Ты мож… – Очередная схватка прервала ее.
И, когда боль отступила, послышался спокойный голос гнома:
– Скажи, что мне делать, сестра.
– Попробуй обхватить тело малышки и повернуть. У нее запрокинута ручка, и она мешает головке… о-о-о!
Во рту Ваэлы стоял привкус крови – она прикусила губу, но эта малая боль помогла рассудку вернуться. Открыв глаза, она увидала, что гном стоил на коленях меж ее бедер, ощутила его руки – мягкие, уверенные.
– А-а, – протянул он.
– Что… что… – Ферри стоял на пороге, готовый сбежать в любой момент.
– Дитя подсказывает мне, что делать, – проговорил Курц, закрыв глаза. Дыхание его выровнялось. – У малышки есть имя, – вымолвил он. – Ее зовут Ваата.
«Наружу! Из чрева!»
Голос раздавался в мозгу Ваэлы, она видела давящую тьму, чувствовала запах крови, хотя нос ее был забит… забит…
– Или это я рождаюсь вновь? – вопросил Курц.
Он выпрямился, с восторгом на лице сжимая блестящее извивающееся тельце младенца.
– Как тебе это удалось? – изумился Ферри.
Ваэла молча прижала малышку к груди. Она чувствовала, как руки карлика касаются ее, касаются ребенка – Ваата, Ваата, Ваата… Собственные воспоминания мешались со сценами из прошлого Курца: «Сколько же доброты в этом человеке!» Она увидала битву при Редуте и чувствовала боль от ран Курца. Словно в ускоренной голозаписи, проносились перед глазами образы. Ваэла ощутила рядом с собой Керро и услышала его мысленный голос:
«Касание младенца учит нас рожденью, и руки наши – свидетели того урока».
Конечно, это Керро – но его же не было рядом, в лазарете!
А потом Ваэла разом ощутила всех, кто остался на борту Корабля, – работников в гидропонных садах, команду, торопящуюся по своим делам по мириадам переходов… даже спящих в гибернации. Все они на миг стали едины с ней, и соединенное их сознание примолкло недоуменно. Их страх стал ее страхом.
«Что со мной творится? Господи, что это?!»
– Мы живем! Живем!
И когда Ваэла ощутила-услышала эти слова, чужие мысли покинули ее. Осталась только та, кто кричала, – тоненький голосок бесконечного утешения, поющий: «Мы живем!»
Ваэла открыла глаза и встретилась взглядом с карликом.
– Я все видел, – прошептал тот. – Дитя…
– Да, – проговорила Ваэла. – Ваата. Наша Ваата…
– Что-то… происходит, – пробормотал Ферри. – Что такое? – Он стиснул виски ладонями. – Убирайся! Уходи, я сказал!
Он рухнул на пол, содрогаясь.
Ваэла снова глянула на Курца.
– Помоги ему.
Карлик встал.
– Конечно. Самых тяжелых раненых – вперед.

В час, когда египтяне тонули в волнах Черного моря, священники желали воспеть хвалебный гимн Господу, но тот укорил их, сказав: «Плоды трудов моих утопают в водах; чествовать ли песнею погибель их?»
Трактат «Санхедрин», из корабельных архивов.

Сердце Моргана Оукса колотилось слишком быстро. Зеленый комб промок от пота. Болели ноги. И все же он брел, удаляясь от Редута.
«Легата, как ты могла?»
Когда силы оставили его, он повалился на песок и только теперь осмелился оглянуться. Никто его не преследовал.
«Они могли меня убить!»
Прожженное толпою отверстие в паутинном пологе окаймляла полоса сажи, и Оукс не сводил взгляда с этой дыры. Каждый вздох отзывался в груди болью. Он не сразу осознал, что в мире есть звуки помимо его дыхания. Дальним громам отзывалась сама земля. «Волны!»
Он глянул в сторону моря. Линия прибоя поднялась невиданно высоко. До самого горизонта простирался белопенный простор. Огромные валы разбивались о берег там, где было раньше посадочное поле. На глазах у Оукса здоровенный кусок равнины соскользнул в море, оторвав половину ангара для челноков.
Оукс кое-как поднялся на ноги. В белой пене мелькало что-то черное – скалы! Волны легко подбрасывали валуны в человеческий рост. Покуда он смотрел, в пучину соскользнул сад – его драгоценный сад.
Среди брызг летали пронзительные крики, словно вопли почти забытых чаек. Оукс огляделся. «Дирижаблики?» Сгинули. Ни один оранжевый мешок не танцевал на ветру, не парил над черными утесами.
А крики не стихали.
И только тогда Морган Оукс повернулся в сторону скального гребня, откуда Томас вывел свою армию. «Тела!» Под жаркими лучами обоих солнц валялись, подергиваясь, изувеченные тела. Среди раненых медленно проходили фигуры с носилками, собирая их по одному и оттаскивая к подножию утесов.
Оукс снова обернулся к Редуту – нет, там ждет верная смерть. Глянул на поле боя – и только теперь заметил демонов. Его передернуло. Твари сидели широким полукругом, недвижно взирая на поле брани. А среди них одиноко стоял человек в белых одеждах. Оукс узнал его – это был Керро Паниль.
И эти крики! Стоны раненых, умирающих!
Оукс двинулся к поджидавшему его Панилю. «Какая мне теперь разница? Ну пошли против меня своих бесов… рифмоплет!»
Путь его пролегал по краю кровавого поля, среди обезображенных тел. Оукс наступил на оторванную руку, и та в последней судороге вцепилась ему в ногу. Бывший босс отскочил, точно заяц. Ему хотелось бегом бежать в Редут, к Легате. Но ноги не слушались. Он мог только ковылять к возвышающемуся над толпой демонов Панилю.
«Почему они не движутся?»
Он остановился в нескольких шагах от поэта.
– Ты. – Оукс сам удивился тому, как спокойно прозвучал его голос.
– Я.
Голос поэта доносился через вживленный под кожу Оукса передатчик, губы же не двигались.
– Тебе конец, Оукс.
– Ты! Ты все погубил! Это из-за тебя мы с Льюисом…
– Ничто не погибло, Оукс. Жизнь только начинается.
Паниль не разжимал губ, но голос продолжал звучать.
– Ты молчишь… но я тебя слышу.
– Это дар Авааты.
– Авааты?
– Дирижаблики и келп едины: они – Аваата.
– Значит, планета все же победила нас.
– Не планета. И не Легата.
– Тогда корабль. Наконец-то он загнал меня в угол!
– И не Корабль.
– Льюис! Это он виноват. Он и Легата.
На глаза Оуксу навернулись слезы. «Льюис и Легата». Он не мог встретиться взглядом с Панилем. «Льюис и Легата!» Одинокий плоскокрыл отполз от поэта, вскарабкался Оуксу на башмак и заснул, примостив шипастую башку на застежке. Оукс в ужасе взирал на тварь, не в силах даже пошевельнуться.
– Скажи мне, – вскрикнул он в отчаянии, – кто же виноват?!
– Ты сам знаешь, кто.
Из глотки Оукса вырвался вопль:
– Не-е-ет!
– Ты виноват, Морган. Ты и Томас.
– Это не я!
Паниль только глянул на него грустно.
– Тогда прикажи своим демонам убить меня! – бросил Оукс ему в лицо.
– Они не мои демоны.
– Тогда почему они не нападают?
– Потому что я показываю им мир, который иные назвали бы иллюзорным. Любое существо нападает не на то, что видит, а на то, что, как ему кажется, оно видит.
Оукс в ужасе воззрился на Паниля.
«Миражи? Этот стихоплет может отвести мне глаза как захочет?»
– Это корабль научил тебя!
– Меня научила Аваата.
– И твоей Аваате конец… – Оукс понял, что у него начинается истерика. – Всем им конец!
– Но прежде она научила нас входить в мир инореальности. И Аваата живет в нас.
Оукс не мог отвести взгляда от смертоносного плоскокрыла на своем ботинке.
– Что эта тварь видит? – спросил он, тыкая в демона трясущимся пальцем.
– Что-нибудь знакомое.
Содрогнулась от грохота земля, и плоскокрыл с недовольным видом шлепнулся на песок. Оглянувшись, Оукс увидал, как соскальзывает в бездну еще одна секция Редута. Огромные валы бились о берег, расплескивая белую пену, а узкая бухта еще усиливала их напор. В безмолвном ужасе Оукс наблюдал, как здание за зданием рушится в подгрызающие их волны.
– Можешь болтать что тебе вздумается, – пробормотал он, – но планета нас победила.
– Как хочешь.
– Я хочу?!
Оукс едва не набросился на Паниля, но замер, увидав, что двое спецклонов волокут к ним носилки. Рядом с раненым шла Хали Экель, колечко в ее носу сверкало в ослепительном свете. Пациента опутывали датчики прибокса. И человека на носилках Оукс тоже узнал – то был Раджа Томас.
Носильщики недоуменно воззрились на бывшего босса, опуская на песок свою ношу.
– Он очень плох? – поинтересовался Оукс у Хали.
Ответил поэт.
– Он умирает. Сквозная рана груди и лучевой ожог.
Оукс подавил смешок.
– Значит, меня он не переживет! Наконец-то проклятый корабль останется без кэпа!
Хали опустилась на колени рядом с носилками, глядя на Керро.
– Мы бы не дотащили его живым в лазарет. Он просил принести его к тебе.
– Знаю.
Керро смотрел на умирающего, и мысли Томаса были открыты ему – как и Ваате, и Ваэле, и большинству спецклонов, в чьих генах таилась Аваата, – открыты полностью, до последней капли. Сколь проникновенным был замысел Корабля – из породившего Его Раджи Флэттери сделать воплощение возмездия!
Губы Томаса дрогнули. Голос его был не громче шепота, но даже Оукс услышал его ясно:
– Я так долго искал ответа… что забыл вопрос.
– О чем он болтает? – осведомился Оукс.
– Он говорит с Кораблем, – ответил Паниль, на сей раз вслух, и речь его была речью поэта, полной всепроникающей мудрости.
Уста умирающего исторгли прерывистый вздох.
– Я так долго играл… так долго… Паниль знает. Это скала… дитя… Да! Я знаю! Дитя!
Оукс фыркнул.
– Да он просто бредит.
– А ты все отказываешься встать вровень со своей человечностью, – промолвил Паниль, глядя на бывшего босса.
– Что… О чем ты толкуешь?
– Только этого и требовал от нас Корабль, – вздохнул Паниль. – Это и значит богоТворить: найти в себе человечность и подняться с ней вровень.
– Слова! Пустые слова! – Оуксу казалось, что его загоняют в угол. Нет, все это просто мираж!
– Тогда отбрось слова и спроси себя: что ты делаешь здесь? – проговорил Паниль.
– Я выжить пытаюсь, что же еще?
– Но ты никогда не был по-настоящему жив.
– Я… я…
Паниль поднял руку, и Оукс замолк.
Демоны чередой двинулись в сторону утесов. Первый из них успел добраться до скал, поднимаясь на плоскогорье, прежде чем поэт заговорил вновь:
– Я отпустил их, как отпускает Аваата. И все же они делают что должны.
– И что они станут делать? – Оукс смотрел вслед уходящим чудовищам.
– Когда они проголодаются, то станут есть.
Оукс не выдержал:
– Да чего ты хочешь от меня?!
– Ты врач, – ответил Керро. – А здесь раненые.
– Ты хочешь, чтобы я спас его? – Оукс ткнул пальцем в сторону Томаса.
– Его может спасти только Корабль или все мы вместе, – ответил Паниль.
– Ага, Корабль!
– Или мы все вместе. Это одно и то же.
– Ложь! Все ложь!
– Спасение – слово многозначное, – напомнил Паниль. – Есть утешение и в разуме, и в потенциальном бессмертии наших сородичей.
Оукс отступил на шаг.
– Все – лживые слова! Эта планета всех нас убьет!
– Для чего тебе глаза, когда ты им не веришь? – спросил поэт. Он обвел рукой кровавую равнину, встретился взглядом с завороженной его словами Хали. – Мы выживем. Мы исцелим планету. Аваата, поддерживавшая равновесие мира, погибла. Но Ваата – ее дочь не менее, чем моя.
– Ваата? – выплюнул Оукс. – Это еще что за чушь?
– Родилась дочь Ваэлы. Ее зовут Ваата, и она несет истинное семя Авааты, заложенное в нее при зачатии.
– Еще одно чудовище. – Оукс покачал головой.
– Ничуть. Прелестное дитя, столь же человек с виду, как и ее мать. Я покажу тебе.
Образы хлынули в сознание Оукса, влекомые несущей волной вживленного приемника. Оукс отшатнулся от Паниля, пытаясь одной рукой заслониться от поэта, а другой царапая шею, словно хотел вырвать радиокапсулу с мясом.
– Не-ет!.. Нет… нет!..
Но поток не прерывался. Под напором его Оукс рухнул на песок и, падая, услыхал голос Корабля.
Ошибиться было невозможно. Неотвратимое могущественное присутствие разворачивалось в нем, не нуждаясь в передатчиках и приборах. – Теперь ты видишь, босс? Тебе не нужен был высеченный в камне завет. Только самоуважение, богоТворение себя, всего человечества и всего, что имеет значение для вашего родового бессмертия.
Оукс перекатился на живот и закрыл голову руками, глядя в мокрый от его слез песок.
Корабль покинул его рассудок – точно медленно вытянули раскаленный нож, оставивший по себе зияющую рану. Оукс медленно опустил руки, поднял голову. Песок скрипел под множеством подошв. Со стороны Редута тянулась длинная колонна – природники и спецклоны вперемешку. Вели их Льюис и Легата. За их спинами ветер разносил клубы дыма, поднимающиеся над горящими развалинами. Его драгоценное убежище – разрушено! Все погибло!
Гнев вновь захлестнул Оукса.
«Будь ты проклят, Корабль! Ты меня обманул!»
Вскочив, он погрозил кулаком Легате:
– Ах ты, сука!
Льюис с Легатой остановились шагах в десяти, и беженцы тоже замерли. Только одна рослая женщина-спецклон с раздутым черепом и тонкими чертами лица вышла вперед, заслонив собою Легату.
– Не вздумай больше к ней так обращаться! – рявкнула она. – Мы избрали ее кэпом! Никто не смеет оскорблять нашего кэпа!
– Да это безумие! – взвыл Оукс. – Как могут чудовищные уродцы выбирать себе кэпа?
Женщина-клон шагнула к нему.
– Ты кого назвал уродцем? Что, если наше племя умножится, а вы станете уродами среди нас?
Оукс в ужасе воззрился на нее.
– Ты и сам не больно красив, – продолжала она. – Каждый день я смотрюсь в зеркало и каждый день думаю, что не так я и страшна. А ты с каждым часом становишься все уродливей. А если я решу, что среди нас уродам не место?
Легата придержала ее за руку.
– Довольно.
В этот миг равнину накрыла тень. Все разом подняли головы. Между землей и Регой плыл Корабль – куда ниже, чем он спускался когда-либо. Ясно виднелись странные выступы, крылья аграриумов. Громада в небесах двигалась с ошеломительной неспешностью, словно сама вечность. И когда тень ее накрыла Льюиса, тот расхохотался. Почти все, кто обернулся на его смех, успели заметить, как он пропадает. Тело его превратилось в белый силуэт, растаявший без следа.
– Но почему, Корабль? – спросил вслух изумленный этим исчезновением Керро.
Ответ услышали все.
«Вам нужен был истинный дьявол, Хесус Льюис, Моя вторая половинка, – заполнил мысли радостный гром. – Настоящий дьявол всегда со Мной. А Томас оставался собственным бесом, стрекалом в собственной руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52