Стивен это прекрасно понимал.
– Мне наплевать, если вам придется взломать его дверь! – продолжал кричать кто-то снаружи. – Достаньте сварочный аппарат!
«Мы потеряли защиту, – подумал Стивен. – Чума». Это произошло, когда выключили компрессор. Он поднял глаза и встретился взглядом с Кети. В ее глазах отражались тени и огоньки, проникавшие внутрь через иллюминатор. В руках она держала Джиллу.
– Ты все исправил, да, Стивен? – прошептала Кети.
– Да, любовь моя.
– Я знала, что ты все можешь.
«Вера, – подумал он. – Во что бы то ни стало, она остается».

59

Молекулярный биолог, мечтавший прославиться благодаря своему впечатляющему вкладу в точную химию ДНК, – это было явление, не учтенное брокерами от власти в этом мире.
Д.Хапп

Сразу после полудня на пятый день после того, как Кевин О'Доннел захватил лабораторию Киллалу, Джон был переведен из подвальной комнаты, где содержался под стражей. Эта тюремная камера была одной из трех комнат с каменными стенами, ниже старой крепостной башни – зловонное место, с плесенью на стенах и влажным полом. Окна с решетками на трех одинаковых дверях навевали мысль о том, что когда-то здесь размещалась темница. Доэни некоторое время располагался во второй камере, но его увели раньше. Священник и мальчик были помещены в третью. Верхние стропила внешней камеры были покрыты паутиной. Стена напротив была загромождена доверху кучей старого хлама – сломанные кровати, покоробленные столы, ржавые керосиновые лампы, газовая печка на трех ножках, странные куски железных труб, автомобильное колесо с клочьями резины, свисающими с обода. Груда прогнивших досок лежала в углу.
За Джоном пришли два охранника в униформе. Он не знал их имен, но они постоянно приносили еду заключенным. Про себя Джон называл их Тощим и Плешивым. Охранники приказали Джону раздеться, и когда он повиновался, сложили его одежду в угол и передали ему халат, одежду уборщиков. Он был скорее серым, чем белым. Джону было разрешено оставить только свои туфли.
Был холодный серый день, и дул пронизывающий ветер, когда Джона препроводили во дворик крепости. Он дрожал, поскольку легкий халатик не спасал его от холода. Толстая пелена облаков сделала дворик довольно-таки непривлекательным местом. Через арочный выход по направлению к озеру Джон видел, как ветер гонит рябь по воде. Этот же неуемный ветер закручивал халат, явно великоватый для Джона, вокруг его ног.
– Куда вы меня ведете? – поинтересовался он.
– Заткни пасть, арестованный, – процедил Тощий.
Сама крепость поднималась мощной монолитной громадой в сером освещении. Только несколько пятен желтого цвета мелькало в узких окнах, обозначая жилые комнаты на фоне общего безлюдья. Однако на подоконниках и карнизах кое-где виднелись белые цветы, и воздух казался свежим после затхлой атмосферы тюрьмы.
Тощий и Плешивый крепко держали Джона за руки выше локтя, когда вели его через дворик к административному крылу, а потом по желтому коридору и вверх по ступенькам в библиотеку крепости.
Все светильники в библиотеке были зажжены. Хрустальные канделябры сверкали, как бриллианты. Лампы для подсветки были сфокусированы на поднятую платформу, построенную вблизи камина из листов фанеры, прикрепленных к тяжелой дубовой опоре. На подмостках стоял стол, вокруг него и позади – кожаные кресла. Кевин О'Доннел и Джозеф Херити занимали два из них. Отец Майкл сидел в конце стола, а мальчик пристроился около него. Финтан Доэни стоял перед столом, спиной к Джону. Шесть стульев были выставлены с одной стороны и выглядели как места для присяжных. Стойка, вроде скамьи подсудимых, сконструированная из труб, была прикреплена болтами к полу недалеко от того места, где стоял Доэни. Охранники пристегнули наручники Джона на стойке и отошли на два шага.
Джон внимательно осмотрел комнату. В библиотеке находились люди, стоявшие группами у книжных стеллажей и пристально глядевшие на него. В передних рядах стоял Адриан Пирд в своем дурацком зеленом твиде. Пирд упорно не хотел встречаться взглядом с Джоном.
Доэни и Кевин О'Доннел вели очень тихий разговор, когда Джон вошел. Они не обратили внимания на прибытие арестованного и продолжили свою беседу. Херити потягивал виски прямо из бутылки. Несколько папок с бумагами лежали в беспорядке на столе между Кевином и Херити. Справа от О'Доннела на стуле стояла большая картонная коробка.
Джон почувствовал, что в нем начались какие-то странные перемены настроения, когда он стоял в ожидании ритуала, придуманного специально для него. Сцена была одновременно смехотворной и сохраняющей внешние атрибуты, взятые напрокат у беспощадных судебных процессов.
Отец Майкл уставился неподвижным взглядом на стол перед собой, не отреагировав на легкий толчок мальчика, известившего о появлении Джона. Мальчик смотрел на Джона с откровенной скукой.
Джон направил свою мысль О'Нейлу-Внутри: «Они хотят убить меня, потому что думают, что я – это ты».
О'Нейл-Внутри ничего не ответил.
Кевин внезапно повысил голос:
– Мальчик является свидетелем и скажет то, что должен, когда я прикажу!
Мальчик повернул голову и посмотрел на Кевина. Он истерично завопил:
– Ты дерьмо! Твоя мать думала, что родила ребенка, а вместо этого родила дерьмо!
Собравшиеся нервно рассмеялись. Кевин просто гадко ухмыльнулся.
– Ничего, пусть пока живет, – сказал он. – Мы знаем, что его слова взяты на помойке, как у всякой уличной шпаны.
Херити опрокинул бутылку виски и сделал большой глоток. Потом он осторожно поставил бутылку на стол и уставился на нее. Та была опустошена почти наполовину.
Отец Майкл посмотрел на Херити и Кевина.
– Вы не люди, а исчадья ада. Клятва ничего не значит для вас – будь она ваша собственная или чья-либо. Я хочу спросить тебя, Джозеф. Почему ты, зная, что в Америке есть отпечатки пальцев и зубные карты, угрожаешь этому мальчику и требуешь от меня нарушить тайну исповеди? Почему?
– Я делаю это потому, что хочу, чтобы этот мальчик заговорил, а не ты, – ответил Херити. – Никто не должен идти по жизни подобно молчаливому привидению!
– Я предаю тебя анафеме, – произнес отец Майкл глухим голосом. – Ты будешь проклят вечно, Джозеф Херити, и ты, Кевин О'Доннел. Я налагаю на вас проклятие из-за ваших грехов, и оно будет непрерывно расти с каждым вашим вздохом.
– Твое проклятие для нас ничего не значит, – ухмыльнулся Херити. Он сделал еще один глоток из своей бутылки.
В голосе Кевина проскользнула нотка нервозности.
– Жизнь и смерть находятся в наших руках, а не в ваших!
Отец Майкл повернулся к Джону.
– Прости меня, сынок, прошу тебя. Они бы стали пытать этого бедного мальчика. Я не мог этого допустить. Я нарушил тайну исповеди, прости меня за это.
Грудь Джона словно перетянуло стальным обручем. Тайну исповеди? Как это могло относиться к нему? Пот начал заливать ему глаза.
Кевин О'Доннел ухмыльнулся и открыл коробку на стуле возле него. Он вынул оттуда большой кувшин с толстыми стенками и поставил его на стол. Джон уставился на этот странный сосуд. Он был наполнен янтарной жидкостью, в которой что-то плавало. О'Доннел слегка повернул сосуд в сторону Джона, чтобы тот смог внимательно рассмотреть его содержимое. На Джона уставилось чье-то лицо.
Это была голова!
Глаза были закрыты, но губы слегка раздвинуты. Джон узнал третьего всадника, ехавшего вместе с Херити и Кевином.
– Познакомься с Алексом Колеманом, – сказал Кевин. – Наконец он замаринован в виски. Я уверен, что сбылась его мечта о райском блаженстве.
– Кевин сфокусировал взгляд прищуренных глаз на Джоне, дав знак Доэни не двигаться. – Он был предателем, чье предупреждение позволило Фину похитить у нас гордость Ирландии.
– Кевин, ты… – начал говорить Доэни.
– Не прерывай меня! Ты находишься здесь только потому, что мы тебя пока еще терпим, но скоро наше терпение кончится!
По сигналу Кевина из толпы вышли шестеро мужчин и заняли места в ряду стульев, усаживаясь со скрипом деревянных ножек по полу, покашливанием и приглушенными комментариями.
Кевин резко ударил по столу кусочком дерева, потом поднял его над головой.
– У меня в руках кусок корня лесного дерева из Кешелла. Это знак того, что здесь правит Ирландский Закон. – Он осторожно положил кусок дерева на стол. – Согласно старому обычаю, мы прибыли сюда на лошадях, как древние короли, подлинные завоеватели. Древние законы будут восстановлены. – Кевин еще раз оглядел комнату. – Присутствует ли здесь О'Нейл?
Никто не откликнулся.
– Семья арестованного покинула его, – продолжил Кевин. – Узник остался в одиночестве. – Он поставил сосуд около себя. – Но триумвират присутствует, и судебный процесс начинается. – Глаза Кевина оглядели комнату еще раз, остановившись наконец на Херити. – Настало время, Джозеф.
Херити осторожно отодвинул сосуд в сторону и вынул листок бумаги из стопки, лежавшей на столе. Он начал читать, изредка поглядывая на Джона.
– Прежде всего мы хотим сказать, что ты, узник, и есть Джон Рой О'Нейл. Мы утверждаем, что ты и есть создатель чумы, надругавшейся над нашей бедной землей и большей частью мира. Она сделала исключение только для британцев и язычников, для которых она стала легким наказанием. Мы говорим, что ты не имел права вредить нам таким трусливым манером. Что ты можешь сказать в свою защиту, Джон Рой О'Нейл?
Джон уставился на голову в кувшине. Она говорила с ним голосом О'Нейла!
«В чем моя вина? – спрашивала она. – Я сделал ошибку. Священник знает об этом! Я сделал ужасную, мучительную ошибку».
«Кто может это отрицать?» – подумал Джон.
«Что же мне еще было делать, – спрашивала голова, – если эти террористы-убийцы, которых ирландцы терпят и даже подстрекают, – что же мне еще было делать, чтобы отомстить за зверское убийство моей семьи?»
– Это была ужасная провокация, – прошептал Джон.
– Неужели узник решил заговорить? – вкрадчиво спросил Кевин.
Джон не слышал его. Голова продолжала говорить:
«Это ирландцы должны предстать перед судом! Это они позволили развиться терроризму!»
Джон молча кивнул.
Отец Майкл искоса глянул на Джона, спрашивая себя, что за странное спокойствие у этого человека, как будто он спрятался в каком-то тайном укрытии, куда не могут проникать звуки.
Доэни повернулся и посмотрел на Джона. «Черт бы побрал Ирландскую честь, – подумал он. – Что подумает этот бедный безумец, когда узнает, что прокурор – это я?»
КАКОЙ ЦЕНОЙ НУЖНО ПЛАТИТЬ!
Но Кевин О'Доннел без сомнений разрушил бы его лабораторию, если бы он не выполнял его приказов. Даже Адриан Пирд пострадал бы, черт его побери! Но они должны продолжать работу с тем, что дал им Безумец. Лекарство от чумы – вот основная задача. Ирландия все-таки может сделать это сама!
Кевин посмотрел на отца Майкла.
– Сделаете ли вы первое заявление, отец?
Отец Майкл кашлянул и внимательно взглянул на Джона.
– Все, что сотворил Безумец, было из-за того, что он испытал насилие. До этого в нем не было злобы.
– Мы будем называть арестованного О'Нейлом! – выкрикнул Кевин.
Херити коварно усмехнулся и отпил еще один глоток из своей бутылки.
– Злоба – это даже не то слово, чтобы описать его намерения, – продолжал отец Майкл. – О'Нейл, кажется, был охвачен слепой яростью, и у него не было других эмоций. Он безумно хотел уничтожить тех, кто разрушил его мир. Мы должны признать, что цель его была точной – не в целом, но вполне удовлетворительной для такой ярости.
Джон стукнул наручниками о железную трубу, уставившись на голову в сосуде. Она продолжала молчать. Почему О'Нейл не пришел к нему на защиту?
– Я не имею в виду, что О'Нейл руководствовался какими-то принципами, – говорил отец Майкл. – Я допускаю, что он полностью сознавал, кто отвечал за его действия и за то насилие, совершенное против него. Если у него и была какая-то вера, то только вера в то, что он сможет убить всех нас.
Отец Майкл встал и оглянулся, чтобы посмотреть на присяжных. Мальчик отступил на шаг.
– Вне всяких сомнений, это была просто вспышка гнева! – голос священника напоминал раскаты грома. – Гнева против виновников его агонии! Против всех нас! – Он понизил свой голос до монотонного шепота. – Он и нам передал свою страстную ненависть. Что нам с ней делать?
Внимание отца Майкла переключилось на Кевина.
– Мы пострадали от мести, так будем же называть вещи своими именами. Если мы должны игнорировать священный судебный запрет на вынесение решения, то будем хотя бы судить, учитывая фактор мести и, таким образом, осознавая последствия.
– Судите, да не судимы будете, – насмешливо усмехнулся Херити.
– Дай ему сказать, – вмешался Кевин. – Я обещал, что не буду препятствовать защите.
– Да! – сказал отец Майкл. – Мы поклялись нашей священной Ирландией! Правда и справедливость – вот в чем мы поклялись перед Всемогущим Господом!
– Всемогущим Господом, – повторил Херити, отхлебнув из бутылки.
– Джозеф Херити напомнил нам, – продолжал священник, – о священном предупреждении. Христос сделал это бельмом на нашем глазу. Оно вызывает страшный вопрос: а судьи кто? Осмелимся ли мы осуждать самих судей? Если мы говорим, что только мужчины могут быть судьями, мы отрицаем Бога. Неужели мы отрицаем Бога?
– Да, я отказываюсь от него! – крикнул Херити.
– Замолчи, Джозеф, – сказал Кевин. – Пусть себе проповедует.
Отец Майкл обвел комнату горящими глазами.
– Мы были цивилизованными в Ирландии, в то время как весь остальной мир был грязной языческой помойкой. Так давайте же поступать как цивилизованные люди. – Он уставился на Доэни, явно выражавшего неудовольствие.
– Если мы намереваемся устроить здесь законный ирландский суд, как говорит «судья» Кевин О'Доннел, тогда в нашем суде не должно быть лицемерия. Давайте не будем тешить себя иллюзиями. Давайте не будем считать себя ангелами, а бедного Безумца… господина О'Нейла исчадием ада. Это именно тот вопрос, который требует решения согласно нашей клятве.
– Неужели требует? – иронично спросил Херити.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74