Впрочем, Джерри не заметил ничего странного и заверил меня в том, что для меня найдется место на футбольном поле, когда бы я ни захотел поиграть. После чего он удалился, а я прошел в свою комнату.Она была и в самом деле большой и казалась еще больше из-за почти полного отсутствия в ней мебели. Кровать стояла справа и была слишком мала для такого помещения. То же самое можно было сказать и о металлическом комоде коричневого цвета у противоположной стены. Ковер, немного похожий на персидский, имел приличные размеры, но двух стульев, письменного стола и торшера явно не хватало для того, чтобы заполнить все пространство комнаты.Поставив чемодан на пол, я закрыл дверь, подошел к одному из трех окон и выглянул наружу. Я увидел лужайку и деревья, а сквозь листья и ветви просматривалась оранжевая кирпичная стена соседнего дома. Окно выходило на сторону, противоположную той, где был навес и где работали Роберт О'Хара и Уильям Мерривейл.Я распаковал чемодан и разложил свои вещи в шкафу и комоде, не обнаружив при этом никаких следов прежнего постояльца. Комната была безликой, когда я вошел сюда, и осталась такой же, когда я закончил разбирать чемодан: огромное помещение, в котором недоставало мебели и которое ожидало кого-то, но только не меня.Мне не хотелось оставаться здесь, да и вообще пора было заняться делом. Я еще не видел никого из пострадавших. Я вышел, чувствуя себя довольно неуютно из-за того, что не мог запереть дверь, и один раз свернул не в ту сторону, потом все же отыскал лестницу, по которой мы поднимались. Открыл дверь, вышел на лестничную площадку, начал спускаться, и вдруг кто-то схватил меня за лодыжку.Чувствуя, что падаю, я попытался удержать равновесие, но перил не было, а ухватиться за стену мне не удалось. Я видел перед собой длинную лестницу с острыми краями ступеней, торчащими как зазубрины ножа для разделки мяса, а ее конец маячил далеко-далеко внизу.Конечно, мне следовало расслабить мышцы, чтобы тело стало ватным, и падать, как тряпичная кукла, чтобы избежать травмы, но, поддавшись панике, я уже ни о чем не мог думать. Я покатился вниз, раскинув в стороны руки с открытыми ладонями. Последним, что я услышал, был сухой хруст в правом предплечье. Глава 2 Мне снилось, будто я строю стену, и моя рука вдруг оказывается замурованной в ней. Я смотрю на руку, испытывая ужас и замешательство: она увязает в стене по локоть, ее сковывает цемент и со всех сторон сжимают кирпичи. Я не могу понять, как вышло, что рука попала в ловушку, а я этого не заметил. Я пытаюсь пошевелить ею, но тяжесть, навалившаяся со всех сторон, слишком велика, и мое усилие вызывает противную вяжущую боль, которая поднимается к горлу, а потом опускается в желудок. Мне кажется, я вот-вот потеряю сознание. Вместо этого я очнулся.Мне не сразу удается осознать, где я и что находится у меня перед глазами. Единственным, за что я мог уцепиться в охватившем меня смятении, была мысль о стене.Это замечательная стена. Я строю ее сам, медленно и аккуратно продвигаясь шаг за шагом. Я не спешу, смысл стены в ее сооружении, и она потихоньку растет — ровная, прочная и незыблемая. По окончании работы она будет в два фута толщиной и в десять — высотой и огородит задний двор моего дома сплошной линией с трех сторон, следовательно, туда можно будет попасть только через дом. Я работаю над стеной уже год, с перерывом на самое холодное зимнее время, и сейчас она уже достигает двух футов в высоту по всему периметру. Может показаться, что дело продвигается слишком медленно, а вот мне иногда кажется — слишком быстро, потому что я понимаю — придет день, стена будет закончена, и чем тогда я стану заниматься?Я повернул голову — на уме у меня все еще была стена, — постепенно различая кое-какие детали комнаты, в которой я находился. Но тут ко мне вернулась память, и я вспомнил, где я, почему и все, что со мной случилось, — падение, летящие мне навстречу ступени, сухой хруст в предплечье.Моя рука. Я попытался ею пошевелить, но не смог, казалось, будто к ней привязаны тяжеленные гири. Тогда я приподнял голову и увидел гипс, наложенный почти от самого локтя до середины пальцев. А моя голова — она ныла от противной, одурманивающей мозги боли — была забинтована.Итак, он меня подловил. Не успел я приехать, как получил от него приветствие. А ведь я уже был предупрежден о нем.А он? Может, и его обо мне предупредили? Может, он знал, кто я и зачем приехал в “Мидуэй”? Или несчастный случай не был подстроен именно для меня? Такое казалось более вероятным, во всяком случае, я предпочел в это поверить.Сильно ли мне досталось? Свободной рукой я ощупал голову под бинтами. В двух местах с правой стороны чувствовалась резкая боль, но не было ничего действительно серьезного. Вероятно, просто порезы и кровоподтеки.Рука? Сломана, это ясно. А другие повреждения?Сесть оказалось на удивление легко, но в ту же секунду меня словно окатило волной ослепляющей боли. Я посидел, чуть наклонив голову, полминуты или около того, пока боль не утихла, а затем произвел инвентаризацию собственного тела.На правом колене обозначилась сильная ссадина. С правой стороны болели ребра. А еще голова и рука — вот, кажется, и все мои повреждения."Удивительно, что я не чувствую себя куда хуже, — подумал я, но потом увидел отметину от укола на левом локте. — Ну конечно, меня осматривал врач — об этом говорил наложенный на правую руку гипс, — и он, вероятно, вколол мне снотворное. Во время сна я пошел на поправку”.Сколько же сейчас времени? В комнате горел торшер, а за окном было темно — значит, уже больше девяти вечера, а когда я свалился с лестницы, было около полудня. Часы у меня забрали, всю одежду тоже, и я мог только строить догадки.Хотелось есть. Вопрос о времени напомнил мне о том, что я проголодался. Пустой желудок, а вовсе не чувство долга, заставил меня выбраться из кровати.Все движения отдавались в голове, но, двигаясь медленно и осторожно, я умудрился удержать боль на уровне глубоко упрятанного раздражения. Свесив ноги с кровати — на мне были только пижамные брюки, — я осторожно встал.Ох! А я не так силен, как думал, лежа в кровати. Держаться на ногах — нелегкое дело. Я постоял минуту, прислонившись к стене, пока не прошло легкое головокружение, а потом медленными шажками пересек комнату и подошел к комоду, стоявшему у противоположной стены, — там лежали мои часы.Двадцать минут пятого. Утра? Я поднес часы к уху — они тикали. Я проспал почти семнадцать часов. Не удивительно, что проголодался.Одевался я с большим трудом. И дело не только в том, что при каждом неосторожном движении я вздрагивал от боли, у меня были проблемы с пальцами правой руки, от которых я никак не мог добиться толку. Они выступали из гипсовой повязки, но не хотели меня слушаться. Застегнуть брюки было довольно сложно, справиться со шнурками еще сложнее, так что, когда я ослабил чертовы узлы на ботинках, голова уже разболелась на всю катушку. Я сел на стул у письменного стола и подождал несколько минут, пока не почувствовал себя немного лучше, а затем встал и продолжил одеваться.Надеть рубашку было невозможно, поэтому я влез в пижамную куртку, оставив болтаться пустым правый рукав и неловко застегнув пуговицы левой рукой.Я привез с собой маленький фонарик-карандаш и, прежде чем выйти из комнаты, запихнул его в карман брюк. Когда я наконец открыл дверь, было четверть шестого. Я одевался больше получаса.В коридоре горел свет. Я закрыл за собой дверь и постоял с минуту, прислушиваясь. Поздно ночью эхо стало приглушенным, затаилось, будто маленькая птичка, залетевшая на чердак.На этот раз я легко нашел лестницу. Там было пусто и тихо. Наверху и внизу горели лампы под круглыми стеклянными абажурами. Я вытащил карманный фонарик, включил его, неуклюже уселся на верхнюю ступеньку и тщательно осмотрел плинтус с обеих сторон. Слева я не увидел совсем ничего, а справа с трудом различил маленькое отверстие, где недавно был гвоздь или болт.Итак, мое предположение было верным. Он привязал что-то вроде проволоки или бечевки наверху лестницы, как раз на уровне лодыжек. Я отчетливо помнил, как мою лодыжку что-то держало.Он сильно рисковал. Он поставил ловушку среди бела дня — ее там не было, когда мы с Джерри Кантером поднимались наверх — и ждал, стоя неподалеку, пока кто-нибудь в нее не попадется, чтобы потом убрать улики — проволоку и гвозди.Это была уже пятая ловушка, и он пока ни разу не повторился. Первой был стол, который рухнул в столовой, задев ноги двух сидящих за ним женщин и ошпарив обеих горячим кофе. Вторая сработала, когда один из обитателей дома открыл редко используемую кладовую, и металлическая ось от кровати, длиной шесть футов, которая была прислонена изнутри к двери, ударила его по лицу, рассекла рот и выбила два зуба Третьей ловушкой был балкон, на который выходила комната одной из женщин, — он обрушился, когда она стояла на нем и наблюдала за игрой в футбол внизу на лужайке. В результате женщину отвезли в местную больницу со сломанной шеей и тремя сломанными ребрами, не считая других ушибов. А четвертая — это ступенька стремянки, которая подломилась, когда на ней стоял один из обитателей дома и чинил водосточную трубу. Мужчина упал и сломал ногу.Именно эпизод со стремянкой и подвел злоумышленника: убирая стремянку, другой постоялец заметил, что ступенька подпилена, и сообщил об этом доктору Камерону. Они осмотрели балкон и обнаружили, что к его падению тоже кто-то приложил руку. Доказать, что ось от кровати была умышленно прислонена к двери в опасном положении возможности не было, а рухнувший стол давно выбросили, но улик третьего и четвертого “несчастных случаев” было достаточно, чтобы заставить доктора Камерона что-то предпринять.Он решил обратиться ко мне. С большой неохотой я дал согласие приехать сюда под видом нового постояльца, чтобы выяснить, кто это делает, но тут же сам стал жертвой номер пять.Единственным моим утешением было то, что пока еще никто не становился жертвой дважды. Правда, это было слабым утешением, поскольку большая часть ловушек срабатывала по чистой случайности. Кто угодно мог открыть дверь той кладовой или спускаться по этой лестнице. Полдюжины жильцов вполне могли воспользоваться стремянкой. Тому, кто подстраивал ловушки, видимо, было все равно, кто в них угодит.Легкий шум заставил меня поднять голову Я все еще сидел сгорбившись на верхней ступеньке, держа фонарик, луч которого был направлен на отверстие в плинтусе, — моя бесполезная правая рука находилась под пижамной курткой, — и от этого шума у меня волосы встали дыбом. Меня снова столкнут? Переживу ли я два таких падения за один день?Я увидел черные теннисные туфли, черные хлопчатобумажные рабочие брюки. Мне захотелось вытащить правую руку и ухватиться ею за стену, за ступеньку — за что-нибудь, что могло бы меня поддержать. Чтобы рассмотреть этого человека получше, пришлось бы повернуться и откинуть голову назад, зависнув над зияющей пропастью лестницы, а мне очень не хотелось этого делать.Мягкий голос произнес:— Вы что-то потеряли?Мои ноги опирались о вторую и третью ступени. Я стал поднимать глаза — выше, выше, по вытянутым в коленях черным рабочим брюкам, выцветшей фланелевой рубашке, открытому черному шерстяному кардигану — и, сощурившись, увидел круглое, любопытное лицо с кроличьим выражением. Он носил очки в тонкой металлической оправе, за очками были глаза — белесые и водянистые. Маленькие и мягкие руки безвольно свисали по бокам.— Да, потерял, — ответил я, судорожно соображая, что я мог бы потерять. — Кольцо, — произнес я наконец и поднял левую руку, в которой по-прежнему держал фонарик, — на ней не было кольца. — Я уронил его, когда падал.— Тогда надо искать внизу. — В его голосе не было подозрения, просто любопытство. Идеальный зритель, дружелюбный, в меру заинтересованный, в меру безучастный.— Наверное, да. — Я с трудом встал на ноги — он не предложил мне свою помощь — и поднялся на две ступени вверх, на лестничную площадку, где почувствовал себя в большей безопасности. У меня не было представления о том, кто это может быть. Обнаружив, что подозреваемый убийца семерых человек Джерри Кантер смахивает на шустрого, невысокого подростка, я решил больше не строить догадки на основе досье. Но кем бы он ни был и какой бы располагающей ни была его внешность, он мог оказаться изобретателем ловушек, и в его присутствии я чувствовал себя не в своей тарелке.Кроме того, я понимал, что должен все ему объяснить. Мне не хотелось, чтобы у постояльцев возникли какие-то подозрения. Пока только доктор Камерон, я да еще постоялец, обнаруживший подпиленную ступеньку, знали о том, что несчастные случаи не были случайными.— Я проснулся и почувствовал, что очень проголодался. Вот я и подумал, пойду и поищу... поищу свое кольцо.— Его наверняка кто-нибудь уже нашел, — воскликнул он. — Кольцо отдадут доктору Камерону.— Не припрячут?— Украдут? — Его шокировала сама эта мысль. — Здесь — никогда. Не в “Мидуэе”, нет! Знаете, здесь все совсем не так, как во внешнем мире.— Верю, — сказал я. — Но неужели здесь не бывает мелких краж?— Как можно! Вам следует рассказать об этом на групповой терапии. — Он произнес это как нечто само собой разумеющееся, словно я просто забыл о такой возможности. — К тому же, — продолжал он, — воровство — это признак того, что вы не чувствуете себя в безопасности. А кто не чувствует себя в безопасности, живя в “Мидуэе”?Кто? Я, например. Но этого я не сказал.Однако теперь, прочитав в глазах этого маленького человечка безусловное доверие ко всему, что касалось “Мидуэя”, я наконец понял, почему доктор Камерон так настаивал на соблюдении секретности. “Мидуэй” был раем для людей, которые недавно вышли из лечебниц для душевнобольных и по той или иной причине не чувствовали себя в состоянии сразу же окунуться в водоворот жизни. Слабые и легко ранимые, они нуждались в ощущении собственной безопасности. И “Мидуэй” давал им такое ощущение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22