Я дал ему свою визитную карточку. "Литератор, - усмехнулся он уважительно; точнее, с демонстрацией уважения. - Ишь ты - "Санкт-Петербург"! По старинке решил заделать..."
Мы жили с Аркашкой Виноградовым на одной - 2-й Советской улице, дома наискосок. После восьмого класса Аркашка приехал к нам на дачу, и мы работали с ним по ночам на хлебном складе, который размещался в южном приделе зеленогорской церкви. С первой получки я купил себе гитару за шесть рублей пятьдесят копеек и самоучитель игры на гитаре, Аркашка - сеточку для волос, одеколон и перстень. Он уже поступил в техникум и с гордостью называл себя студентом. Аркашка привез на дачу мешочки с сушеными инжиром, грушей, банки сгущенного молока, сгущенного кофе, масло в пачках и массу других вкусных продуктов, которыми снабдила его мать - повар детского сада. Аркашка показал мне и моей сестре, как надо варить сгущенное молоко, чтобы оно стало коричневым и дьявольски вкусным. Холодильника на даче не было, и пачки масла плавали в кастрюльке с водой, опущенной в колодец. Аркашка пару раз ездил в город и подвозил продукты, хотя сестра и протестовала ненастойчиво. Сытное было для меня лето. Приятно вспомнить. Особенно сгущенку и инжир.
И еще мы с Аркашкой ухаживали за дачницей с нашей улицы - Галкой Беляковой, и ездили с ней в лес на велосипедах - жечь костер и собирать для нее чернику. У костра я рассказывал разные истории, Аркашка курил, а Галка задавала нам вопросы: какой, по нашему мнению, должна быть жена? каким должен быть муж? И мы, хмурясь и напуская серьезности, отвечали всякий раз так, что в идеале жены Галка узнавала себя, а идеальными мужами представали мы сами.
Мы повспоминали с Аркашкой то лето, выкурили по сигарете и расстались. Он пошел искать картошку на Старо-Невский. Обещали звонить. Во время разговоров Аркашка пытался держаться ко мне в профиль, чтобы не было видно синяка.
Ходили мы 8-го января на Рождественский благотворительный бал в Малый зал филармонии, на Невском. Билеты по 30 р. Артисты в бальных платьях танцевали мазурку, польку и еще что-то. Мы с Ольгой сидели в первом ряду, и артистки дважды пригласили меня на танец. Я пошел и был, по мнению родственников, в ударе. Я смотрел, как танцуют артистки, и делал также. А потом, как все, поднял невесомую девушку в белом платье на руки и поцеловал ей ручку. Буду рассказывать внукам, как блистал на балах Петербурга.
В антракте я увидел девушек, приглашавших меня: они были уже в обычной одежде, пили бесплатный сок и суетливо о чем-то говорили, копались в сумочках. В бальных нарядах они казались приятнее.
13 января 1991г.
Вот тебе и старый Новый год - в Литву введены десантники и войска. Позор!
13 убитых, 140 раненых...
А два дня назад Горбачев заверил, что применения силы не будет. И послал туда представителей Совета Федерации "для мирного урегулирования вопросов".
Сегодня мы с Максимом после концерта в Капелле были на митинге на Дворцовой площади. Плакаты: "М.С. Хусейн - Нобелевский лауреат", "Горбачеву - не верим!", "Горбачеву - персональный танк. Даешь Литву!", "Спасибо КПСС за нашу нищету!" Парень в огромной обезьяньей маске стоял на постаменте Александровской колоны - на груди плакат: "Гориллы! Отстоим коммунистические завоевания! Все, кому дороги идеи КПСС, приходите к нам. Вас ждут Нина Андреева, Полозков, Швед и др."
Пытался звонить в Каунас Гинтарису Пашацкасу, поэту, с которым познакомился летом в уличном кафе, и не дозвонился - нет, очевидно, связи. Об этом говорило и "Би-Би-Си", что десантники контролируют международную АТС. Хотел сказать Гинтарису слова поддержки и соболезнования. Буду пытаться звонить еще.
Такие вот дела, блин.
15 января 1991г.
Центральное ТВ врет безбожно о событиях в Литве. Марают Ельцина. Верховный Совет под руководством Лукьянова гнет линию, угодную Горбачеву.
И только Ленсовет (без Собчака, он во Франции) собрался на внеочередную сессию и принял ряд честных документов. В том числе, требуют отставки министра обороны, командующего Прибалтийским военным округом, создания международной комиссии, чтобы она выявила виновных и предала открытому суду.
Сегодня я дозвонился до Гинтариса Пашацкаса и выразил ему и Литве сочувствие и соболезнование по поводу всех событий. Он сказал, что сегодня же передаст мои добрые теплые слова кому-то. Мне показалось, он был очень тронут. Завтра в Петербурге траур, и в 15-00 - минута молчания.
16 января 1991 г.
Сегодня в Питере была политическая стачка на более чем трехстах предприятиях (2 часа, кое-где меньше). Программа "Время" ни слова не сказала о Сессии Ленсовета, лишь сказали, что на крупных предприятиях - ЛМЗ и еще где-то, люди спокойно работали. Как это важно для нашей страны - спокойно работать. "Работайте спокойно, товарищи, все в порядке...".
И "Известий" второй день нет в почтовом ящике - там должна быть стенограмма Сессии ВС.
Скотство! Бардак!
21 января 1991г.
Зима теплая. Прошло Крещение Господнее, а морозов нет. Сегодня в ночь навалило снегу, температура нулевая, и сейчас в 2 часа дня падают хлопья. Утром бегал по Смоленскому.
Хочу в ближайшие день-два дописать повесть. Сейчас - 81 страница.
В Прибалтике тревожно.
25 января 1991г.
Вчера закончил повесть. Получилось 84 страницы. Сегодня перечитал и огорчился. Что я сказал? Ничего. Какие чувства вызывает? Кроме собственного огорчения - никаких. Событий мало. Декорации не видны. Пытался фантастическую тезу вогнать в реализм жесточайший, так, чтобы читатель почти поверил, что мужчина по необъяснимым причинам превратился в женщину и поначалу надеется вернуться в свое прежнее бытие, но жизнь мнет его (ее) и тянет на дно. Он в прямом смысле оказывается в женской шкуре...
И не получилось.
Знаю, в чем меня упрекнут: с таким сюжетным посылом можно было ого-го чего насочинять и накрутить. Может быть. Но условность-то мне и претит, как претила она в "Шуте".
А вечером прочитал повесть Ник. Александрова "Лже..." - с близким сюжетом и расстроился еще сильнее: и мне, наверное, следовало упрощать психологию, выдумывать перипетии, порхать по фабуле, закручивать сюжет. Какая-то приземленность чувствуется в моей повести без названия. У Александрова герой случайно обретает способность менять свою внешность и выписывает забавные кренделя - становится то милиционером, то гопником, то Аллой Пугачевой, то Горбачевым... По сути, Коля украл у меня сюжетный посыл - весной я читал ему отрывки повести и делился замыслом. Но украл с пользой - сделал свое.
Может быть, сделать рассказ, как и задумывалось вначале? Завтра позвоню Коле в Москву - поздравлю. Он написал в близкой мне манере. А я - в несвойственной себе, и потому - скверно.
Деньги меняют. Президентский указ. 50-ти и 100-рублевые выводят из обращения. Замораживаются вклады на сберкнижках на неопределенное время. Разговоры везде только о деньгах. Про Прибалтику как-то позабыли - все считают деньги и бегают с обменом. Такой вот ход сделал наш президент.
29 января 1991 года. Нашел бумагу для обложки своего романа "Игра по-крупному". Теперь надо, чтобы издательство оплатило.
Депутаты путают нонсенс и консенсус.
- Но это же консенсус! Такого не может быть!
- Призываю достичь нонсенса!
Анахренизмы - это когда на все предложения вопрошают: "А на хрена?".
"Сам Леонид Ильич Брежнев был членом Союза советских писателей. Разве меня возьмут?"
3 февраля 1991 года.
Мое поколение сожгло свои чувства вином. И в дневниках нашей юности точки, тире, точки: пьянки - короткие просветления - пьянки. Мы не написали десятки рассказов, романов, повестей. И слава Богу! Не пришлось врать.
С нового года хожу на 3-х месячные курсы английского языка. Преподаватель - аспирант из США Кевин Херик. Четыре раза в неделю. Только сейчас, через месяц, я начал что-то понимать и говорить. Он сознательно ведет занятия только на английском. На русский переходит в крайнем случае. Каждый день пишу новые карточки со словами. И почти каждый день учу на ночь или днем.
Сугробы мыльной пены на щеках, горящие глаза. Это я бреюсь после утренней пробежки.
15 февраля 1991 г.
Ник. Александров приезжал из Москвы. Привез бутылку польской зеленоватой водки и проблемы для Ольги: чем кормить гостя? Но зато я дал почитать ему повесть, и мы говорили о ней. Коля затуманился и долго молчал, прежде чем сказать свое мнение. Потом сказал, что я влез в глубочайшие дебри... И не выбрался из них. Но читать интересно...
- Сократи, на хрен, всю психологию! - посоветовал он, устроившись в шаляпинском кресле с рюмкой зеленой водки и трубкой; настоящий столичный писатель - Накрути сюжет, убери внутренние монологи твоего Чудникова. Легче, старик, легче... Ну, будь здоров, за твою повесть! Я думаю, ты ее скрутишь!
1 марта 1991г.
"Куда пропала Кирочная улица?", - думал я одно время.
В четвертом классе я ходил заниматься гимнастикой в детскую спортивную школу на Кирочной. А потом бросил гимнастику, пошел в секцию бокса в СКА напротив цирка, потом уехал из Смольнинского района, и название улицы пропало со слуха. Никто не называет ее в разговорах - как будто и нет Кирочной. Как сквозь землю провалилась.
Рассказываю кому-нибудь: "Я на Кирочную в спортшколу ходил..." - "А где это?" - "Около Таврического сада. Неужели, не знаешь?" (Сам я отчетливо помнил и дом и двор этой спортивной школы.)
- Нет, не знаю... Кирочная, Кирочная... Что-то знакомое...
А не так давно понял, в чем дело. Кирочной раньше называли улицу Салтыкова-Щедрина старые петербуржцы. Вместе с ними ушло и название Кирочная.
17 марта 1991г.
Получил сигнальный экземпляр своего романа "Игра по-крупному" и не обрадовался почему-то. Возможно, потому, что не было элемента неожиданности - обложку в издательстве видел, чистые листы читал... Да и роман уже не волнует, как пару лет назад, когда он казался мне хорошим. Сейчас бы так не написал - убрал бы многое. И мысль о том, что некоторые узнают себя в героях романа и обидятся, не находит надежных контраргументов.
И сижу около своей повести - не знаю, что с нею делать. Переделать в рассказ? Героя заменить или манеру повествования? Найти другую интонацию? Или просто сжечь?
И тягостные мысли о том, что последнее время я не пишу, а - занятый издательскими делами - лишь пописываю, не дают мне покоя.
Сорок один год уже.
Еду в московском метро, на выезде из тоннеля - надпись на бетонном заборе, огромными буквами: "Нет частной собственности!" Вот, думаю, блин, какие ортодоксы в столице водятся. Еще и на заборах пишут. Вдруг немного дальше, как продолжение лозунга: "Да здравствует нищета!" - тем же шрифтом.
В московских магазинах - пусто. Ужинал у Бабенки. Второй день - у Александрова Коли. Говорили. Коля вернулся из командировки с Курильских островов и Сахалина. Рассказывал, что олени, которым не хватает соли, пьют человеческую мочу и лижут желтый снег у палаток. Выходишь ночью пописать, а олени уже ждут - ловят парящую струю. Страшновато - рога почти упираются тебе в живот.
Коля сказал, что с Курилами ситуация, как с собакой на сене: и сам не гам, и другим не дам. Много японских построек, японская узкоколейка, японские паровозики и вагончики. Попадаешь, как в другой век. В вагончике пьют, курят, играют в карты, чуть ли не трахаются. Мат-перемат. Дерутся, орут, поют. Анархия сплошная. Не нужны нам острова - по всему видно. Но когда смотришь на карту - вот они, нашего цвета, наши рубежи на Востоке жалко.
31 марта 1991г.
Отложил, а может быть, вовсе забросил повесть о превращении мужчины в женщину. Не ложится она на душу.
Думаю о том, чтобы написать цикл рассказов - ироничных, грустных, веселых. И одним из главных персонажей будет Феликс.
1. Как Ф. был судовладельцем.
2. Как мы с Ф. угнали тележку на Московском вокзале.
3. Как мы с Ф. ходили в ресторан. ("Нет-нет, я водку не пью. Только народный самогон")
4. Как мы ездили на рыбалку.
5. Феликс и генерал КГБ (ехал в багажнике, испытание газового пистолета и т.д.)
6. Как Ф. привезли на "козелке" с загадочными номерами: "00-01 МУД".
2 апреля 1991 г.
Эх! Цены повысили на все. В два раза примерно. А то и более. Мясо - 7 руб. Было 2. Карточки не отменили.
Развал Империи, похоже, близок.
Валютные новшества: валюту для поездок за рубеж теперь будут продавать по рыночным ценам и не более 200 долларов в год на одного человека. Рыночная цена за 1 USD сегодня - 26,7 руб. Кошмар!.. Тихий ужас. "Жить стало лучше, жить стало веселей!" - сказал сегодня по телефону Аркаша Спичка.
Денег нет - гонорар за роман не платят.
12 апреля 1991 г.
Кевин по своей кредитной карточке (магнитной) может снять деньги, хранящиеся в банке на территории США. Мои деньги от издательства "Смарт", которое на левом берегу Невы, будут идти в мою сберкассу, которая на правом берегу, две недели, и возьмут за такую скорость около 400 рублей. Я узнавал.
Ольга стригла меня на кухне. На моих голых плечах выросли мохнатые эполеты.
Вечером мы ходили в Малый зал филармонии на "Амати-трио", из Бельгии.
Утром были с Ольгой в бассейне.
Этакая светская жизнь.
И только на следующий день, утром, я вспомнил, что 12 апреля - памятный для меня день. Весьма памятный. В тот день семь лет назад в Гатчине уже зеленела трава...
Сегодня был в доме Набоковых, на Герцена 47. Там теперь редакция газеты "Невское время". В комнате, где родился Владимир Владимирович Набоков, я вручал свою книгу "Игра по-крупному" Соболеву В.М., техническому редактору книги и корректору Сафоновой О.Н. Они теперь работают там
В комнате стоят компьютеры, факсы и из окон видны окна квартиры Ольгиных родителей - напротив. Я видел занавески на последнем четвертом этаже и корзинку с яйцами между окнами.
Соболев провел меня по дому. Показал стенной сейф, к которому швейцар Набоковых - Устин повел матросиков и рабочих - экспроприировать барские драгоценности.
1-й этаж - владения Набокова-старшего: деревянные панели и плафоны на потолке бывшей библиотеки, "боксовый" зал со скрипучим паркетом... Там комитет по печати и полиграфии Ленгорисполкома. Кабинет Соболева - в спальне гувернантки. Витражи на лестнице целы, с клеймом изготовителя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53