Жужжание, идущее откуда-то изнутри, растекалось в тихом ночном воздухе, внезапно прекращалось, снова возникало. Хейз тихо подошел по снегу, остановился у самого входа в мастерскую. Прижался ухом к деревянной двери и вслушался, но, кроме жужжащего гудения, не услышал ничего. Хотел было выбить замок, но передумал и тихо постучал.
— Да? — отозвался голос изнутри.
— Будьте добры, откройте, — попросил Хейз.
Он подождал. Послышался тяжелый топот лыжных ботинок, приближающийся к двери. Звякнул засов. В щели показалось загорелое лицо. Хейз узнал его сразу — это был Хельмут Курц, лыжный тренер, который помог ему накануне вечером, человек, которого он видел днем в горах как раз перед тем, как подняться по канатной дороге.
— Ox, здравствуйте! — сказал Хейз.
— Да... Что вы хотите? — спросил Курц.
Хейз был сама непосредственность.
— Я войду, не возражаете?
— Сожалею, но в мастерскую входить не положено. Она закрыта.
— Да, но вы внутри, не так ли?
— Я лыжный тренер, — заявил Курц. — Нам разрешено.
— Я только что видел свет, — продолжал Хейз, — а мне очень нужно с кем-нибудь поговорить.
— Гм...
— А что вы, кстати, здесь делаете? — небрежно спросил Хейз, небрежно нажал на дверь плечом, небрежно миновал Курца, а потом, жмурясь от света голой лампы над верстаком в другом конце помещения, попытался обнаружить источник наполнявшего мастерскую жужжания.
— Вы, в сущности, не имеете права, — начал неуверенно Курц, но Хейз уже оказался посреди комнаты, направляясь к другому освещенному месту, где над столом висела лампа под зеленым абажуром. Жужжание слышалось тут сильнее — жужжание старой машины, жужжание...
Тут он его увидел. К краю стола было прикреплено точило. Колесо продолжало вертеться. Хейз посмотрел на него, кивнул сам себе, а потом нажал на кнопку, чтобы остановить, и с улыбкой обернулся к Курцу:
— Точите что-нибудь?
— Да, эти коньки, — он показал на лежащую рядом пару коньков для фигурного катания.
— Это что, ваши? — осведомился Хейз.
Курц усмехнулся.
— Нет. Они ведь женские.
— Чьи?
— Гм, думаю, что вас это не касается. А вы как думаете? — учтиво поинтересовался Курц.
— Думаю, что касается, — спокойно ответил Хейз, продолжая улыбаться. — Вы и прошлой ночью здесь что-нибудь точили, мистер Курц?
— Извините, не понял.
— Я спросил, не вы ли...
— Нет, не я. — Курц подошел к верстаку и холодно взглянул ни Хейза: — Кто вы такой?
— Меня зовут Коттон Хейз.
— Очень приятно. Мистер Хейз, прошу прощения за то, что я вынужден проявить резкость, но вы в самом деле не имеете права...
— Да, я знаю. Сюда имеют право входить только лыжные тренеры, не так ли, мистер Курц?
— После закрытия мастерской — да. Иногда мы приходим для мелкого ремонта лыж или...
— Или для того, чтобы что-нибудь наточить, а, мистер Курц?
— Да. Коньки, например.
— Да, — повторил Хейз, — коньки. Но ведь вас здесь не было прошлой ночью, верно, мистер Курц?
— Да, не было.
— А то, понимаете, я слышал что-то вроде визга пилы или, точнее, напильника, а потом загудело и это точило. Так вы уверены, что не были здесь и ничего не оттачивали? Коньки, например? Или, — Хейз скрестил руки на груди, — палку?
— Палку? Зачем... — Курц вдруг замолчал. Потом взглянул на Хейза. — Кто вы? — спросил он. — Полицейский?
— Почему? Вы не любите полицейских?
— Я не имею никакого отношения к смерти Хельги, — поспешил заявить Курц.
— Никто не говорил, что вы имеете какое-то отношение.
— Но вы это подразумевали.
— Я ничего не подразумевал.
— Вы спросили, не оттачивал ли я палку прошлой ночью. Из этого я сделал вывод...
— Но палку вы не оттачивали?
— Нет! — отрезал Курц.
— Тогда что вы здесь делали прошлой ночью?
— Ничего. Прошлой ночью я не заходил в мастерскую.
— Нет, вы были здесь, мистер Курц. Я встретил вас у двери, помните? Вы еще очень торопились, спускаясь по лестнице. Разве забыли?
— Это было раньше...
— Раньше чего? Я не называл вам время, мистер Курц. Я спросил, приходили ли вы в мастерскую ночью, не уточняя, в котором часу.
— Я не приходил в мастерскую! Ни в котором часу!
— Но вы только что сказали: «Это было раньше». Раньше чего, мистер Курц?
Курц помолчал минуту. Потом ответил:
— Раньше... Раньше того, другого, который тут был.
— Вы здесь кого-то видели?
— Я... видел здесь свет.
— Когда? В котором часу?
— Не помню. После того, как я с вами встретился, я зашел в бар... выпил кое-чего, а потом вышел прогуляться. Вот тогда и увидел свет.
— Где ваша комната, мистер Курц?
— В главном здании.
— Вы видели Хельгу прошлой ночью?
— Нет.
— Ни разу?
— Нет.
— Тогда что вы делали наверху?
— Зашел взять коньки Мэри. Вот эти. — Он кивнул на коньки для фигурного катания.
— Кто это Мэри?
— Мэри Файрс.
— Молоденькая девушка с темными волосами?
— Вы ее знаете?
— По-моему, я только что видел ее в коридоре, — сказал Хейз. — Значит, вы зашли взять коньки, потом отправились выпить, а после — прогуляться. В котором часу это было?
— Пожалуй, после полуночи.
— И в мастерской горел свет?
— Да.
— Но вы не видели, кто был внутри?
— Нет, не видел.
— Вы хорошо знали Хельгу?
— Очень хорошо. Мы работали вместе.
— Что значит «очень хорошо»?
— Я же вам сказал!
— Вы с ней спали?
— Как вы смеете?
— Ладно-ладно, — Хейз показал на коньки. — Вы говорите, что они принадлежат Мэри?
— Да, она тоже лыжный тренер. Но и коньками владеет хорошо. Почти так же, как лыжами.
— Значит, вы с ней хорошие друзья, мистер Курц?
— Я всем хороший друг, — вскинулся Курц. — Я просто дружелюбный человек. — Он помолчал. — Так вы не полицейский?
— Полицейский.
— Я не люблю полицейских, — тихо произнес Курц. — Я не любил их в Вене, где они носили свастики на рукавах, не люблю и здесь. И я никакого отношения к гибели Хельги не имею.
— У вас есть ключ от этой мастерской, мистер Курц?
— Да. У нас у всех есть ключи. Мы сами делаем мелкий ремонт. Днем здесь много народу. А ночью можно...
— Кто это — все? Лыжные тренеры?
— Да.
— Ясно. Значит, любой из них мог...
Визг, словно нечто осязаемое, хлынул в помещение так внезапно, что содрогнулись стены. Он донесся откуда-то сверху, пронзив старые доски пола и старую штукатурку потолка, резко ворвался в комнату, и оба мужчины вскинули головы в тревожном ожидании. Визг раздался снова.
— Бланш, — прошептал Хейз и бросился к выходу.
Бланш стояла в коридоре перед ванной, в сущности, не стояла, а бессильно опиралась на стену, так как ее балетные ноги потеряли свою силу и твердость. Поверх длинной фланелевой рубашки на ней был пеньюар. Она стояла у стены закрыв глаза, русые волосы были растрепаны, крик как бы застыл на неподвижном лице и трепещущих раскрытых губах. Хейз, грохоча, взбежал по лестнице, резко свернул вправо и замер на месте, увидев ее, замер только на долю секунды, а потом снова кинулся вперед тремя огромными шагами.
— Что случилось?
Она не могла говорить. Лицо ее было белей стены, глаза все еще оставались плотно зажмуренными, крик замер в горле и душил ее. Голова моталась из стороны в сторону.
— Бланш, в чем дело?
Она опять покачала головой, а потом оторвала одну руку от стены так осторожно, словно боясь, что та упадет на пол. Рука бессильно поднялась. Бланш не указывала, только направляла, да и то — совсем неопределенно, как будто рука у нее оцепенела.
— В ванной? — спросил Хейз.
Она кивнула. Он обернулся. Дверь ванной была полуоткрыта. Хейз распахнул ее, вошел и застыл на месте, словно наткнувшись на каменную стену.
Мэри Файрс была ни одета, ни раздета. Убийца застал ее в тот момент, когда она одевалась или раздевалась, находясь, видимо, в полном уединении. Одна нога ее оказалась внутри пижамной брючины, а другая, голая, была подвернута под тело. Пижамная куртка вздернулась над нежно закругленной грудью, может быть, при падении, а может быть, при борьбе. Даже волосы остались в каком-то неопределенном состоянии — часть накручена на бигуди, а часть разметалась как попало. Рассыпавшиеся бигуди валялись на полу. Засов с внутренней стороны двери висел на одном винте. Вода все еще текла из крана. Девушка лежала, замерев в своем нарушенном уединении, полураздетая, удивление и ужас читались на смертной маске ее лица. Вокруг шеи обвилось вафельное полотенце, его стянули с такой страшной силой, что оно рассекло кожу. Из носа текла кровь — при падении она ударилась лицом об кафельные плитки пола.
Хейз тихо вышел спиной вперед.
Он нашел в главном здании телефон-автомат и вызвал Теодора Вэйта.
Глава 11
Бланш сидела на краешке кровати в 105-й комнате, дрожала в ночной рубашке с пеньюаром, укутанная сверху одеялом. Теодор Вэйт, устало опираясь на туалетный столик, заговорил:
— Может быть, теперь вы расскажете мне подробно, что случилось, мисс Колби?
Бланш сидела растрепанная, бледная и напряженная. Она попыталась заговорить, не смогла, мотнула головой, прокашлялась и явно удивилась, что ей все же удалось ответить:
— Я... я была одна. Коттон спустился проверить, что... что... там за шум...
— Какой шум, Хейз? — спросил Вэйт.
— Гудение точила. Внизу, в лыжной мастерской. Я слышал его и прошлой ночью.
— Вы выяснили, кто работал на точиле?
— Сегодня там был некто по имени Хельмут Курц. Тоже лыжный тренер. Он утверждает, что прошлой ночью не приходил в мастерскую. Но после полуночи видел там свет.
— Где он сейчас?
— Не знаю. Шериф, он разговаривал со мной, когда убили девушку. Он не мог бы...
Вэйт, не обращая внимания на Хейза, встал и вышел в коридор.
— Фред, — позвал он, — найди мне Хельмута Курца, лыжного тренера.
— Я уже нашел другого там, в коридоре, — отозвался Фред.
— И до него дойдет дело. Скажи, пусть подождет.
— Что за другой? — спросил Хейз.
— Лыжный тренер из сто второй. Ларри Дэвидсон. — Вэйт покачал головой. — Извините, мисс, но тут кишмя кишат лыжные тренеры. Удивительно, как находится место для лыжников. — Он снова мотнул головой. — Вы, мисс Колби, говорили, что остались в одиночестве...
— Да. И я... мне показалось, что из коридора послышался, как будто... не знаю, как что... Внезапный сильный шум...
— Очевидно, когда он выбил дверь ванной, — пояснил Вэйт. — Давайте дальше.
— И тогда я... услышала голос девушки, она говорила: «Убирайтесь! Слышите? Убирайтесь!» А... а потом стало тихо и я услышала, как кто-то бежит по коридору и вниз по лестнице, тогда я решила... решила... посмотреть.
— Да, продолжайте.
— Я пошла по... коридору и взглянула вниз на лестницу, но никого не увидела. А потом, когда... возвращалась... услышала, что в ванной течет вода. Ох... дверь была открыта, и я... О Боже, неужели это нужно?
— Вы нашли девушку, не так ли?
— Да, — ответила Бланш очень тихо.
— И закричали?
— Да.
— И тогда поднялся Хейз, так?
— Да, — подтвердил Хейз. — И вызвал вас по телефону из главного здания.
— Ага, — пробормотал Вэйт. Он подошел к двери и выглянул в коридор. — Вы еще здесь, мистер Дэвидсон?
Ларри Дэвидсон неуверенно вошел в комнату. Он оказался высоким и сутулым. Когда он входил, могло показаться, что ему приходится нагибаться, чтобы не удариться головой о притолоку. Он носил темные брюки и спортивную шерстяную куртку, волосы стриг очень коротко, чуть ли не наголо. Голубые глаза смотрели внимательно, даже зорко.
— Надо полагать, вы знаете, о чем речь, а, мистер Дэвидсон? — спросил Вэйт.
— Да, думаю, что знаю.
— Вы не возражаете против того, чтобы ответить на несколько вопросов?
— Не возражаю. Я... отвечу на все, что вы...
— Прекрасно. Вы были в своей комнате весь вечер, мистер Дэвидсон?
— Нет, не весь вечер. Какое-то время я был наверху, в главном здании.
— Что вы там делали?
— Ну, я...
— Продолжайте, мистер Дэвидсон. Что вы там делали?
— Я... тренировался. Видите ли, я ничего общего с этим не имею...
— Что вы делали, мистер Дэвидсон?
— Тренировался. Я нашел там наверху несколько шпаг и я... просто забавлялся с ними. Видите ли, я знаю, что Хельгу убили палкой, но...
— Когда вы вернулись сюда, мистер Дэвидсон?
— В... в десять, может быть, в половине одиннадцатого.
— И потом все время были в комнате?
— Да.
— Что вы делали после того, как вернулись?
— Писал письмо жене, потом лег.
— Когда легли?
— Примерно в полночь.
— Вы слышали какой-нибудь шум в коридоре?
— Нет.
— Слышали голоса?
— Нет.
— Слышали крик мисс Колби?
— Нет.
— Почему?
— Наверное, уже спал.
— Вы спите одетым, мистер Дэвидсон?
— Что? Ох! Нет-нет! Ваш коллега... ваш помощник сказал, что я могу что-нибудь набросить...
— В чем вы спите?
— В пижаме. Послушайте, я плохо знал этих девушек. Я поступил сюда всего две недели назад. Я хочу сказать, мы были знакомы, иногда разговаривали, но больше ничего. А фехтование — это просто совпадение. То есть мы часто забавляемся со шпагами. Я хочу сказать, что с тех пор, как я здесь, там всегда кто-нибудь упражняется на них...
— Сколько раз вы кричали, мисс Колби? — спросил Вэйт.
— Не помню.
— Она два раза кричала, — подал голос Хейз.
— А вы где были, Хейз, когда услышали крик?
— Внизу. В лыжной мастерской.
— А вы находились в своей комнате в этом коридоре, мистер Дэвидсон, и ничего не слышали, а-а-а? Может, вы были очень заняты?..
И вдруг Дэвидсон расплакался. Лицо его искривила гримаса, по щекам поползли слезы, и он тихо проговорил:
— Я тут ни при чем, клянусь! Ради Бога... я тут ни при чем. Ради Бога... я женат, жена моя в городе, она ждет ребенка, мне очень нужна эта работа, и я не глядел на тех девушек. Богом клянусь... что вам нужно от меня? Ради Бога, ради Бога...
В комнате стояла тишина, слышались только его всхлипывания.
— Клянусь, — говорил он тихо, — клянусь, я крепко спал. Сильно устал за день. Ради Бога! Это не я. Я с ними только здоровался, не больше. Я ничего не слышал. Прошу вас, поверьте мне. Прошу вас! Мне никак нельзя терять работу. Единственное, что я умею — это лыжи. Мне нельзя быть в это замешанным. Прошу вас!
Он опустил голову, пытаясь скрыть слезы, плечи его дрожали, хриплые рыдания вырывались из груди и сотрясали все тело.
— Прошу вас! — повторил он.
В первый раз за все время Вэйт повернулся к Хейзу и спросил у него совета:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22