Тем более должен был спасаться бегством этот медведь, которого должны были напугать внезапный свет и крики, а он, между тем, преспокойно качался на ветви, да еще на такой тонкой, какой умный медведь никогда не доверится. Вот почему чем больше я думаю, тем сильнее убеждаюсь, что это был не медведь, а человек.
Все охотники и сам Единорог, внимательно слушавший Валентина, были поражены правильностью его замечаний. Теперь в их памяти всплыла масса подробностей, на которые они до тех пор не обращали внимания.
— Это похоже на правду, — сказал дон Мигель, — и я готов вам поверить.
— Вы понимаете сами, — продолжал Валентин, — что в такую темную ночь и на таком расстоянии вождь легко мог ошибиться, несмотря на всю свою опытность. Мы сделали большую ошибку, что удалились, не удостоверившись в справедливости моих подозрений.
— Да, — произнес Единорог, — мой брат прав. Он очень мудр.
— Теперь слишком поздно возвращаться, он успел, наверное, убежать, — произнес Валентин задумчиво. — Но где же Курумилла? — спросил он, оглядываясь.
В ту же минуту охотники услышали невдалеке от себя треск ветвей и сдавленный крик.
— О-о! — произнес Валентин. — Что могло случиться?
В это мгновение послышался крик сороки.
— Это сигнал Курумиллы, — сказал Валентин, — что ему надо?
— Вернемся и узнаем, — произнес дон Мигель.
— Неужели же вы думали, что я покину так своего товарища? — воскликнул Валентин.
Все поспешно двинулись в обратный путь и через несколько мгновений увидели Курумиллу, удобно расположившегося на толстом суку и беззвучно смеющегося.
Смех Курумиллы, да еще в такое неподходящее время, показался Валентину вещью настолько странной, что он готов был подумать, не сошел ли его друг с ума.
— Почему вы так смеетесь, вождь? — спросил он, осматриваясь кругом. — Я не прочь последовать вашему примеру, если вы объясните мне причину вашего смеха.
— Курумилла доволен, — отвечал индеец, продолжая смеяться.
— Я вижу это, — сказал Валентин, — но чем же вождь так доволен?
— Курумилла убил медведя.
— Ах вот что! — произнес Валентин с удивлением.
— Пусть мой брат посмотрит — вон там «родственник» Единорога.
Единорог сделал недовольный жест.
Валентин и его друзья посмотрели вниз, куда показывал Курумилла.
Лассо индейца одним концом было привязано к ветви, на которой они находились, а на другом, спущенном вниз, качалась черная бесформенная масса.
Это был труп медведя.
Курумилла во время разговора Единорога с «родственником» внимательно следил за движениями медведя, и они показались ему, как и Валентину, неестественными. Решив удостовериться, он дал товарищам уйти, привязал затем лассо к ветви и, когда медведь, ничего не подозревая, начал спускаться, ловко накинул ему на шею петлю. От неожиданности медведь поскользнулся, потерял равновесие и полетел вниз, но, не долетев до земли, повис в петле, стянувшей ему горло.
Теперь охотники общими усилиями постарались втащить его наверх, и через несколько мгновений труп медведя лежал перед ними.
Валентин поспешно наклонился к нему, но тотчас же выпрямился.
— Я так и знал! — воскликнул он и пнул голову медведя ногой.
Голова отделилась от туловища и полетела вниз, а под ней обнаружилось страшно исказившееся лицо Натана.
— Натан?! — воскликнули охотники в один голос.
— Да, старший сын Красного Кедра, — сказал Валентин.
— Один! — мрачно произнес дон Мигель.
Бедному Натану не повезло с переодеванием: в первый раз его чуть не сожгли живьем, а во второй — он удавился.
ГЛАВА XXXV. Охота продолжается
Охотники несколько минут стояли молча, вперив взоры в труп врага.
Первым пришел в себя Единорог, который был особенно зол на Натана за ту штуку, которую сыграл с ним сын Красного Кедра, нарядившись медведем. Единорог вынул нож и, ни слова не говоря, молниеносно снял скальп с убитого.
— Теперь его лживый язык никого уже не обманет, — произнес он, деловито прикрепляя кровавый трофей к своему поясу.
Валентин, между тем, был погружен в размышления.
— Что нам теперь делать? — спросил дон Мигель.
— Конечно, немедленно броситься в погоню за Красным Кедром! — воскликнул дон Пабло.
— Что скажет мой брат? — спросил Единорог, почтительно обращаясь к Валентину.
Охотник поднял голову.
— На сегодняшнюю ночь достаточно, — сказал он. — Этому человеку поручено было отвлечь нас, чтобы его друзья могли скрыться. Стараться догнать их теперь было бы безумием: они слишком далеко успели уйти вперед. Кроме того, теперь очень темно. Оставим караульных на их местах, а завтра соберем совет и решим, что нам делать.
Все согласились с этим мнением и отправились в обратный путь к лагерю.
Сойдя на землю, Единорог дотронулся до плеча Валентина.
— Я желаю сказать кое-что моему брату, — произнес он.
— Я слушаю, — отвечал охотник, — голос моего брата для меня — музыка, которая меня всегда радует.
— Мой брат обрадуется еще больше, когда узнает, что я хочу сообщить ему.
— Какие же вести сообщит вождь?
— Солнечный Луч явилась сегодня вечером в лагерь.
Валентин вздрогнул.
— Одна? — спросил он поспешно.
— Одна она не посмела бы явиться, — возразил вождь не без гордости.
— Это верно. Но что же моя мать?..
— Мать охотника здесь. Я уступил ей свой вигвам.
— Благодарю, вождь! — воскликнул охотник с чувством. — Вы мне настоящий брат.
— Великий белый охотник — сын нашего племени и брат нам всем.
— О, моя мать! Моя добрая мать! Как она явилась сюда? Бегу к ней!
— Вот она, — произнес Курумилла.
Индеец при первых словах Единорога отправился за матерью охотника, зная, как это обрадует его друга.
— Сын мой! — воскликнула старушка, сжимая Валентина в объятиях.
Когда первое волнение от неожиданной встречи улеглось, Валентин взял свою мать под руку и бережно отвел ее обратно в вигвам.
— Вы неосторожны, матушка, — сказал он тоном упрека. — Зачем вы покинули селение? Время теперь холодное, вы не знаете здешнего климата. Ваше здоровье и так слабо, и вы должны беречь его, хотя бы ради меня. Что будет со мной, если с вами что-нибудь случится?
— Как я счастлива, дорогое дитя мое, что ты меня так любишь! То, что я чувствую теперь, вполне вознаграждает меня за страдания, перенесенные в твое отсутствие. Но предоставь мне делать так, как я хочу. В мои годы нельзя быть уверенной в завтрашнем дне, и теперь я не оставлю тебя, чтобы хоть умереть на твоих руках.
Валентин внимательно посмотрел на свою мать. Ее последние слова поразили его в самое сердце. Он был, кроме того, встревожен выражением ее лица, которое осунулось до неузнаваемости.
Мать охотника заметила впечатление, произведенное ею на сына, и грустно улыбнулась.
— Ты видишь сам, — произнесла она, — что я не долго буду тебе в тягость. Скоро Господь призовет меня к себе.
— О, не говорите этого, матушка! Отгоните эти мысли. Я надеюсь, что мы с вами проведем вместе еще много дней.
Старушка покачала головой.
— Не обманывай себя, сын мой, — сказала она. — Будь мужчиной и приготовься к близкой и неизбежной разлуке, но только обещай мне одно.
— Говорите, матушка.
— Что бы ни случилось, поклянись не оставлять меня.
— Матушка, — произнес он, колеблясь.
— Что, ты отказываешь мне? — воскликнула она с горестью.
Валентин почувствовал, как его сердце сжалось. Он не в силах был противиться.
— Хорошо, — прошептал он со слезами в голосе, — раз вы этого требуете, то будьте спокойны. Клянусь вам, что мы не будем больше разлучаться.
Луч радости осветил бледное лицо старушки.
— Будь благословен, сын мой, — сказал она. — Ты делаешь меня счастливой, согласившись на мою просьбу.
— Да, если вы этого хотите, то я исполню вашу волю, и пусть Бог не накажет меня за то, что я повинуюсь вам. А теперь позвольте и мне, в свою очередь, попросить вас.
— Что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы вы немедленно пошли отдохнуть от усталости и всех тревог этого дня.
— А ты, дитя мое?
— Я тоже пойду спать, матушка. Завтра опять предстоит тяжелый день.
Старушка нежно обняла своего сына и улеглась на постель, которую позаботилась приготовить для нее Солнечный Луч.
Валентин вышел из вигвама и направился к своим друзьям, которые отдыхали вокруг костра.
Но вместо того, чтобы лечь, охотник подбросил в огонь еще хворосту, опустился на землю и, прислонившись спиной к дереву, погрузился в глубокие размышления.
Так провел он почти всю ночь. Костер начал уже снова гаснуть, когда охотник очнулся.
— Надо все-таки поспать, — сказал он.
С этими словами он завернулся в бизонью шкуру, лег и закрыл глаза.
Но только он начал засыпать, как чья-то рука опустилась на его плечо и кто-то тихо окликнул его по имени.
— Кто здесь? — спросил он.
— Это я, Белая Газель.
Действительно, около охотника стояла молодая девушка.
Валентин тотчас же отбросил бизонью шкуру, встал и встряхнулся.
— К вашим услугам, — сказал он. — Что вам угодно?
— Я хочу посоветоваться с вами.
— Говорите, я вас слушаю.
— В эту ночь, в то время, как вы и Единорог искали Красного Кедра с одной стороны, мы с Черным Котом искали его с другой.
— Ну и как, вы узнали, где он? — с живостью спросил охотник.
— Нет, но я кое о чем подозреваю.
Валентин бросил на нее пытливый взгляд, который она твердо выдержала.
— Вы ведь знаете, что я теперь вам вполне предана, — сказала она.
— Простите, я был неправ. Продолжайте, прошу вас.
— Я ошиблась, сказав, что хочу с вами посоветоваться, — я хочу попросить вас.
— Поверьте, что если это в моих силах, то я не замедлю исполнить вашу просьбу.
Белая Газель какое-то мгновение колебалась. Затем, сделав над собой усилие, она продолжала решительно:
— Лично вы не питаете ненависти к Красному Кедру?
— Простите, Красный Кедр — негодяй, повергший в горе и слезы любимую мной семью. Он умертвил юную девушку, которая была мне очень дорога, и был причиной смерти моего друга.
Белая Газель невольно сделала нетерпеливое движение.
— Итак? — сказала она.
— Если он попадется мне, я убью его без всякой жалости.
— А между тем есть человек, который уже много лет ждет случая отомстить Красному Кедру.
— О ком вы говорите?
— О Сыне Крови.
— Это верно. Он говорил мне, что ему надо свести счеты с этим бандитом.
— Так вот, — продолжала она с живостью, — будьте добры, предоставьте моему дяде, я хочу сказать, Сыну Крови, завладеть Красным Кедром.
— Почему вы просите об этом?
— Потому что настало время.
— Объяснитесь.
— С тех пор как бандит углубился в горы, без надежды оттуда выбраться, дядя поручил мне просить вас, когда настанет время, уступить ему поимку бандита.
— А если он его упустит? — сказал Валентин.
— Этого не может случиться, — возразила она, — вы не знаете, что такое ненависть, которая длится двадцать лет.
Она произнесла эти слова с таким выражением, что охотник, несмотря на всю свою твердость, вздрогнул.
Белая Газель не спускала с него глаз, с тревогой следя за выражением его лица и стараясь угадать его решение.
— Что же? — спросила она наконец.
— Что надо сделать? — спросил он.
— Предоставить мне действовать, окружить бандита так, чтобы он не мог проскользнуть, и ждать, ничего не предпринимая.
— Долго ждать?
— Дня два — три. Разве это много?
— Нет, если только вы сдержите свое обещание.
— Я сдержу его, или, точнее сказать, мой дядя сдержит его за меня.
— Это одно и то же.
— Тем лучше. Значит, вы согласны?
— Еще одно слово.
— Говорите.
— Вы знаете, что мой друг дон Мигель перенес много горя из-за Красного Кедра?
— Знаю.
— Вы знаете, что этот негодяй убил его дочь?
— Да, — произнесла она с дрожью в голосе, — я знаю это. Но положитесь на меня, дон Валентин. Клянусь вам, что дон Мигель будет отомщен так, как ему и не снилось.
— Хорошо. Но если через три дня над злодеем не свершится правосудие, то я сам примусь за дело.
— Благодарю, дон Валентин. Мой дядя рассчитывает на ваше слово. Теперь я отправляюсь.
— Сейчас?
— Сию минуту.
— Куда?
— К Сыну Крови, передать ему ваш ответ.
Белая Газель вскочила на лошадь, которая была привязана к дереву в нескольких шагах от нее, и с места помчалась в галоп.
— Странная особа! — прошептал Валентин и, заметив, что уже наступает утро, направился к вигваму Единорога, чтобы собрать совет.
Как только охотник вошел в вигвам, дон Пабло, лежавший неподвижно и, по-видимому, спавший, поспешно поднялся.
— Боже мой! — воскликнул он. — Как спасти несчастную Эллен? Если она попадет в руки этой фурии, то она погибла!
Затем, подумав мгновение, он бегом бросился к вигваму Единорога. Как раз в эту минуту Валентин выходил оттуда.
— Куда вы так бежите, мой друг? — спросил он дона Пабло.
— Мне нужна лошадь, — отвечал мексиканец.
— Лошадь? — произнес Валентин. — Для чего?
Дон Пабло бросил на него странный взгляд.
— Чтобы поехать к Сыну Крови, — ответил он решительно.
Печальная улыбка появилась на губах француза. Он пожал руку молодого человека и произнес:
— Бедное дитя!
— Позвольте мне ехать, дон Валентин, прошу вас, — умоляюще произнес дон Пабло.
Охотник отвязал лошадь, которая мирно паслась около вигвама.
— Поезжайте, — сказал он с грустью, — поезжайте туда, куда влечет вас судьба.
Молодой человек взволнованно поблагодарил его, вскочил на лошадь и, вонзив ей в бока шпоры, помчался во весь опор.
Валентин долго провожал его взглядом, пока он не скрылся вдали. Затем он тяжело вздохнул и произнес вполголоса:
— От так любит!.. Несчастный!
После этого он направился в вигвам к своей матери, чтобы пожелать ей доброго утра.
ГЛАВА XXXVI. Последнее убежище
Теперь мы должны возвратиться к Красному Кедру и его друзьям.
Когда скваттер услышал дикие крики краснокожих и увидел сквозь листву красноватое пламя факелов, то в первую минуту решил, что они обнаружены и все погибло. В отчаянии он закрыл лицо руками и, наверное, свалился бы на землю, если бы брат Амбросио вовремя не удержал его.
— Demonios! — воскликнул монах. — Будьте осторожнее, compadre, здесь нельзя так горячо жестикулировать.
Но отчаяние скваттера уже почти прошло, и он произнес твердо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35