Янош улыбнулся:
– Он мне напоминает мою няньку. Та тоже постоянно ворчала, хныкала, жаловалась, но всегда…
На улице раздался вопль. Янош и я выскочили в коридор. Янош уже сжимал в руке саблю, я вытащил свою. Мы с грохотом сбежали по лестнице во двор. Двое часовых у ворот, с оружием наготове, вглядывались в темноту. Остальные наши солдаты выскакивали из своих комнат, застегивая ремни.
– Инз! – воскликнул один из солдат, указывая на улицу. – Он только что прошел…
Остальное я не дослушал, и мы бросились вдогонку. Янош успел на бегу выхватить из держателя один из факелов. В конце улицы я разглядел трех дерущихся мужчин. Мы закричали и устремились к ним. Один из троих отскочил и метнулся в темноту. Другой задержался, и я успел увидеть, как он ударил третьего в грудь и тот стал оседать. На мостовой осталось только скрюченное тело.
Это был Инз. Мы перевернули его. Ему нанесли два удара – один в руку, разрезав ее до кости, а другой глубоко пронзил грудь. Но он еще был жив.
– Кассини сюда, – приказал я. Янош громко крикнул, чтобы сюда скорее шел воскреситель с его целебными травами. Кто-то побежал за ним.
Инз открыл глаза, узнал меня.
– Я… я не отдал им. Они не смогли… – выдохнул он. – Они хотели…
– Молчи, – рядом со мной на колени опустился Янош. Он поднял маленькую кожаную сумку с моими состриженными волосами. У меня внутри все сжалось. Вот в чем дело. Негодяи решили, что этот маленький, хорошо одетый человек несет в сумке деньги.
– Они сказали… они хотели что-нибудь принадлежащее вам… хозяин… и что они… заплатят за это. А если нет… – Инз глотнул воздуха, воздуха, который не мог уже удержаться в его продырявленных легких.
– Держись, – сказал я. – Кассини поможет. У него есть лекарства и заклинания. С тобой все будет хорошо.
Инз покачал головой.
– Нет, – прошептал он. – Одна просьба, хозяин. Одна последняя просьба. – Я понял, что он умирает. – Дайте мне волю, – смог он выговорить. – Дайте мне умереть свободным человеком.
Дело было не в этой просьбе. Дело было в том, что по моей вине он умирал здесь, на этой грязной мостовой в этом проклятом городе. И все, что я мог для него сделать, – это лишь выполнить его просьбу. Я пытался отыскать нужные слова, но до этого мне еще ни разу не приходилось освобождать раба. И тут заговорил Янош.
– Повторяй за мной, – приказал он. Я стал повторять.
– Я, господин Амальрик Антеро из Ориссы, сим объявляю раба Инза, Инза из… из…
– Из Мангифера, – донесся шепот.
– Из Мангифера свободным человеком. Не принадлежит он теперь к числу рабов и тем самым получает свои права и обязанности. Он имеет право на собственность, на жену, на детей, которые тоже отныне свободны. Имеет право жить своей жизнью и умереть своей смертью. Я, господин Амальрик Антеро, объявляю добровольно и открыто здесь, пред ликом всех богов, что отныне и навеки не предъявлю прав на этого человека, его детей, его семью, его душу.
Я повторил за ним слово в слово.
Губы Инза раздвинулись. То ли он хотел поблагодарить, то ли улыбнуться. И тут что-то изменилось в его взгляде, смотрящем теперь сквозь меня, за меня, в ничто. И тело его внезапно потяжелело.
За накатившими слезами я уже не мог разглядеть его лица. Кто-то поднял тело. Янош помог мне встать. И тут я вспомнил – набрав пригоршню пыли с мостовой, посыпал ею тело Инза. Вот теперь его призрак не будет бродить по земле. А я поклялся, что все сделаю, чтобы отыскать его убийцу, и тогда благословит Инза Темный искатель. Но сейчас я даже злости не чувствовал. А лишь великую печаль да великий стыд за то, что за столько лет я так и не удосужился спросить у верного слуги и преданного друга, откуда же он родом.
Янош обнял меня за плечи.
– Скорбеть будем позже, – решительно сказал он. – А сегодня мы отплываем.
Собирались мы торопливо. Я никак не мог привыкнуть к тому, что впервые за столько лет мне никто не подсказывает, где лежит щетка, какой плащ как надеть и так далее. И я еще раз выбранил себя за эгоизм. Ведь только что умер человек, а я думаю о том, как правильно упаковать мои кремы да в какую коробку их положить. Сержант Мэйн выделил мне солдата в помощь, но толку него было не много. А прикрикнуть на него мне воспитание не позволяло.
Я разыскал хозяина гостиницы и расплатился. Тот поклялся, что знает толк в ориссианских церемониях и потому после соответствующего ритуала предаст огню тело Инза, дабы, как требовала наша вера, его останки не мог поднять из земли и использовать в своих целях какой-нибудь злобный маг. Янош сказал, что доверяет ликантианину, так что я не стал намекать, что у семейства Антеро хорошая память и что хозяину гостиницы не поздоровится, если он не сдержит обещания. Но он и сам, поглядев в мои глаза, все понял.
Когда мы собрались во дворе, Янош раздал каждому по маленькому, покрытому золотом зубу на цепочке. Он сказал, что это зубы хорька и они должны уберечь нас от гибели. Я вспомнил моего хорька и как Халаб оживлял его, и решил, что это добрый знак. Кассини нахмурился – ведь все чары должны были бы идти только от него, – но ничего не сказал и наравне с остальными так же проворно нацепил цепочку с зубом на шею.
Янош застыл посреди двора, уставясь на один оставшийся зуб. Может быть, он думал о том, что, вручи он его Инзу двумя часами ранее, тот остался бы жив.
Из залива Ликантии «Киттивэйк» вышла поздним утром. Ушло время на то, чтобы разбудить Л'юра, затем чтобы он разыскал нанятых им моряков, разыскал портовую колдунью, которая погадала, что ждет путешественников. Густой летний туман все еще висел над водой, когда наконец отдали концы и четыре моряка взялись за длинные весла, чтобы уйти подальше в море, где легкий бриз со стороны суши наполнит наши паруса. Нос судна устремился в открытое море. За бортом оставался чудовищный замок архонтов, нависший над узким устьем залива, который, казалось, не хотел нас выпускать из своих каменных объятий.
Я обернулся бросить прощальный взгляд на Ликантию, исчезающую в дымке. Туман уже поднялся, и я смог разглядеть причал, от которого мы отошли. Там кто-то стоял – столь неподвижный, что поначалу я принял эту фигуру за камень. И тут я понял, кто это стоит, хотя расстояние было слишком велико, чтобы я мог разобрать черты лица. Но я просто знал, кто это. Знал.
Нас провожал Гриф.

Глава седьмая
АРХОНТЫ И ШТОРМ

В последующие дни меня все не покидала мысль отомстить за Инза. Ярко светило солнце, задувал бодрящий ветерок, катились высокие волны. «Киттивэйк» скользила по этим волнам, как птица. Огромный парус позволял развивать большую скорость.
По крайней мере, не сбылось одно из пророчеств Инза: в море я чувствовал себя так же прекрасно, как и на земле. Даже когда качка усилилась и волны окатывали корабль, так что мы промокали до нитки, я не переставал думать об Инзе. Солдаты постоянно нависали над бортами извергая содержимое желудков, чем вызывали насмешки капитана Л'юра и остальных моряков. Среди страждущих на радость Яношу, находился и Кассини. Похоже, морская болезнь, со смехом шептал мне на ухо Янош, действует на внутренности и магов. Я тоже веселился – никогда еще я не чувствовал себя так бодро. С каждой лигой, приближающей нас к Редонду, силы мои прибывали. В крови играл огонь приключений, и я совсем забыл о мрачной фигуре Грифа. Что же касается Инза, то я пообещал себе, что извлеку урок из его смерти, хотя толком еще не знал, какой именно. Про себя я посвятил эту экспедицию ему, обещая принести в случае благополучного возвращения в жертву жирную овечку и поминать Инза наравне с Халабом и моей матерью.
Так уж получается, что каждый путешественник, направляющийся к новым землям, мало обращает в начале путешествия внимания на своих товарищей. Все так ново и незнакомо, что заботы и дела компаньонов уходят в тень. И я не мог точно сказать, чем занимались члены нашего отряда в эти дни. Я помню только, что Кассини постоянно блевал. Помню, что постоянно чем-то недовольны были моряки. Помню, что сержант Мэйн отделил солдат от моряков и постоянно следил за тем, чтобы его люди были чем-то заняты, а то и просто муштровал их. Помню, что Янош в основном тоже пребывал в одиночестве, склоняясь над картами и какими-то таинственными бумагами с непонятными каракулями.
Вначале попадались и другие корабли – все в отдалении, поскольку Л'юр был очень осторожным капитаном, и ему повезло, что он еще ни разу не попадался пиратам на пути. Мне же, как и всякому новичку, было очень интересно узнать, откуда идут эти суда и куда по дороге заходили. И тут до меня дошло, что ведь эти суда наверняка не ищут новые и чудесные страны, подобно мне, и смеялся над их жалкими устремлениями. И по мере продвижения дальше в открытое море судов становилось все меньше, а вскоре и вообще ни одного, мало кто отваживался здесь путешествовать, а те, кто осмеливался, были столь же осторожны, как и мы.
В море встречались различные живые существа. Попадались рыбы, взлетающие над водой, и черепахи, такие громадные, что на своем панцире могли бы увезти несколько человек; насекомые с туловищами размером с голову человека и длинными тонкими ногами, на которых они словно по льду скользили по воде, охотясь в плавучих водорослях. Я видел чудовище, в два раза длиннее нашего судна, которое пускало фонтаны из отверстия в голове. При нашем приближении оно скрылось. А позже я заметил двух огромных птиц или существ, похожих на птиц, с огромными кожистыми крыльями и длинными острыми клювами. Они пикировали на какую-то темную тушу в море, раздирая ее плоть и торжествующе вскрикивая. Когда мы подошли ближе, я увидел, что это дрейфовал труп одного из тех фонтанирующих существ, которых мы уже видели. В боку у него торчало несколько гарпунов.
На другой день среди волн резвился морской ящер. Он был старым, и вслед за ним по воде тянулись водоросли. Поначалу моряки сказали, что он несет нам удачу. Но по мере того как ящер продолжал плыть за нами, все начали посматривать назад с растущим беспокойством. Долго он преследовал нас, и, пока не исчез, его уже откровенно осыпали проклятиями.
Когда мы вошли в район великих глубин, цвет и сам вид моря изменился. Моряки перешептывались о том, что здесь вообще нет дна и что местом этим правит страшное божество, и если хоть краем уха услышит человек его имя, то смертному не жить. Капитан посмеивался над этими разговорами, уверяя, что настоящему моряку не к лицу верить в такую чепуху. Но я уловил нотки испуга в его насмешках, а потом и увидел, что пальцем он то и дело дотрагивается до амулета. Вскоре он перестал обрывать эти перешептывания.
Несмотря на страхи моряков, ничего особенного не произошло за время, пока мы находились над этими глубинами. Но я понимал их нервозность. За все время плавания в этих водах мы не видели ни единого живого существа – ни рыбы, ни морского ящера, ни даже какой-нибудь заблудившейся медузы. Мы словно находились в вымершем море. И когда на следующий день один из моряков заметил чей-то парус и закричал, мы все проворно бросились к фальшбортам. Л'юр решил, что корабль из Редонда и нам надо узнать у него новости, поэтому повернул в сторону незнакомца, подняв над мачтой флаг с изображением двух рук в дружеском рукопожатии. У этого судна было три паруса, тоже косые. По мере нашего приближения оно и не думало менять курс, или сбавлять скорость, или, наоборот, пытаться улизнуть. Мы кричали что мы друзья. Никто не отвечал. Когда до чужого судна оставалось расстояние не далее как на бросок копья, мы разглядели, что палубы пусты и отвечать нам некому. Паруса судна то надувались под ветром, то с хлопком опадали, и в тишине разносились лишь эти жутковатые звуки. Мы потрясение смотрели, как движется рулевое весло. Но кто же правил и как?
– Колдовство, – шептали моряки.
Л'юр выкрикнул команду отваливать в сторону, но все же мы успели пройти достаточно близко от борта судна. Палуба его оказалась покрытой зловещими пятнами засохшей крови, и еще больше крови было пролито у основания грот-мачты. Но не видно было трупов, не слышно было стона раненых. Нас охватил ужас. Л'юр завопил во всю глотку, и моряки так поспешно бросились исполнять его приказания, словно это сам Темный искатель пустил в погоню за нами свору гончих. «Киттивэйк» рванулась почти прыжком вперед, подальше от корабля-призрака, и, когда мы отошли на приличное расстояние, Л'юр созвал совещание.
Кое-кто тут же заявил, что это проделки какого-нибудь злого колдуна. Другие считали, что виною всему пираты-демоны. Ходили слухи, что эти чудовища нападают на корабли, грабят их, а потом едят моряков. Янош уговорил Кассини на время отвлечься от проблем своего желудка и произнести небольшую проповедь о добрых богах и милосердных людях. Но в этой речи не хватало страсти, поскольку сказывалась не только морская болезнь Кассини, но и его собственный страх. Он пытался подбодрить нас рассуждениями на тему, что, дескать, в таких экспедициях, как наша, столкновения с различными неожиданными явлениями – дело обычное. Но сам увидел, что слова его не доходят до цели, и потому призвал принести жертву богам этого места. Завязался спор. Большинство выразило мнение, что мы уже приносили жертву нашим собственным богам, и потому они могут рассердиться, поэтому если и приносить жертву, то только местным богам, или они отвернутся от нас. Для этого обряда у нас была только маленькая свинья – корабельный талисман. Кассини настоял на своем требовании, справедливо полагая, что местные боги здесь сильнее. Свинья завопила, когда ей разрезали горло, а Кассини набрал ее крови в медную чашу, разрисованную таинственными символами.
– От этого толку не будет, – сказал один.
– Нужен дар получше, – сказал другой.
– Это же всего лишь наша свинка, – сказал кто-то тихо.
– Вот эту нашу удачу он сейчас и убивает, – раздался ропот.
И тут я услыхал, как кто-то сказал:
– Этот рыжий во всем виноват. Все знают, что рыжий на корабле – к несчастью.
Янош схватил меня за локоть, и я сделал вид, что ничего не слышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73