ни игр, ни развлечений – у них не было.
– А куда ты ездил со своим знакомым, Панкратом? – спросила Лиза.
Врать Егор не любил, сказать правду не мог, поэтому решил отмолчаться, но Елизавета оказалась проницательней, чем он думал.
– Искал бандитов, да?
«Любимая, да ты и собеседник!»– вспомнил Егор своего незабвенного Вишневского, вслух же сказал:
– А если да, то что?
– Я так и поняла, когда ты уехал. У тебя было такое лицо… Ну и как, нашел?
Крутов перестал есть, внимательно и серьезно посмотрел на девушку, близость которой все больше волновала и кружила голову.
– Лиза, ко мне никто не приезжал… я имею в виду Панкрата. Ты его не знаешь и никогда не видела. Я же никуда не уезжал, только разве что в больницу. Ты поняла?
Легкая насмешливость в глазах девушки уступила место тревоге.
– Я поняла. Значит, вы их все-таки нашли… и что сделали?
Крутов собрал и унес посуду, принес чай.
– Один из них мертв.
Елизавета вздрогнула, глаза ее расширились.
– Ты…
– Не я. Бандит пришил бандита, причем по собственной инициативе. И я уверен, что на этом дело не закончится. Ты ничего не слышала о зоне, возле которой нас с тобой пытались задержать?
– Ничего. Говорят – воинская часть. Кому после такого объяснения придет в голову проверять?
– Да, конечно. Только уж больно странная эта часть… если на ее территории базируется мотобанда.
– Откуда ты знаешь?
– Сорока на хвосте принесла. А твой Борис с ними не связан? Сама же говорила, что к нему в баню приезжает раз в месяц целая компания. Не из той ли части?
– Он такой же мой, как и твой, – поморщилась Лиза. – Я не интересовалась, кто его навещает и зачем. Только едва ли эта компания из воинской части. Если бандиты оттуда, зачем они напали на киоск, на деревню вообще?
– К сожалению, ты права, не стыкуется. Ладно, давай поговорим о другом.
– А почему ты сам решил искать бандитов? Чтобы отомстить? Тебе мало, что ими занимается милиция? Закон?
Крутов покатал в ладонях чашку с чаем, не пролив при этом ни капли, исподлобья глянул на собеседницу.
– Во-первых, местная милиция скорее всего связана с бандитами, во всяком случае, ищет она их плохо. Во-вторых, с такими «отморозками», как эти мотоциклисты, невозможна фэйр плей.
– Честная игра? – перевела Лиза.
– Игра по правилам. Они презирают все законы, отрицают любые нормы поведения, ненавидят других людей и руководствуются только своими желаниями. С ними можно и нужно разговаривать только на их языке. Что касается меня… Многие люди всю жизнь ищут истину, доброту, красоту, гармонию, совершенство, справедливость, так вот я из всего этого спектра предпочитаю последнее…
– Справедливость?
– По характеру я – борец за справедливость, понимаешь? В школе за это попадало, в институте… Так уж получалось, что мне все время приходилось ее восстанавливать.
Елизавета несколько мгновений смотрела в глаза Крутова, потом вдруг встала, обошла стол и оказалась рядом, наклонилась к нему, закрывая глаза. И ему ничего не оставалось делать, как поцеловать ее…
Поцелуй был долог и нестерпимо нежен. Они целовались, не касаясь друг друга руками, не пытаясь прижаться друг к другу; казалось, у обоих живут только губы… и только они могут выразить то, что ощущали оба. Потом Елизавета отодвинулась и села на место, как ни в чем не бывало, глядя на захмелевшего Егора насмешливыми, дерзкими, потемневшими глазами.
– Ты… ты колдунья! – хрипло проговорил он. – Такого со мной никогда не было.
– Я предупреждала, – пожала плечами Елизавета. – Только я не колдунья, а всего лишь внучка ведьмы. Всего, что знала моя бабка, я не знаю.
Крутов засмеялся, чувствуя удивительную легкость во всем теле и приятное головокружение.
– Мне только ведьмы в жизни не хватало. Надеюсь, ты меня в лягушку не превратишь?
– Будешь вести себя плохо – превращу!
– Я так и понял. Придется вести себя хорошо. Хочешь посмотреть мою коллекцию металлических рублей? Я ее лет десять собирал, почти сотню насобирал.
Лиза встала, и Крутов повел ее в дом. Включил в спальне свет, достал из тумбочки бювар с монетами и вдруг почувствовал, как Елизавета осторожно положила ему на плечи ладони. Замер. Медленно выпрямился и повернулся к девушке, вбирая глазами ее лицо, огромные, загадочно мерцающие глаза, губы, волосы. В памяти снова всплыли строки блоковского «Демона»: «Прижмись ко мне крепче и ближе, Не жил я – блуждал средь чужих…»
Почти неслышно касаясь руками его тела, Елизавета расстегнула рубашку, сняла, бросила на пол. Увидела шрам на груди слева, там, куда пришелся удар кинжала таджикского моджахеда.
– Нож?..
Крутов кивнул. Голова кружилась все быстрей, и сил сдерживать себя уже почти не осталось.
Елизавета наклонилась и поцеловала шрам. Потом увидела еще один – на предплечье, поцеловала и его. Повернула послушного Егора спиной, обнаружила под лопаткой темное пятнышко – след пули, погладила пальцем.
– Пуля?..
Егор не ответил. Что-то зашуршало за спиной, упало на пол, холодком обдав ноги. Он обернулся: девушка стояла перед ним без блузки, дерзко глядя ему в глаза. Ее упругая, идеальной формы грудь с торчащими сосками была на расстоянии ладони, и Крутов потянулся к ней, уже не желая бороться с магией взаимного притяжения и с самим собой…
Ровно в полночь они мылись в бане, еще не потерявшей тепло после суточного простоя – с момента прибытия Крутова. Мылись, не стесняясь друг друга, дважды при этом бросаясь в горячие хмельные объятия, пока не насытились надолго. Да и то, как оказалось, не окончательно. Жажда любви, подстегнутая долгим ее ожиданием, была сильнее их.
Потом пили чай, сидя на кровати в спальне: Елизавета – в рубашке Егора на голое тело, он – по пояс голый, завернутый ниже талии в простыню.
– Расскажи, – кивнула девушка на шрам на груди Крутова.
Перед мысленным взором Егора всплыла сцена боя, в котором он получил ранение.
Это случилось в девяносто втором году в Таджикистане. Крутов, тогда еще майор спецназа Чучковской бригады особого назначения, был двадцать восьмого сентября поднят по тревоге и в составе «ограниченного контингента» (сводный отряд в количестве четырехсот человек) российских войск перебазирован в Курган-Тюбе. Задачу им поставили – охранять военные и государственные объекты в Республике Таджикистан. Тогда они еще не знали, какой сложной окажется эта легкая на первый взгляд задача в условиях межнационального конфликта.
Бой, в котором произошла проверка возможностей спецназа и качеств входящих в отряд людей, по сути, мог бы послужить яркой иллюстрацией того, с чем пришлось столкнуться чучковцам. Тогда ни Крутов, ни другие командиры не ведали, к каким хитростям могут прибегнуть боевики таджикской оппозиции, чтобы завладеть военной техникой, оружием и боеприпасами. Так, например, при погрузке и сопровождении боеприпасов для двести первой дивизии правительственных войск командиру отряда сопровождения давали приказ: там-то и там-то груз будут досматривать таджикские контролеры. Ну, досматривать так досматривать, приказ есть приказ, ничего особенного, хотя зачем нужен такой контроль – непонятно. А досмотр этот выливался потом в захват техники и боеприпасов: о транспортировке боевики предупреждались заранее. Успевал командир сообразить, в чем дело, давал бой – засада срывалась, не успевал – мало того, что гибли люди, российские командиры обвинялись потом как торговцы, специально сдавшие груз боевикам.
Крутову этот момент удалось определить: сработала интуиция, реакция организма на «ветер смерти».
Колонна БТРов и грузовиков вползла на перевал. Кругом скалы, камни, горные склоны, голое пространство с редкими кустиками какой-то травы. На дороге самодельный шлагбаум, военная палатка, пост, мотоцикл и почему-то бульдозер. Пять человек: три солдата в касках, офицер в пилотке, почему-то небритый и седой – «контролер», и женщина в камуфляжном комбинезоне.
Крутов ехал впереди, сидя на лобовой броне переднего бронетранспортера. В бинокль оглядел пост и остановил колонну. Интуиция заговорила, как только он разглядел заросшее седой щетиной лицо таджикского офицера.
– Седьмой, – сказал он в микрофон рации, – приготовьтесь отразить атаку. Второй, высади группу слева, за скалой, чтобы не было видно с поста, пусть ребята обойдут пост и посмотрят, что за скалами на склоне. Остальным следовать за мной.
Не доезжая метров пятьдесят до шлагбаума, Егор снова остановил колонну, спрыгнул на дорогу и в сопровождении ординарца направился к ожидавшим его солдатам.
– Старший группы сопровождения майор Крутов, – козырнул он. – С кем имею честь?..
– Полковник Рахимбоев, – ответил с акцентом небритый офицер, сделав жест, лишь отдаленно смахивающий на козыряние. – Пройдемте.
Он направился к палатке. Крутов последовал за ним, отметив краем глаза заинтересованный взгляд женщины, судя по типу лица и цвету волос – литовки или эстонки. В палатке его и ординарца ждал сюрприз.
Палатка оказалась пустой, ничего в ней не было, если не считать четверых вооруженных людей: кожаные и ватные безрукавки, дикого покроя штаны грязно-зеленого цвета и такие же грязно-зеленые чалмы на головах, бородатые небритые лица. Они стояли неподвижно и молча, направив на вошедших автоматы, и были готовы открыть огонь в любой момент.
Полковник Рахимбоев сделал разворот и приставил к виску ординарца Крутова пистолет. Несколько мгновений длилась тишина, потом к вошедшей группе подошел низкорослый чернобородый таджик с мощными бровями Карабаса Барабаса, снял с Егора его автомат, забрал из кобуры пистолет, разоружил ординарца и отступил в сторону. Все это – без единого слова. Крутов пожалел, что не оставил ординарца у палатки. Будь он здесь один, трюк с угрозой – пистолет к виску – у боевиков не прошел бы.
– Что вам надо?
– Прикажи своим освободить бэтэшки и грузовики, – сказал «полковник». – Оружие на землю. Колонна окружена. Начнете сопротивляться, перестреляем всех, как шакалов.
Крутов уловил косой взгляд сержанта (впоследствии получившего звание лейтенанта) Вохи Васильева и понял, что тот ждет команды. Этого парня не смущали численный перевес противника и его вооружение.
– Только не убивайте! – плачущим голосом взмолился вдруг Крутов, кривя лицо, безвольно опуская плечи. – Мы все отдадим, все сделаем, только не стреляйте, прошу вас…
Хлюпнул носом, притворяясь до смерти испуганным, и ординарец.
На лице «полковника Рахимбоева» появилась понимающая ухмылка, стволы автоматов четверки, ожидавшей жертву в палатке, чуть опустились. Боевики поверили в трусливое желание жить русских командиров.
«Полковник» опустил пистолет, махнул рукой в сторону выхода из палатки.
– Командуй, капитан.
Остальные боевики сломали строй, задвигались, начали переговариваться, и в этот момент Крутов, проходя мимо, с поворота достал «полковника» ногой под колено, упал вместе с ним и отнял пистолет. Открыл огонь он, еще не достигнув пола.
Сделал свое дело и Васильев, в подкате сбив ближайшего боевика и вырывая у него автомат. Стрелять он начал почти в тот же момент, что и Крутов.
Два выстрела, очередь – три трупа и двое раненых, – таков был итог мгновенного боя внутри палатки. Бой снаружи тоже завязался, но уже по сценарию, разработанному спецназовцами. Боевики, потеряв нескольких человек, отошли. А ранил Крутова тот самый моджахед, чернобородый и мощнобровый, что разоружал его и Васильева. Он незаметно выбрался из палатки и метнул в Егора, командовавшего боем, кривой горский кинжал. Оглянувшись на шум, Крутов чудом успел отклониться, буквально на пару сантиметров, и кинжал миновал сонную артерию. Боевика пристрелил Васильев, а Егор, вырвав кинжал из груди, еще полчаса продолжал руководить отрядом. Плохо ему стало позже, после значительной потери крови…
Всего этого он, конечно, Елизавете не рассказал, придумал более или менее правдоподобную историю с тренировкой на базе и назвал рану «царапиной».
– Ох, обманываешь ты меня, Егор Лукич, – вздохнула девушка, еще раз погладив шрам пальцами. – Два сантиметра левее, и ты был бы мертв. Тебя ударили из засады? Так ведь? Не отпирайся.
– Недаром говорят: умная женщина – следователь по природе, – проворчал Егор.
– Больно было?
– Чепуха.
– А если бы этот бандит не промахнулся?
– Я знал, что встречу тебя, и берег себя, как мог, – отмахнулся Крутов. – Ты спать очень хочешь?
– Нет.
– Я тоже нет. Давай пройдемся до пруда. Ночь тихая, луна… красота!
Елизавета потянулась к нему, чмокнула в шею, вскочила и начала деятельно собираться. Через несколько минут они шли по тропинке вокруг огорода, обнимаясь, целуясь, отбиваясь друг от друга и беззвучно хохоча. А еще через минуту наткнулись на берегу пруда на лежащего ничком человека.
Луна сияла вовсю, высвечивая все детали пейзажа, и было видно, что куртка на спине человека порвана, как и светлые брюки ниже колен, а бурые пятна на них – кровь.
Словно почуяв приближение людей, человек вдруг зашевелился, приподнялся, упираясь в землю одной рукой, просипел: помогите!.. – и уронил голову в траву.
– Господи!.. – прошептала Елизавета, бледнея. – Что с ним?!
– Он ранен. Берись за руки, – сказал Крутов, приподнимая застонавшего незнакомца, и заученным движением перекинул его через плечо. – Иди вперед.
Они вернулись, но понесли раненого не в дом, а в баню, где Крутов мог обмыть его и перевязать. Однако стоило ему снять куртку и рубашку, как сразу стало ясно, что парень – это был молодой человек лет двадцати – не жилец. У него были три огнестрельные раны – цепочка кровавых дыр пересекала верхнюю часть груди, стреляли скорее всего из автомата –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59