У Роже появилось подозрение, что Леон Беснар содействовал
отравлению сперва своих родителей, а затем и своей сестры и повесил сест
ру, чтобы инсценировать самоубийство. Позднее, предполагал Роже, сам Бес
нар пал жертвой своей жены-убийцы, когда мотивы убийства у нее изменилис
ь и она из убийцы ради наживы превратилась в убийцу на сексуальной почве.

Списку подозрительных случаев смерти, казалось, не было конца. 14 июля 1939 г. с
кончался сосед Беснаров шестидесятипятилетний кондитер Туссен Ривэ. В
качестве причины смерти была записана «чахотка». Его жена Ц Бланш Ривэ
Ц обратилась к Беснарам за помощью в управлении ее небольшим состояние
м. Впоследствии она переехала к Беснарам и в обмен на маленькую пожизнен
ную ренту передала им в собственность свой дом. А уже 27 декабря 1941 г. она уме
рла. В качестве причины ее смерти также значился туберкулез. Ухаживала з
а больной Мари Беснар. Когда Роже распорядился послать в Марсель части т
рупов обоих Ривэ для анализа на яд, в обоих случаях оказалось по 18 миллигр
аммов мышьяка на килограмм веса.
Но и на том серия смертей не кончилась. В мае 1941 г. две пожилые кузины Леона Б
еснара Ц Полина и Виржиния Лаллерон Ц нашли приют в доме Беснаров. Во вр
емя вторжения немецких войск во Францию они бежали из своего дома в Ле-Тр
уа-Мутьер. Причем всю свою наличность Полина унесла в поясе, застегнув ег
о вокруг живота. Когда 1 июля 1941 г. Полина умерла (по мнению д-ра Галлуа, «от ст
арческой уремии»), ее сестра настояла, чтобы наследницей их имущества сд
елать Мари Беснар. И уже 9 июля 1941 г. она последовала за Полиной в могилу.
Токсикологические исследования Беру дали на этот раз такие результаты
: 48 миллиграммов мышьяка на килограмм веса у Полины, от 24 до 30 миллиграммов
Ц у Виржинии Лаллерон. И опять-таки речь шла о таких количествах яда, кот
орые вряд ли позволяли Роже сделать какой-либо иной вывод, кроме констат
ации убийства с помощью мышьяка.
Однако в пользу Мари Беснар был, во-первых, тот факт, что, кроме мадам Пинту
, а она только что-то слышала, не было свидетелей, которые могли бы хотя бы в
одном эпизоде уличить Мари в покупке мышьяка, в подмешивании его в пищу и
в кормлении этой пищей потерпевших, а во-вторых, тот факт, что почти ни в од
ном случае не наблюдались симптомы острого или хронического отравлени
я мышьяком.
Первому из этих аргументов можно было противопоставить тот довод, что Ма
ри Беснар была не первой в истории отравительницей, действовавшей с тако
й осмотрительностью, что против нее не существовало никаких свидетельс
тв очевидцев. На второй аргумент можно было возразить, что число умышлен
ных отравлений, которые остались навсегда нераскрытыми из-за неопытнос
ти или невнимательности домашних врачей, просто безгранично.
Тем не менее Роже стремился к тому, чтобы обвинение, которое будет предъя
влено Мари Беснар, базировалось не на одних только косвенных уликах. В хо
де длившегося около двух лет расследования он испытал все средства, спос
обные побудить Мари Беснар к признанию. Он прибегал при этом даже к таким
методам, которые, особенно в эпоху Горона, считались классическими и сам
ыми эффективными из арсенала Сюртэ. Так, он подсаживал в камеру Мари Бесн
ар женщину-шпика. Но бдительное недоверие и упрямство арестованной (а мо
жет быть, ее невиновность) оберегали ее от опрометчивых высказываний. Бе
сспорно, какую-то часть присущей ей силы сопротивления Мари Беснар черп
ала из того факта, что ее защиту взял на себя один из известнейших парижск
их адвокатов. Вскоре после своего ареста Мари заручилась помощью таких а
вторитетных адвокатов, как Рене Эйо и Дюклюзо. Благодаря постоянно расту
щему интересу к этому делу в стране внимание ведущих парижских адвокато
в, постоянно ищущих сенсационные дела, было привлечено к этой женщине из
провинции. Рене Эйо в конце концов сам привез в Пуатье звезду адвокатуры,
тогда уже шестидесятичетырехлетнего кавалера ордена Почетного легион
а Альбера Готра. В течение целого дня Готра беседовал с арестованной.
Вероятно, Готра еще до своего визита к Мари Беснар решил, что этот необычн
ый процесс ему упускать нельзя. Готра давно было ясно, что обвинение буде
т строиться по преимуществу на косвенных уликах, добытых токсикологиче
ской экспертизой, а по опыту он знал, что нет ничего легче, как выиграть пр
едстоящий процесс, Ц для этого достаточно посеять с помощью не раз уже и
спробованных им способов недоверие к данным токсикологической эксперт
изы. В Марселе Готра получил некоторые сведения о работе Беру и полагал, ч
то ему удастся «выбить Беру из седла». Насколько подробно он был информи
рован, можно судить по замечанию, которое он сделал, когда Мари Беснар воз
мущалась марсельскими токсикологами: «Не говорите плохо о своих врагах,
ибо они спасут вас».
Когда после визита в Пуатье Готра взял на себя защиту Мари Беснар, сила со
противления последней удвоилась, равно как и ее желание либо до последне
й возможности отрицать свою вину, либо отстаивать свою невиновность (а э
то значило размотать почти невероятное сплетение случайностей, роковы
х совпадений, недоразумений, лжи и сплетен).
И вот 20 февраля 1952 г. во Дворце юстиции в Пуатье начался процесс по делу Бесн
ар. Красные мантии председателя суда Фавара и судей подействовали на Мар
и, как она сама потом сказала, «подобно виду крови», когда ее, одетую в черн
ое, отороченное мехом пальто, с испанской шалью на голове и плечах, ввели в
зал суда. Стоя, с застывшей улыбкой слушала она чтение обвинительного ак
та. Затем произошел маленький эпизод, чем-то напоминавший дело Лафарж. Ма
ри Беснар была обвинена в незаконном получении ренты за одну из умерших
родственниц путем подделки ее подписи на квитанциях. Приговор гласил: дв
а года тюрьмы и штраф в размере 50 тыс. франков. Это был, как говорится, тольк
о пролог, но пролог, намеренно включенный в сценарий судебного спектакля
, чтобы бросить мрачную тень на характер подсудимой. Лишь после этого, на в
торой день, с выступлений свидетелей, вызванных прокурором Жиро, началас
ь настоящая борьба. Каждому внимательному наблюдателю вскоре стало ясн
о, что показания всех свидетелей, кроме мадам Пинту, не имели существенно
го значения.
Спору нет, из нагромождения сплетен и слухов возник такой образ подсудим
ой, в котором можно было искать и найти черты хитрой, хладнокровной и расч
етливой убийцы. Но ни одно из этих показаний не обладало силой подлинног
о доказательства. Многие из них скорее способны были породить сомнение о
тносительно того, имела ли вообще подсудимая чисто техническую возможн
ость осуществить то или иное из инкриминируемых ей убийств. Однако, как т
олько появлялись подобные сомнения, представитель обвинения и председ
ательствующий ссылались на одного и того же человека Ц Жоржа Беру. Он, мо
л, обнаружил яд. Он, мол, самый знаменитый токсиколог на юге Франции. Как яд
попал в тела покойных, если не из рук убийц? И если ясно, что кто-то давал по
терпевшим яд, то кто, кроме Мари Беснар? Последняя во всех случаях что-то в
ыигрывала от этого Ц либо как алчная стяжательница, либо как охотница д
о любовных утех.
И 22 февраля снова и снова повторялась эта фамилия: Беру, Беру, Беру. Его имя
приобрело большой вес еще до того, как он впервые переступил порог зала с
уда. С вечера 22 февраля все сосредоточенно ждали утра следующего дня, когд
а Беру должен был доложить о результатах проведенных им токсикологичес
ких исследований.
Пассивное поведение Готра и Эйо в течение первых двух дней судебного раз
бирательства вызывало некоторое удивление. Этому могло быть только два
объяснения. Либо они как адвокаты из столицы явились на этот провинциаль
ный процесс с изрядной долей высокомерия и зазнайства, либо же они не при
давали всей этой игре слухов и наветов большого значения и ждали главных
свидетельств, которые могло предъявить обвинение, Ц показаний эксперт
ов-токсикологов, чтобы именно с ними скрестить свои клинки. Но что казало
сь наблюдателям в Пуатье особенно подозрительным, так это та шутливая не
возмутимость, с которой Готра ожидал наступления дня 23 февраля. Она произ
водила впечатление затишья перед бурей. Но это было последнее затишье пе
ред бурей.
Осталось неясным, каким образом в руки Готра попала переписка между Роже
и Беру, относящаяся к 1949 г., а также кое-какая документация из марсельской л
аборатории. Но так или иначе они находились у него. То, как он ими воспольз
овался, показало, как, впрочем, и весь процесс, что Готра был не только зака
ленным в боях профессионалом, который к тому же мастерски разбирался в е
стественнонаучных концепциях, но и человеком не очень-то щепетильным в
выборе средств для достижения своей цели, адвокатом, не чуравшимся дешев
ых эффектов и даже сознательно их использовавшим.
Утром 23 февраля, пробравшись сквозь возбужденную, ожидавшую его людскую
толпу, Беру вошел в зал суда. Это был темноволосый, грузный, широкоплечий,
казавшийся несколько малоподвижным человек, о котором Мари Беснар со зл
обой писала:
«Он выглядел не очень интеллигентно, но в сравнении со всеми его глупост
ями и ошибками все же достаточно прилично». Впечатление, которое произво
дил Беру, не в последнюю очередь объяснялось чрезвычайно большим разрыв
ом в развитии науки между Парижем и большей частью провинции, а исключен
ия, вроде развития судебной медицины в Лионе, лишь подтверждали общее пр
авило. Он принадлежал к старшему поколению и жизнь свою провел на юге, зан
имаясь, подобно многим своим сверстникам, помимо токсикологии, еще разли
чными областями естественнонаучной и технической криминалистики впло
ть до почерковедения.
Но сейчас, когда он вышел вперед и стал описывать проделанную им огромну
ю работу, ему не хватало необходимого для суда блеска. Сухими словами наб
росал он картину затянувшихся на месяцы событий, вызывавших одну эксгум
ацию за другой. Стеклянные сосуды с материалом для исследований курсиро
вали между Луденом и Марселем, со многими сотнями частей и частиц органо
в похороненных в разное время людей. Все исследования на мышьяк Беру про
водил с помощью аппарата Марша, но прибегал и к измерениям изменений в цв
ете. Тысячи раз за последние тридцать лет в его лаборатории проводились
подобные анализы, и Беру ничуть не сомневался в том, что установленные им
в трупах количества мышьяка совершенно точны, в рамках, конечно, незначи
тельных отклонений, неизбежных при любых измерениях. Он исследовал такж
е многочисленные пробы почвы с примогильных участков на содержание в ни
х растворенного мышьяка и пришел к выводу, что количество растворенного
мышьяка в них намного меньше, чтобы им можно было объяснить наличие необ
ычайно больших количеств мышьяка в трупах. Беру показал, что он не легком
ысленный фанфарон, а эксперт, ограничивающийся пределами своей професс
иональной компетенции. Когда председатель суда задал ему каверзный воп
рос: «Утверждаете ли вы, что речь здесь идет об умышленном отравлении?», он
дал отрицательный ответ: «О нет. Что-либо в этом роде я бы никогда не смог з
аявить. Все сказанное мною сводится исключительно к тому, что я обнаружи
л в исследованных трупах мышьяк».
Беру в эту секунду и не подозревал, что несколько минут спустя он станет ж
ертвой целого ряда судебных трюков, которые с дьявольским мастерством р
азыграет Готра, разрушив как ударами топора все здание токсикологическ
их экспертиз. Впрочем, Беру стал жертвой не только этих трюков, но и тех уп
ущений, в которых был виновен он сам и некоторые его сотрудники. Правда, уп
ущения эти состояли в том, что Беру при проведении своих анализов не поль
зовался самыми новейшими методами. Но является по меньшей мере спорным,
можно ли считать недостатком привязанность исследователя к тем метода
м, которыми он овладел в совершенстве. Как выяснилось позже, результаты Б
еру были бы не опровергнуты, а подтверждены даже при исследовании самыми
современными способами. Ошибка, в которой он действительно был повинен,
была совсем иного рода: он не обеспечил безукоризненной точности и аккур
атности в организации лабораторной работы и в первую очередь пренебрег
бюрократической системой регистрации и контроля, без чего лаборатория
в наш массовый век рано или поздно будет попросту погребена под постоянн
о усиливающимся напором огромного количества анализов.
Готра начал с того, что допросил врачей Ц доктора Сета и доктора Гийона, к
оторые на Луденском кладбище изымали необходимые для исследования час
ти трупов и запечатывали их в стеклянные сосуды, предназначенные для Мар
селя. «Я убежден, Ц сказал он необычайно дружелюбно, Ц что вы работали с
крайней осторожностью, пересчитали и занесли в список все стеклянные со
суды, прежде чем отправить их в Марсель…»
«Само собой разумеется, Ц ответил Сета, Ц мы работали с огромной тщател
ьностью». Он добавил, что это необходимо для того, чтобы в лаборатории поп
али подлинные объекты исследования.
Готра взял со своего стола несколько списков и раздал их судьям, присяжн
ым и журналистам. Право же, он не знает, заявил Готра, как при тех обстоятел
ьствах, которые описал доктор Сета, надо назвать некоторые вещи, о которы
х сейчас пойдет речь. Очевидно, произошло нечто таинственное. Если госпо
да сравнят списки, составленные у вскрытых могил доктором Сета, со списк
ами доктора Беру о поступивших к нему объектах исследования, то окажется
, что в Марселе зарегистрировано и исследовано значительно больше сосуд
ов с частями трупов по делу Беснар, чем их было отправлено из Лудена. Если
исключить возможность того, что число сосудов само по себе увеличилось п
о пути в Марсель, то остается только один вывод:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65