– Что такое происходит у нас в лесах? – вдруг спросил Джузеппе. – Мне это не нравится. Это как тень в сумерках – не знаешь, показалось или на самом деле.
– Какая тень?
– Какая-то тень. Мы тут к таким не привыкли. Тщательно подготовленное нападение на Герберта Молина. Казнь Авраама Андерссона. Я ничего не понимаю.
Их разговор прервал подбежавший Эрик Юханссон:
– Насчет машины под Сэрной можно забыть. Какой-то парень мчал жену в роддом.
Джузеппе что-то пробурчал. Эрик вернулся в дом.
– Ну и что ты думаешь? – спросил Джузеппе. – Что здесь произошло?
– Я бы употребил то же выражение, что и ты – казнь. Иначе для чего такие сложности – тащить человека в лес, привязать его и только потом расстрелять?
– Если только все произошло именно в этом порядке. Но я тоже так считаю, – сказал Джузеппе. – Для чего такие сложности? К тому же есть определенное сходство с убийством Молина. Для чего такие сложности – следы кровавого танго на полу?
И тут же ответил сам себе:
– Чтобы на что-то намекнуть. Только вопрос – кому? Мы уже говорили об этом. Преступник шлет послание. Кому? Нам или кому-то еще? И почему он это делает? Он или они. Мы ведь так и не знаем, сколько их было.
Джузеппе поглядел на затянутое тучами небо.
– Или мы имеем дело с психом? – сказал он. – И чего тогда ждать еще?
Они вернулись в дом. Рундстрём говорил с кем-то по телефону. Техники начали работать в доме. У Стефана вдруг возникло чувство, что он всем мешает. Рундстрём повесил трубку и показал на Стефана.
– Нам надо обменяться парой слов, – сказал он. – Выйдем-ка.
Они вышли на задний двор. Тучи становились все темнее.
– Ты еще останешься? – спросил Рундстрём.
– Хотел уехать сегодня, но теперь, наверное, уже завтра.
Рундстрём смотрел на него с недоверием:
– У меня такое чувство, что ты что-то недоговариваешь. Это так?
Стефан покачал головой.
– Может быть, тебя связывает с Молином что-то, что нам следовало бы знать?
– Ровным счетом ничего.
Рундстрём пнул камень на земле.
– Лучше будет, если ты дашь нам вести расследование и не будешь вмешиваться.
– У меня даже мыслей не было вмешиваться в вашу работу.
Стефан заметил, что разозлился. Рундстрём говорил с напускным дружелюбием, и Стефана раздражала его неискренность.
– Договорились, – продолжал улыбаться Рундстрём. – Но конечно, хорошо, что ты обнаружил тело. Не то он провисел бы тут не знаю сколько времени.
Рундстрём ушел. Стефан заметил в окне наблюдающего за ним Джузеппе. Он жестом позвал его.
Они расстались у машины Стефана.
– Значит, едешь?
– Завтра.
– Я позвоню тебе попозже.
– Звони в гостиницу. Мобильник сломался.
Стефан двинулся в путь. Через несколько километров у него начали слипаться глаза. Он заехал в лес, выключил двигатель и откинул сиденье.

Он проснулся. Стояла полная тишина. Пока он спал, выпал снег, и дневной свет пробивался через густо залепленные стекла. Он задержал дыхание. Может ли так выглядеть смерть? Белое помещение, слабо освещенное белым потусторонним светом? Он поднял сиденье. Все тело затекло и ломило. Что-то ему снилось, но он не мог вспомнить что. Что-то о собаке Авраама Андерссона – как будто она ни с того ни с сего начала грызть свою лапу. Что бы там ему ни снилось, он не хотел вспоминать. Он поглядел на часы. Четверть двенадцатого. Он проспал больше двух часов. Он открыл дверь и вышел помочиться. Земля была совершенно белой, но снегопад уже прекратился. Не было ни ветерка, деревья стояли совершенно неподвижно. Какая тишина, подумал он. Если стоять не двигаясь, можно превратиться в дерево.
Он опять выбрался на шоссе. Надо вернуться в гостиницу, поесть и ждать звонка Джузеппе. Никаких других дел. Надо рассказать Джузеппе о его посещении Эльзы Берггрен. О нацистском мундире, запрятанном в глубине ее платяного шкафа. Прежде чем уехать из Свега, он должен сообщить Джузеппе все, что может помочь тому в следствии.
Он приближался к повороту к дому Герберта Молина. У него не было планов заезжать туда, и все равно он резко затормозил, так, что машину занесло на мокрой дороге. Почему он остановился? Заеду в последний раз, подумал Стефан. Просто брошу последний взгляд. Он подъехал к дому и вышел из машины. На белом свежевыпавшем снегу отпечатались чьи-то следы. Заяц, подумал он. Попытался вызвать в памяти рисунок кровавых следов и воспроизвести их на снегу. Представил Герберта Молина с его куклой. Человек и кукла танцуют танго на снегу. На опушке играет аргентинский оркестр. Какой состав инструментов нужен для танго? Гитара и скрипка? Контрабас? Может быть, аккордеон? Он не знал, да это и не имело никакого значения. Герберт Молин, сам того не зная, танцевал со смертью. Или может быть, знал, что смерть, дожидаясь его, прячется где-то в лесу. Он опасался леса и тогда, когда я знал его, вернее, мне казалось, что знал. Пожилой полицейский, никогда ничем не выделявшийся. Но все равно Молин находил время поговорить с ним, тогда еще совсем юным, еще не знающим, как это – когда тебя облюет алкаш с ног до головы, плюнет в лицо пьяная женщина или когда ты чудом избежишь гибели от руки взбесившегося психопата.
Стефан смотрел на дом. На фоне снега он выглядел как-то по-другому.
Потом его взгляд упал на сарай. Он уже заходил туда в первый раз, но тогда его больше интересовал сам дом. Он открыл дверь. Это было довольно большое помещение с бетонным полом. Он зажег свет. У одной стены была сложена поленница. Напротив стоял верстак с инструментами и железный шкаф. Стефан открыл шкаф, подумав, что там тоже мог бы висеть эсэсовский мундир. Но там обнаружился всего-навсего грязный комбинезон, да еще пара резиновых сапог. Он прикрыл шкаф и еще раз огляделся – О чем все это говорит? Поленница не говорила ни о чем ином, кроме как об искусстве Герберта Молина идеально складывать дрова. Он подошел к инструментам. А о чем говорят инструменты? Ничего примечательного.
Стефан вспомнил, что у его отца в сарае стоял точно такой же верстак. Здесь были инструменты для мелкого столярного и строительного ремонта, гаечные ключи – наверное, он сам возился и с машиной. Ничего такого, что дало бы пищу воображению.
В углу стояли лыжи и палки. Он взял одну лыжу и поднес ее к двери. Крепления были порядком потерты – Герберт Молин ходил на лыжах. Может быть, в хорошую погоду он бегал по замерзшему озеру. Потому что ему это нравилось? Или просто для необходимой физической тренировки? А может, он увлекался зимней рыбалкой? Он поставил лыжу на место. А вот это неожиданность – еще одна пара лыж, покороче, может быть женские. Вдруг он представил себе двоих стариков в солнечный день на сверкающем снегу. Герберт Молин и Эльза Берггрен. О чем они говорили во время лыжных прогулок? Или вообще ни о чем не говорили – на лыжах много не поговоришь. Стефан точно не знал, потому что он ни разу не вставал на лыжи с тех пор, как вышел из детского возраста. Он еще раз осмотрелся. В углу стояли сломанные финские санки, несколько мотков стальной проволоки, черепица.
Что-то привлекло его внимание. Он пригляделся. Через минуту сообразил – черепица была сложена неаккуратно. Странно для Герберта Молина – он увлекался головоломками, дрова были сложены безукоризненно, у него было чувство симметрии и порядка. В таком же порядке лежали и инструменты. Но черепица была сложена небрежно. Как-то не так, подумал он. Он нагнулся и начал разбирать штабель, штука за штукой.
Под черепицей обнаружился металлический щит, утопленный в бетонном полу. Запертый люк. Стефан поднялся и принес лом. Ему удалось втиснуть лом в щель между люком и бетонным полом, и он налег на него изо всех сил. Внезапно крышка подалась, Стефан полетел вперед и стукнулся лбом о стену. Провел рукой по лбу – рука была в крови. Под верстаком стоял ящик с ветошью. Он приложил тряпку ко лбу и держал, пока кровь не перестала идти.
Потом он нагнулся и заглянул в отверстие в полу. Там лежал сверток. Подняв его, он увидел, что это старый дождевик и в него что-то завернуто. Герберт Молин прятал под полом что-то, что он не хотел, чтобы увидели другие. Стефан положил сверток на верстак, попросил мысленно прощения у Герберта Молина и отодвинул инструмент. Сверток был обвязан грубой бечевкой. Стефан распутал узел и развернул дождевик.
Там лежали три предмета.
Черная тетрадка, несколько писем, связанных красной ленточкой, и конверт. Он начал с конверта. Там лежали фотографии. Он особенно не удивился. Он знал это уже после того, как побывал в доме у Эльзы Берггрен, а сейчас получил подтверждение.
Три снимка, все черно-белые. На первом – четыре молодых человека позируют, обняв друг друга за плечи. Один из них – Герберт Молин, тогда еще Маттсон-Герцен. Задний план нечеток, возможно, стена дома. И на второй фотографии был Молин, но этот снимок сделан в фотоателье, название ателье написано внизу.
На третьем снимке – тоже Молин, совсем молодой. Он стоит рядом с мотоциклом с коляской, в руках у него автомат. Он улыбается в камеру.
Стефан положил все три снимка рядом.
Их объединяло одно – одежда Герберта Молина. Его мундир.
Точно такой же, как тот, что висит в шкафу у Эльзы Берггрен.

14

История с Шотландией.
Она записана где-то в середине дневника, словно взята в скобки в жизнеописании Герберта Молина. В мае 1972 года Герберт Молин берет две недели отпуска. Он едет морем из Гётеборга в Иммингем на английском берегу. Далее пересаживается на поезд и поздним вечером 11 мая прибывает в Глазго. Останавливается в гостинице Смита, находящейся, по его описанию, «рядом с несколькими музеями и университетом». Но в музеи он не идет, а на следующий же день берет напрокат машину и отправляется на север. В дневнике отмечено, что он проезжает города Кинросс, Данкельд и Спин-Бридж. В этот день он проезжает большое расстояние, до Драмнадрочета на западном берегу озера Лох-Несс, и там ночует. Но никаких чудовищ он не ищет.
Рано утром 13 мая он продолжает путь на север, и после обеда он у цели – в городке Дорнох, расположенном на мысу на гористом восточном побережье Шотландии. Он останавливается в гостинице под названием «Роуздейл» и отмечает в дневнике, что «воздух здесь отличается от воздуха Вестеръётланда». Чем отличается – не пишет. Он уже в Дорнохе, середина мая 1972 года, а все еще ни словом не обмолвился о цели приезда. Пишет просто, что он должен встретить «М». И встречает «М» в тот же вечер. «Долгая прогулка с «М» по городу, – пишет он. – Сильный ветер, но дождя нет». И все последующие дни делает схожие записи: «Долгая прогулка с «М» по городу». И ничего другого. Единственное, что представляется ему важным, – погода все время меняется. Если верить дневнику, в Дорнохе всегда дует ветер. Но иногда «идет небольшой дождь», иногда погода «угрожающая», и только один раз, в четверг 18 мая, «светит солнце» и «довольно тепло». Через несколько дней он уезжает той же дорогой, что и приехал. На той же машине, или он ту сдал, а потом взял другую, из дневника непонятно. Но зато есть запись, что он удивился сравнительно скромному счету в гостинице «Роуздейл». Еще через несколько дней, вынужденный прождать сутки в порту в Иммингеме («какие-то неполадки на пароме»), он возвращается в Гётеборг и оттуда – в Бурос. 26 мая он выходит на работу.
Эта история про поездку в Шотландию – исключение, она резко отличается от остальных записей. Вообще дневник велся с большими провалами во времени. Иногда проходило несколько лет, прежде чем Герберт Молин снова брался за ручку, чаще всего перьевую. Некоторые записи, правда, сделаны карандашом. Да, путешествие в Шотландию – загадочное исключение. Он едет туда, чтобы встретить «М». Они гуляют по городу. Всегда по вечерам. Кто этот или эта «М» и о чем они беседуют, неизвестно. Просто гуляют. Единственный раз Герберт Молин делает странное признание: «Проснулся утром великолепно выспавшийся. Понял, что давно надо было сюда приехать». И все. «Проснулся утром великолепно выспавшийся». Довольно примечательное высказывание, если учесть, что в дневнике то и дело он жалуется на бессонницу. Но в Дорнохе он высыпается и понимает, что надо было приехать сюда раньше.

Стефан читал дневник уже часа три. Сначала он хотел захватить весь сверток в гостиницу, но потом вдруг передумал. Он, как и в первый раз, влез через окно в дом, смел в сторону все еще валявшиеся на столе кусочки головоломки и положил перед собой дневник. Ему захотелось прочитать его здесь, в этом изуродованном доме, где Молин все еще был где-то поблизости. Рядом с дневником он положил фотографии. Развязал пачку писем – их было девять. Это были письма от Герберта Молина родителям в Кальмар. На первом стояла дата: октябрь 1942, на последнем – апрель 1945. Все посланы из Германии. Стефан решил немного подождать с письмами. Сначала надо прочитать дневник.
Первая запись сделана в Осло 3 июня 1942 года. Герберт Молин пишет, что приобрел дневник в магазине книг и канцелярских принадлежностей на Стортинггатан в Осло, чтобы «записывать важные события моей жизни». Он перешел границу с Норвегией к западу от Идре в северной Даларне, через Флётнинген. Описание дороги он получил от «лейтенанта W. в Стокгольме, специально приставленного, чтобы те, кто хочет завербоваться в немецкую армию, не заблудились в горах». Как он добирался с границы до Осло, неясно. Но вот он уже в Осло, где 1 июня покупает тетрадь для записей и начинает вести дневник.
Стефан оторвался от чтения. Герберту Молину тогда было девятнадцать лет, и звали его Август Маттсон-Герцен. Он начинает вести дневник, когда в его жизни наступают решающие события. Ему девятнадцать лет, и он решил завербоваться в вермахт. Он хочет сражаться за Гитлера. Уезжает из Кальмара и каким-то образом знакомится в Стокгольме с лейтенантом W., тот помогает шведским юношам поступить в гитлеровскую армию. Было ли на это согласие родителей? Какие у него мотивы? Собирается ли он сражаться с большевизмом или это просто жажда приключений? Не понятно ничего. Кроме того, что ему девятнадцать и он в Осло.
Он начал читать дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53