У здания больницы, построенного по английскому проекту из стекла, бетона и стали, на которое после сдачи его в эксплуатацию приезжали посмотреть чуть ли не со всей области, Панкрат машину ставить не стал, загнал в тупичок переулка с обыкновенными сельскими домами и полчаса наблюдал за входом и автостоянкой напротив, где вместе с двумя десятками запыленных мотоциклов, стареньких «Запорожцев», «Жигулей», «Нив» и «газонов» парковались красавцы «Форды», «БМВ», «Ауди» и даже один «Мерседес». Больница принимала всех – и старых, и новых русских.
Интуиция голоса не подавала, поэтому Панкрат приказал Михаилу ждать его возле больницы и направился к приемному покою. Узнав, где лежит раненый дед Осип из деревни Ковали, он взял в раздевалке халат и прошествовал на третий этаж в первое хирургическое отделение, где располагалась палата Осипа.
Дядя Егора Крутова выглядел почти здоровым. Панкрата он не знал и на «привет от племянника» сначала прореагировал как на шутку и лишь потом, после короткого рассказа о происшествии с племянником, заговорил с Панкратом серьезно.
– За что же его забрали, сукины дети? Он же сам военный человек, ничего дурного не замышлял.
– Поэтому я и пришел к вам, – сказал Воробьев. – Хочу понять, что случилось. Егор действительно хороший человек, в тюрьме ему не место, надо выручать.
– А ты адвокат али еще кто?
– Еще кто, – усмехнулся Панкрат. – Друзья мы и делаем одно дело.
– Ясно, – усмехнулся и Осип. – Лихой ты человек, я гляжу, пролаз Пролаз – проныра, плут, хитрец.

. Но верить можно. Егор с каждым дружить не стал бы. Лишь бы твои планы хинью Хинью – даром, без пользы, на ветер.

не пошли. Чего знать-то хочешь?
В палате находились еще трое больных, посматривающих на гостя с любопытством, и Панкрат понизил голос:
– До того, как Егор приехал, у вас в округе ничего странного не происходило?
– А что у нас должно происходить? Тишь да гладь, да божья благодать. Разве что вот корова у кума пропала, месяц искал – не нашел. Машка еще Спиркина ногу сломала, за брагой в погреб лазила… вот и все чудеса.
– А чужие люди в деревню не заглядывали?
Глаза Осипа остро блеснули. Старик понимал больше, чем прикидывался.
– Как же, чуть ли не каженную неделю ватага варнаков налетает… в баню помыться к Гришанкам. Но тихо гуляют, без вытребенек. Да вот еще ономнясь Ономнясь – недавно.

каженик приходил, – оживился старик.
– Кто? – не понял Панкрат.
– Каженик, человек, которого леший обошел По русскому поверью, у человека, которого «обошел леший», наблюдается потеря памяти, помешательство, бред, столбняк. Каженик не то делает, что думает, не то говорит, что слышит, в его речи нет смысла, печаль его неисходима.

. Весь трясется, бормочет что-то, шарахается от всех, глаза бегают. Я с ним не балагурил, издали-то посмотрел, а Ромка сполагоря Сполагоря – легко, просто, без особого труда.

угомонил его, погутарил, домой отвел.
– Ромка – это сосед ваш, Роман Евграфович?
– Он, Ромка Качалин. Дед у него колдун был, да баба евонная, Степанида, заговоры всякие знает, боль снимает. Хорошая баба, да все же посуровей моей Аксиньи, хотя, конечно, всяко бывает. Как говорится: жена в больших количествах – яд, в малых – лекарство.
Панкрат засмеялся.
– Оригинальный у вас подход к жизни. А что он бормотал, каженик этот ваш?
– Ромка сказывал, околесицу всякую нес. Что за ним будто черти гонятся, с гадюками… или не, с удавами, ну тоже змея такая большая, что его похоронить живьем хотели, а кто он такой – не помнит.
– Ясно, – спокойно кивнул Панкрат, у которого от предчувствия свело живот. – И куда он потом делся?
– А приехали за ним из психбольницы, машина такая специальная, желтая, сплюснутая, гладкая, как лепешка, с черной звездой на заду. Оказывается, сбежал он из больницы, псих. Ну, увезли, конечное дело.
– А звезда на заду машины не шестиконечная была?
– Шут его знает, не разобрал.
Панкрат поднялся.
– Спасибо вам, Осип… э-э, не знаю, как по батюшке.
– Просто Осип. За что спасибо-то, мил человек? Я ить и не сказал ничего. И ты вот тоже не говори моей бабе про Егора ничего, а то почнет тугу носить, хизнуть Туга – скорбь, печаль; хизнуть – становиться слабым, болезненным.

.
– Хорошо, не буду, – пообещал Панкрат, отмечая вдруг, как изменилось лицо старика – расплылось в улыбке, и оглянулся.
В палату входила молодая, очень симпатичная женщина с шикарными густыми русыми волосами по плечи, с тугой полной грудью, натянувшей оранжевую блузку, с красивыми ногами. Она смотрела на Осипа и улыбалась, показывая ямочки на щеках, и лицо ее кого-то напомнило Панкрату. Через секунду он сообразил – она была похожа на Егора Крутова.
– Лидка, – радостно зашевелился Осип, – пить принесла?
– Как просил, сколотки, – подняла трехлитровый бидон женщина, посмотрела на примолкшего Панкрата. – А вы кто?
– Это друг Егорши, – представил Воробьева Осип, – Панкратом кличут. А это сестра Егора двоюродная, Лидка, незамужняя, между прочим, хотя и с детями. – Осип хохотнул.
На щеках Лиды расцвел румянец.
– Что ты говоришь, дед!
– То и говорю, что ты у меня красавица. Вдруг сосватаю? Литр самогону поставишь? – Он снова засмеялся. – Заходи еще, хлопче, погутарим. А еще лучше к нам в гости в Ковали приезжай, я здесь не задержусь, через недельку сбегу.
Панкрат поклонился, пряча в душе взгляд Лиды, теплый, смущенный и заинтересованный одновременно, сказал «до свидания» и пошел из палаты, но на пороге остановился.
– Если хотите, Лида, я вас подожду, довезу до деревни.
– Ой, не надо, – смутилась женщина, – тут недалеко, сама дойду.
– Да мне все равно в ту сторону ехать.
– Жди, жди, – шевельнул забинтованной рукой Осип, – подвезешь, ежели по пути.
Лидия нерешительно посмотрела на деда, и Панкрат, проговорив: «Так я жду», – торопливо вышел в коридор.
Ларин топтался у киоска возле больницы, как две капли воды похожего на тот, что сгорел в Ковалях, и Воробьев даже подумал мимолетно – не одного ли хозяина они имеют? – но мысли тут же свернули в иное русло, душа была занята женщиной и топорщила перья, как бы прихорашиваясь и подыскивая предлог, чтобы продолжить знакомство, заявить о себе в полный голос. В принципе Панкрат испытывал сейчас сладкий, кружащий голову шок и не мог ничего с собой поделать. Да и не хотел. В пустоте сердечного пространства плавала лишь одна сияющая фраза: не упусти судьбу, парень, это она – твоя женщина… не упусти…
– Что это с тобой? – перепугался Михаил, глянув на лицо Воробьева. – Дед умер, что ли? Засада в больнице?
Панкрат очнулся.
– Заводи машину, подгоняй ко входу.
– Повезем кого?
– Повезем. Попутчицу.
Ларин безмолвно повернулся и пошел за машиной, через десять минут пригнал джип, и в этот момент из больницы вышла Лидия, уже без халата, в оранжевой футболочке, а не в блузке, как подумал сначала Панкрат, и в короткой юбке, открывающей колени. Михаил посмотрел на нее, потом на командира, присвистнул и распахнул дверцы.
– Садитесь, – пригласил Лиду Панкрат. – Если вам еще куда надо ехать – нет проблем.
– На базар если только да в магазин, в булочную… Но я это и сама…
– Поехали.
Они посетили Фошнянский рынок, накупили фруктов, овощей, колбасы, хлеба, заехали в местное кафе – по предложению Панкрата – и выпили по чашке кофе с пирожными. Лидия сначала стеснялась, с некоторым удивлением приглядываясь к майору, словно не понимая, почему она его слушается, потом перестала, покоренная манерой поведения Панкрата, шутливо-ироничной, энергичной, располагающей к себе, и они заговорили уже как давние знакомые, перейдя на «ты», с удовольствием делясь впечатлениями бытия и рассказывая о себе без утайки и смущения.
Так Панкрат узнал, что Лида уже два года не замужем, разведена, муж – бывший военный – начал пить, гулять и в конце концов признался, что у него в Минске есть еще одна семья. Узнав об этом, Осип его чуть не прибил, и с тех пор Лида жила в Брянске одна, работая диспетчером автоколонны, на лето отдавая детей – пятилетнего Антона и трехлетнюю Настю – маме в деревню. В данный момент она была в отпуске, чем и объяснялось ее присутствие в Ковалях.
Неожиданно для себя самого разговорился и Панкрат, поведав историю своей жизни, правда, без некоторых подробностей, касающихся работы в разведке. И все же на один вопрос Лиды ему захотелось ответить.
– За что тебя уволили из органов? – спросила женщина, когда они уже ехали в Ковали, удобно расположившись на заднем сиденье джипа; Михаил вел машину медленно и в разговоре участия не принимал.
– За игнорирование директивы, – усмехнулся Воробьев, вспоминая тот разведрейд, ставший притчей во языцех среди профессионалов спецслужб и предметом разбирательства на закрытом военном суде.
Случилось это еще во время войны в Чечне, куда была заброшена группа «ходоков» Службы внешней разведки для охоты на террориста Басаева. О цели рейда знали очень немногие люди: генерал Карпухин, начальник управления разведки ближнего зарубежья, командир оперативно-диверсионной бригады полковник Зайцев и командир отряда «ходоков» майор Воробьев. Официальным прикрытием рейда было получение данных о каналах поступления в Чечню оружия, неофициальная задача состояла в ликвидации Басаева и его боевиков. А поскольку любая разведка предполагает максимальное сохранение тайны рейда, существовала негласная директива службы, отражающая специфику разведдеятельности: свидетелей работы группы быть не должно! Свидетель – это, как правило, провал, и Панкрату было известно, что многие рейды разведгрупп разных спецслужб оплачены ценой жизни свидетелей. Но он не знал, что ему самому придется столкнуться с той же проблемой.
В районе Хасавюрта группа наткнулась на двух чеченских охотников, молодого и старого, двое суток таскала их за собой, так как Воробьев не хотел убивать ни в чем не повинных людей, имевших, по их словам, большие семьи и бывших единственными их кормильцами. В конце концов охотников отпустили, поверив в их принадлежность к «простому народу», а через несколько часов группу настигла погоня.
В результате во время боя был убит один из разведчиков и ранено четверо, в том числе и Воробьев, но группе все же удалось оторваться от преследователей и унести убитого и раненых, и тем не менее задачу группы посчитали невыполненной, а Панкрата спустя месяц судили и тихо уволили, не создавая прецедента, хотя причина стала известна многим.
– Бедный, – пожалела его Лидия, положив прохладную ладошку на локоть майора. – Сколько тебе пришлось пережить! – И добавила с женской непосредственностью: – А жена как на это прореагировала?
– Я не женат, – усмехнулся майор. – Но на самом деле я лучше, чем моя репутация.
От Фошни до Ковалей было всего три километра, поэтому как ни старался все понимающий Ларин ехать медленно, все же вся дорога заняла не более четверти часа, так что Панкрат с разочарованием вздохнул, когда показался мостик через ручей перед въездом в деревню. И тут же Михаил резко затормозил: из-за кустов на берег ручья вышел длинный, нескладный с виду, одетый в живописное тряпье – для маскировки, наверное, – Родион. Панкрат открыл дверцу машины. Родион хотел что-то сказать, но увидел пассажирку и вопросительно глянул на Воробьева.
– Ну, вы тут поговорите, а я пойду, – заторопилась Лида, – тут уже близко. Спасибо, что подвезли, заходите в гости, хата мамы – слева, третья с краю, у колодца.
Она пошла по дороге с увесистой продуктовой сумкой, а мужчины молча смотрели, как она идет в босоножках, женственная и сильная. Потом Панкрат дернулся было помочь ей поднести сумку, но Родион остановил его за рукав.
– Погоди, командир, тут возникли некоторые трудности. За домом нашего полковника следят. Это раз.
Панкрат оторвал взгляд от ног Лидии, подобрался, глаза его приобрели острый деловой блеск.
– Та-ак. Ты не ошибся?
– Елы-палы! – оскорбился Родион, постукал пальцем по голове. – Эта дыня меня еще не подводила!
– Ладно, не обижайся. Кто следит, усекли?
– Как минимум трое, в камуфляже, с разных сторон, в том числе со стороны огородов. Там сзади дома есть пруд, окруженный ивами и ракитником, и в кустах торчит бинокль.
– Понятно. Что еще?
– Мы встретили соседа полковника, такой смешной мужичок…
– Ромка, Роман Евграфович, отец Елизаветы.
– Так он сообщил, что дочь его выпустили. Точнее, ее забрал из милиции муж и увез в Брянск.
Панкрат озадаченно выпятил губы.
– Она же с ним давно не живет, по словам полковника. Может, муж увез ее насильно?
– Сие мне неведомо. Кстати, ты упадешь, если узнаешь, кто ее муж. Держись за что-нибудь.
– Мэр Брянска, – равнодушно сказал Панкрат.
– Ты уже знаешь?! Откуда?
– Корова на ухо шепнула. Придется, видимо, навестить этого мэра в Брянске, выяснить, с чего это у него интерес к жене загорелся, а главное, почему он так много внимания уделяет Жуковскому району. Садись в машину, поедем к Сашке, он где-то еще один курган нашел разрытый. Где Михаил-первый?
Родион свистнул в два пальца. На другом берегу ручья показался Михаил Зуев, Миша-первый, таща на себе рюкзак и оружие. В отличие от Родиона, одет он был в десантный комбинезон и выглядел устрашающе. Буркнув: «Привет», – он залез в джип. Панкрат кивнул Ларину, достал рацию, и та, словно дождавшись этого момента, запищала. Барков вышел на связь первым:
– Командир, на нас напали! Костя убит! Мы отходим…
Одним из главных достоинств Воробьева было его мгновенное вхождение в любую ситуацию. Времени на анализ событий ему не требовалось, он сразу включался в дело, не задавая лишних вопросов и не высказывая своего отношения к происходящему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59