пригнись! Он отклонил голову вправо, и тут дубинка обрушилась на него.
Перед глазами у него вспыхнуло множество ярких огней, в ушах загудело, и земля точно метнулась ему навстречу. Разбойники пинали его ногами, и кто-то кричал:
— Это тебе наука! Вперед не будешь резать людей за то, что тебя легонько оглоушат и возьмут у тебя кошелек!
Галлен увидел, что один вот-вот пырнет его ножом, и попытался откатиться, но мускулы не слушались его, и он понял, что сейчас умрет.
— Стойте! — раздался вдруг чей-то властный голос, и разбойники замерли на месте. Они разом подняли головы посмотреть, кто это угрожает им. Ветер все свистел в деревьях, и мокрая дорога холодила Галлену спину. Он сделал попытку перевернуться, чтобы тоже взглянуть на своего спасителя. Голос произнес спокойно и грозно: — Тот, кто совершит убийство в Койлл Сидхе, не уйдет отсюда живым.
Кто-то из разбойников захрипел от страха, и все отступили назад. Один из них вымолвил:
— Сидх.
У Галлена так кружилась голова, что он едва сумел перевернуться. Он всю жизнь прожил близ Койлл Сидха, но ни разу не слышал, чтобы сидхи, эти наделенные волшебными силами существа, на самом деле показывались там. Говорили, что сидхи — это мелкие демоны, слуги дьявола, и что сатана посылает их вперед, чтобы известить о своем прибытии.
— Он только один, — сказал кто-то из разбойников, стараясь вселить мужество в своих сотоварищей. Галлен оперся на локти и взглянул вверх: на вершине откоса, на фоне звездного неба, стоял человек в черной, темнее ночи, одежде, с капюшоном на голове, в тонких перчатках. В одной его руке тускло поблескивал меч, в другой — кривой кинжал. На миг Галлену показалось, что это обыкновенный человек, но потом он разглядел лицо пришельца: оно светилось во мраке бледно-лиловым лавандовым светом, точно жидкое стекло. Сердце Галлена забилось в ужасе, а сидх откинул голову и разразился зловещим смехом. В этот страшный миг Галлену представилось, что вот сейчас разверзнется земля и оттуда явится дьявол со своим воинством.
Разбойники бросились прочь. Галлен судорожно замахал свинцовыми руками, пытаясь встать, но в голове завертелось, и тьма поглотила его.
Когда он очнулся, сидх усаживал его в седло Симусовой кобылы. Галлен шарахнулся от него, как от змеи, и стукнулся обо что-то спиной — через круп был перекинут Симус, и дыхание с хрипом вырывалось у него из груди. Голова старика была перевязана, и сидх прошептал:
— Торопись, Галлен О'Дэй. Спасай своего друга, если можешь.
Голова у Галлена по-прежнему кружилась, словно листья на ветру, и он едва смог ухватиться за гриву, чтобы не упасть.
Сидх взял Галлена за подбородок, и Галлен заглянул в глаза призрачному существу. Тот выглядел точь-в-точь как человек — Галлен различал каждый волосок его золотистых бровей. Если бы его лицо не светилось, как расплавленный металл…
— Помни, Галлен, — веско произнес сидх, — я заставлю тебя отчитаться за каждую клятву, которую ты принесешь в этот день.
Галлен едва успел воспринять эти зловещие слова, как сидх свистнул и шлепнул лошадь по крупу. Она помчалась под гору, в сторону Эн Кохена. Галлен стиснул каблуками ее бока и отпустил поводья.
В ту ночь, когда Галлен О'Дэй сражался против девяти разбойников, Орик подумывал о том, чтобы расстаться с Галленом навсегда. Множество противоречивых стремлений подталкивало Орика туда, куда он идти не хотел.
Любовь к человечеству и желание служить Богу, помогая другим, побуждали его принять сан священника. Но Орик знал, что здесь они с Галленом расходятся. Орик почитал Великую Книгу и неразлучную с ней Библию, преклоняясь перед мудростью древнего Христа и его учеников, но отношение Галлена к святому Писанию обескураживало медведя. Молодой человек ворчливо соглашался с некоторыми положениями Библии, но Великую Книгу открыто презирал. И не верил ни той, ни другой. Орик искренне любил Галлена, но несходство их взглядов на религию тревожило медведя, и Орик знал, что скоро ему придется покинуть Галлена — хотя бы ради сохранения душевного мира.
На Орика влияли и другие стремления. В последнее время он почти постоянно жил среди людей, но долго это не могло продолжаться. Орик нуждался в обществе медведицы.
И в ту ночь, когда друзья простились на задах гостиницы и Орик посмотрел вслед Галлену, ведущему под уздцы кобылу с Симусом на спине, в ушах у медведя отдались эхом его собственные слова: «Бог да будет с тобой, потому что меня с тобой не будет».
Рядом с ним молодая медведица по имени Дара тихонько разгребала лапой мусор.
— Ну, что же ты решил? Придешь ты на той неделе справлять Праздник Лосося?
Орик представил себе, как на праздник соберутся сотни медведей — днем они будут рыбачить, а ночью сидеть у костров на каменистых берегах холодной реки и петь песни. Он представил себе запахи мокрого меха, сосны, огромных рыбин, надетых на колья и жарящихся над ямой с углями. Хотя Орика не особенно прельщала мысль целый день бродить в ледяных водах Обхианн Фиайн, пытаясь поймать рыбу зубами, ему было уже четыре года, и природа брала свое. Орик понимал, что отцовство даст ему нечто вроде бессмертия, ибо он будет жить в своем потомстве, и жаждал приобщения к этой благодати.
Но когда он примет сан, ему придется дать обет целомудрия; поэтому Орик решил непременно побывать в этом году на Празднике Лосося. Там соберется много славных молодых медведиц, думающих не только о том, как бы добыть несчастную рыбину себе на обед, и недаром же у медведей говорится: «Медведицу в течке ищи у речки».
На празднестве будут разные состязания и игрища — борьба, где в ход идут зубы и когти, лазание по деревьям, перетягивание бревна, метание свиньи. Орику придется завоевать себе право на брак, но ведь он уже порядком заматерел и научился у Галлена разным приемам.
Кто знает, размышлял Орик, быть может, я сумею сместить старого Мангана и стать главой медведей. Он воображал себе, как будут завидовать ему другие медведи, когда он будет отбирать себе самых пригожих и умных молодок, и при этом прилежно выгребал из кучи холодную капусту и горелых моллюсков.
— Я еще не знаю, приду ли, — проворчал он в ответ Даре. — Я подумаю. — Можно найти себе подругу и не ходя на Праздник Лосося, но недаром же говорится: «Простой медведь трясется в своей мокрой шерсти, а мудрый разводит огонь». И если Орику нужна по-настоящему хорошая пара, придется ему отправиться на праздник, оставив Галлена О'Дэя одного.
— Я видела оленей на холме, в яблоневом саду Кови, — умильно сказала Дара. — Люблю оленину. Может, пойдем поохотимся?
Орик с ворчанием вскинул на нее глаза. Ему не хотелось охотиться на оленя. У самцов рога, и даже у самок есть острые копытца, которыми они пребольно лягаются. Орик не любил без нужды подвергать себя опасности. Кроме того, он был голоден и поэтому не в духе.
— Нет, я так и не приобрел вкуса к оленине, — соврал он. — Зато я знаю, где у белок кладовые. Любишь желуди?
— Тогда я сама пойду, — сказала Дара и, оставив Орика у помойки, удалилась по северной дороге. Орик с тоской поглядел ей вслед. Он знал — она ждет, что он пойдет за ней. Вряд ли она сумеет одна скрасть оленя. Олени в испуге обычно бегут вверх, и если бы Орик засел на холме, а Дара гнала бы оленя на него, у них была бы неплохая возможность поймать дичь.
Но Орик представил себе, как здоровенный самец несется в гору, наставив развесистые рога и топоча копытами, и решил не рисковать.
Он забрался под навес сосновых ветвей, торчащих из ствола гостиницы, и лег. Ветер унес тучи, и звезды запорошили небо огненной пылью, а луны закатывались, глядя вниз, будто Божьи очи. Некоторое время Орик смотрел на падающие звезды и думал о Даре. Экая кокетка. Она, наверно, и не представляет себе, как действуют ее чары на Орика. Орик почувствовал, что настал миг принять решение: отправиться с Дарой на Праздник Лосося и постараться выиграть право на брак с ней или остаться с Галленом еще на год?
В окне над головой Орика кто-то задул свечу, и медведь вдруг заметил, как темно вокруг. Почти все огни в городе погасли, и только бледный небесный свет озарял улицы. Тихий плеск волн о берег за четверть мили от харчевни убаюкивал медведя.
Он закрыл глаза и опустил морду на землю. Потом задремал, но сон его прервал собачий лай. Необычный лай — пес залился, точно в сильном испуге, и тут же умолк, словно кто-то дал ему пинка. Орик уснул бы опять, если бы не уловил слабый, едва различимый за соленым ароматом моря запах — запах крови. Орик заморгал, посмотрел на южную дорогу, и на миг ему показалось, что он грезит.
По дороге что-то двигалось. Существо походило на человека, идущего на четвереньках, но его тонкие руки и ноги были никак не короче восьми футов, а туловище совсем маленькое, всего фута два. Двигалось оно толчками, настороженно, как богомол, вертя крохотной круглой головкой по сторонам.
В одной руке оно держало изувеченный труп собаки. Дойдя до перекрестка, чудище помедлило, бросило свою ношу и оперлось на локти, почти касаясь лбом земли. Орик слышал, как оно втягивает в себя воздух. Потом оно поползло к конюшням Мэхони, уткнувшись носом в землю, — и вдруг, напав, должно быть, на след, свернуло к гостинице.
Чудище пробралось под окна, оказавшись всего футах в двенадцати от Орика. Остановилось, обнюхало медведя и взглянуло на него. Большие глаза в лунном свете отливали оранжевым, и Орик увидел, как сильны на вид невиданно длинные ручищи этой твари. Орик не шевелился, и чудище, должно быть, решило, что медведь спит и ничем ему не угрожает. Не будите спящего медведя.
Чудище нюхало под окнами гостиницы, вбирая в себя запахи. Голова у него походила на человеческую, но двигало ею чудище совсем не как человек, а рывками, точь-в-точь как насекомое.
Оно поднялось до окошка в шестнадцати футах над землей, ухватилось одной рукой за подоконник и начало обнюхивать трещину под окном. Казалось, что оно неподвластно законам тяжести, словно комар, впившийся в свою жертву.
Вытянув длинную руку вбок, оно перешло к следующему окошку и стало нюхать под ним.
Гостиница Мэхони, как почти все дома в городе, выросло из семечка дома-сосны. Хозяевам таких домов приходилось вставлять окна и двери лишь в тех местах, где проемы для них образовывались сами собой, и переделывать их каждые несколько лет, когда проемы увеличивались. Поэтому иногда случалось, что окно занимало не весь проем.
Чудище, похоже, знало об этом — оно запустило свои длинные пальцы в щель и заскребло когтями, стараясь оторвать раму. Орик услышал треск дерева и понял, хотя никогда еще не видывал подобных чудищ: эта тварь замышляет недоброе.
Чудище вырвало раму, отшвырнуло ее прочь и запустило руку в темный проем.
Орик предостерегающе взревел и вылез из своего укрытия, щелкая зубами. Чудище, хоть и длинноногое, представлялось ему весьма хлипким. Орик ухватил его зубами за ногу и замотал головой, стараясь перегрызть сухожилие.
Чудище в ответ вцепилось в Орика своими когтями, раздирая ему морду. Орик в пылу сражения почти не почувствовал боли. Перекусив ногу, он вцепился в руку и обнаружил, что она гораздо крепче, чем ему представлялось, — однажды Орик запустил зубы в ляжку лошади на скаку, но и та была куда мягче, чем это чудище. Яростно рыча, Орик стискивал челюсти, тянул и наконец-то перекусил кость.
Чудище попыталось удрать от него на трех ногах. Орик слышал испуганные крики, несущиеся из гостиницы, и смекал: если он даст твари уйти, она еще вернется в город, замышляя смертоубийство.
Он схватил ее за ногу, повалил наземь и рванул к себе, как мешок. И разодрал вторую ногу, чуть не вывихнув себе при этом челюсти.
Чудовище подняло голову, и Орик разглядел его устрашающие клыки. Оно моргнуло оранжевыми глазищами и издало вой, который прокатился по всему городу и достиг ближних гор, точно звук боевого рога. В этом вое изумленный Орик различил слова:
— Я нашел ее! Сюда, братья завоеватели! — Орик вцепился чудищу в глотку, стремясь заглушить этот призыв на помощь, и бешеным усилием вырвал у него дыхательное горло.
Тогда медведя обуяла первобытная, заложенная в нем жажда крови, и он с ревом стал рвать подыхающее чудище, терзая его когтями, танцуя вокруг него в приступе ярости — остановился он, лишь когда заметил, что из гостиницы высыпало с дюжину человек.
Джон Мэхони, захвативший с собой фонарь, посветил на чудище сам не свой от ужаса. Тогда Орик впервые разглядел, что кожа у чудища зеленая, как у жабы.
— Приведите священника! Приведите священника! — завопил Мэхони.
— О Боже, что за чудовище!
Со всего города сбегался народ, крича в испуге и недоумении. Из гостиницы вместе с другими вышли красивая молодая женщина и мужчина в капюшоне, с мечом в руке.
Они со страхом смотрели на мертвое чудище, но Орик не заметил в них изумления, написанного на лицах горожан. И чутье подсказало ему, что эти двое уже сражались с такими существами.
В самом деле — мужчина склонился к женщине, и Орик расслышал его слова:
— Он звал других завоевателей. Нужно поскорее уходить в лес. Здесь нельзя оставаться.
— А лошади? — спросила она.
— Ночью в лесу от них не будет толку. Лучше их оставить.
Женщина кивнула, мужчина вернулся в гостиницу и вскоре выбежал оттуда с двумя котомками. Одну он отдал женщине, и та тут же устремилась прочь по северной дороге.
Воин же на миг задержался, обнажил меч, сверкающий в свете звезд, взглянул на Орика, точно желая поблагодарить его, и молча отсалютовал медведю мечом. Потом повернулся и исчез во мраке.
Люди собрались вокруг Орика, расточая ему похвалы. В руках мужчин трещали факелы. Орик предупредил всех о возможном нашествии других таких же чудищ, и мужчины, собрав ополчение, отправились нести караул на окраинах города. Чей-то мальчишка побежал за отцом Хини, который, взглянув на чудище, заявил, что это нераскаянный грешник, обезображенный Богом за нечестивые деяния.
Орика восхваляли со всех сторон, но сам он не знал, что и думать. Кому он помог? Какое зло замышляло чудище?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42