моего молочного брата Флореаля-Аполлона?
— Да. Не знаю почему, но этот человек всегда мне внушал ужас.
— Да, да! — пробормотал метис. — О, это я знаю, а второй же кто?
— Второй, — пробормотала Анжела. — Один несчастный негр, которого я нашла у порога нашего дома совсем умирающим от голода.
— Конго Пеле?
— Да, потом… моя кормилица…
— Розенда Сумера?! Презренная! Она всем обязана нам, а между тем, в эту ночь я чуть было не попал в ее хижине в руки убийц!
— Да, она, брат!
— Простите, пожалуйста, — обратился к молодой девушке Шовелен. — Не признали ли вы кого-нибудь из тех людей, которых вы встретили в хижине негритянки?
— Никого.
— Благодарю вас, сударыня, — сказал агент и, откланявшись Анжеле, вышел в сопровождении ее брата и жениха.
— Ну, — спросил плантатор, когда они остались одни.
— Все это важно, — отвечал Шовелен и, подозвав офицера, спокойно курившего сигару, проговорил: — Пошлите сейчас же четверо солдат по дороге к Леогану; у самого города находится хижина известной Розенды Сумеры, Прикажите арестовать эту женщину и всех, кого найдут там.
Офицер, бросив свою сигару, молча поклонился и вышел.
— А теперь, господа, — продолжал агент, — прикажите позвать ко мне этого Конго Пеле. Я желаю допросить его.
— Конго Пеле убежал вчера вечером с плантации при закате солнца, — отвечал Жозеф Колет, — Я подозреваю его в соучастии с Флореалем-Аполлоном.
— Гм! Это очень вероятно, — задумчиво проговорил агент. — Покажите мне труп убитого негра!
— Он остался в той комнате, куда его принес Флореаль-Аполлон.
— Так пойдемте же туда!
Трое мужчин вошли в комнату, где лежал, брошенный негром труп. Возле него лежала, сорванная с его лица маска. При виде ее агент не смог удержать крика изумления.
— Что с вами? — с беспокойством спросил его плантатор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18