Когда послышался ответный щелчок, он повернул ручку, они быстро проскользнули на лестницу и молча пошли на второй этаж.
Взлом двери — грубый прием. Ни Карелла, ни Мейер не могли пожаловаться на отсутствие у них хороших манер, но сейчас они искали человека, обвиняемого в убийстве, который к тому же совершил успешный побег из тюрьмы. Логично было предположить, что это отчаянный человек, поэтому они даже не обсуждали, взламывать дверь или нет. Они встали в коридоре перед дверью квартиры 2Б. Противоположная стена была слишком далеко и не могла сработать как трамплин. Мейер, как более тяжелый из них, попятился от двери и потом с разбегу ударил в нее плечом. Удар был сокрушителен и намечен точно в место рядом с замком. Он не пытался разбить самую дверь, это почти невозможно. Ему нужно было только выбить ригель замка. Весь вес тела сконцентрировался у него в плече, которое ударило дверь как раз над замком. Замок так и остался запертым, но шурупы, удерживающие его в косяке, не выдержали силы массивного ударного орудия Мейера. Дерево вокруг шурупов треснуло, шурупы вылетели, дверь распахнулась внутрь, и Мейер влетел вслед за ней. Карелла как полузащитник, ведущий мяч за мощной защитой, последовал за ним.
В своей рутинной работе полицейский редко сталкивается с махровым сексом. Обнаженные тела, которые они видят, обычно холодны и покрыты запекшейся кровью. Даже полиции нравов любовь является скорее в отталкивающем, чем в соблазнительном образе. Элинор Фей лежала на диване в гостиной с мужчиной. Телевизор перед диваном был включен, но никто не слушал новости или прогноз погоды.
Когда двое с пистолетами в руках ввалились в комнату вслед за распахнувшейся дверью, Элинор Фей резко села на диване, широко раскрыв глаза. Она была обнажена до талии. На ней были черные лосины и черные лакированные туфли с высокими каблуками. Волосы были в беспорядке, и помада размазалась по лицу. Она попыталась прикрыть руками обнаженную грудь, когда появились полицейские, поняла, что не получится, и схватила ближайшую часть одежды. Это оказалось мужским пиджаком. Она прижала его к груди, как классическая испуганная героиня в фильме про пиратов. Мужчина рядом также резко приподнялся и сел, повернулся к полицейским, потом повернулся к Элинор в недоумении, как бы ища у нее объяснения.
Мужчина не был Артуром Финчем.
Ему было под тридцать. Лицо было покрыто прыщами и следами губной помады. Белая рубашка раскрыта до пояса. Нижней рубашки не было.
— Здравствуйте, мисс Фей, — сказал Мейер.
— Не слышала, как вы постучали, — ответила Элинор.
Казалось, что она мгновенно оправилась от первоначального испуга и замешательства. С полным презрением к двум чужим мужчинам она отбросила пиджак, поднялась и походкой звезды стриптиза подошла к креслу с высокой спинкой, на которой висела ее одежда. Она взяла лифчик, надела его, помогая движением плеч, и застегнула так, как будто бы она была в комнате одна. Потом через голову натянула черный свитер с длинными рукавами, встряхнула волосами, закурила сигарету и сказала:
— Что же, теперь взлом чужой квартиры — преступление только для преступников?
— Извините, мисс, — сказал Карелла. — Мы ищем вашего парня.
— Меня? — спросил мужчина с дивана. — А что я такого сделал?
Мейер и Карелла обменялись недоумевающими взглядами. Выражение смутного, еще неуверенного понимания появилось на лице Кареллы.
— Вы кто? — спросил он.
— Тебе не нужно ничего им говорить, — предупредила парня Элинор. — Они не имеют права врываться в квартиру. У частных граждан тоже есть свои права.
— Это верно, мисс Фей, — сказал Мейер. — А почему вы лгали нам?
— Я никому не лгала.
— Вы дали нам ложные сведения о местонахождении Финча...
— Я не считала, что в тот момент давала показания под присягой.
— Безусловно. Но именно вы злонамеренно препятствовали расследованию.
— Да черт с вами и с вашими расследованиями. Вы, гады этакие, вламываетесь к людям...
— Просим извинения, что испортили вам вечер, — сказал Карелла. — Почему вы солгали насчет Финча?
— Я думала, что помогаю вам, — сказала Элинор. — А теперь вон отсюда!
— Мы еще немного побудем здесь, мисс Фей, — заявил Мейер, — так что будьте повежливей. Это как же вы нам помогали? Послали нас в дурацкую погоню по адресам — подтверждать алиби, заведомо зная, что они фальшивые?
— Ничего я не знала. Я вам рассказала то, что мне сам Артур сказал.
— Это ложь.
— Давайте валите-ка отсюда! — потребовала Элинор. — Или надеетесь, что я опять сниму свитер?
— А мы уж вас всю разглядели, леди, — сказал Карелла. Он повернулся к мужчине: — Ваши фамилия и имя?
— Не говори им, — сказала Элинор.
— Скажете здесь или поедете с нами, сами выбирайте, — сказал Карелла. — Артур Финч совершил побег, и мы пытаемся разыскать его. Если угодно быть соучастником...
— Совершил побег? — Элинор немного побледнела. Она посмотрела на мужчину на диване, и их взгляды встретились.
— Ко-когда это произошло? — спросил мужчина.
— Около десяти вечера сегодня.
Мужчина замолчал на несколько мгновений.
— Это ужасно, — вымолвил он наконец.
— Так как насчет того, чтобы назвать имя и фамилию? — предложил Карелла.
— Фредерик Шульц, — ответил мужчина.
— О, как по-семейному все получается! — воскликнул Мейер.
— Да пошли вы с вашими грязными мыслями! — крикнула Элинор. — Я не девушка Финча и никогда ею не была.
— Зачем тогда было говорить это?
— Не хотела, чтобы в это дело впутали и Фредди.
— А как могли его туда впутать?
Элинор пожала плечами.
— Что, Финч был вместе с Фредди вечером в субботу?
Элинор неохотно кивнула.
— С какого по какое время?
— С семи до десяти, — сказал Фредди.
— Значит, он не мог убить раввина?
— А откуда взяли, что он убил? — спросил Фредди.
— А почему вы нам не сказали об этом?
— Потому что... — начала Элинор и замолчала.
— Потому что они что-то скрывают, — сказал Карелла. — Он зачем приходил к вам, Фредди?
Фредди не отвечал.
— Стой, — сказал Мейер. — Это ведь второй ненавистник евреев, Стив. Это о нем сестра Финча мне говорила. Так ведь, Фредди?
Фредди не отвечал.
— Так зачем он приходил к вам, Фредди? Забрать те брошюрки, что мы нашли у него в шкафу?
— Так это вы печатаете это дерьмо, Фредди?
— В чем дело, Фредди? Вы еще не знали, насколько это преступно?
— Вы что ж, думали, что он скажет нам, откуда он эту дрянь достает, Фредди?
— Ну, хорош ты, товарищ Фредди! Готов друга скорее на электрический стул посадить, чем...
— А я ему ничего не должен! — заявил Фредди.
— Как раз, может быть, и очень должен. Перед ним стояло обвинение в убийстве, но он ни звука о вас не сказал. Так что все ваши старания, мисс Фей, были впустую.
— Да никаких стараний не было, — тоненьким голосом сказала Элинор.
— Ну уж нет, — возразил Мейер. — Вы к нам явились в отдел, выставив мужчинам все, что можно показать в платье, и с целым букетом ложных алиби, зная, что мы все проверим. Вы сразу смекнули, что если мы разоблачим эти алиби, то потом уже не поверим Финчу ни в чем. Даже если он нам и скажет правду о том, где он был, а мы все равно не поверим. Так ведь все обстояло, верно?
— Вы кончили? — спросила Элинор.
— Мы — нет, но вы — да, — ответил Мейер.
— Вы не имели права врываться сюда. Нет закона, запрещающего заниматься любовью.
— Сестренка, — сказал Карелла, — не о любви речь. О ненависти.
Глава 11
Артур Финч ничем не занимался, когда они его нашли. Его нашли в десять минут третьего ночи четвертого апреля. Он был в своей квартире, в которую как раз был послан патрульный, чтобы забрать книжки из его шкафа. Они нашли его лежащим перед кухонным столом. Наручники все еще были на нем. На столе лежали напильник и рашпиль. Металлические опилки усеяли эмаль стола и пятно на линолеуме пола. Опилки на полу плавали в красной, липкой жидкости.
Горло Финча было перерезано от уха до уха.
Патрульный, собиравшийся сделать обычную выемку материалов, обнаружил тело и имел достаточно присутствия духа, чтобы вызвать напарника из патрульной машины, а уж потом спаниковать. Его напарник спустился к машине и по рации доложил в отдел по расследованию убийств Главного управления, откуда сообщение передали в отдел по расследованию убийств южного Даймондбэка и в отдел по расследованию убийств 87-го участка.
Патрульным в эту ночь досталось. В три часа ночи позвонил мужчина и сообщил о протечке в водопроводе на Южной Пятой. Радиодиспетчер в Главном управлении выслал машину проверить, в чем дело. Патрульный установил, что водопровод в порядке, но где-то засорилась система ливневой канализации.
Патрульные полицейские не имеют никакого отношения к управлению благоустройства, тем не менее они открыли люк, спустились вниз в вонючий замусоренный колодец и увидели мужской черный костюм, застрявший в корзине из-под апельсинов. Он-то и заткнул трубу, отчего вода, не находя стока, стала выступать на поверхность. Костюм был перепачкан белой и синей красками. Патрульные уже было хотели выбросить его в ближайший мусорный бак, но один из них заметил, что на нем есть еще какие-то пятна, похожие на кровь. Будучи добросовестными охранителями правопорядка, они осмотрели весь мусор и доставили костюм в участок, который, по счастливой случайности, был 87-м.
Мейер и Карелла страшно обрадовались этой находке.
Костюм ничего не рассказал им о своем владельце, но тем не менее показал, что кто бы ни убил раввина, теперь он спешно заметает следы, а значит, очень встревожен. Этот кто-то слышал в теленовостях сообщение о побеге Финча. Кто-то очень боялся, что Финч докажет свою непричастность к убийству раввина.
Извращенная логика преступника подсказала, что наилучший способ запутать одно убийство — это совершить другое. И убийца тут же поспешно решил отделаться от одежды, которая была на нем во время убийства раввина.
Оба детектива не были профессиональными психологами, но в эти предрассветные часы они поняли, что преступником были совершены сразу две ошибки, из этого они заключили, что тот, кого они ищут, начинает терять голову.
— Это кто-то из компании Финча, — сказал Карелла. — Кто убил Соломона, тот и написал букву "J" на стене. Было бы у него время, небось обязательно намалевал бы и свастику.
— Но зачем было делать это? — спросил Мейер. — Ведь этим он автоматически говорит нам, что раввина убили антисемиты.
— И что? Ты думаешь, сколько у нас антисемитов в городе?
— Сколько?
— Не хотел бы считать, — сказал Карелла. — Кто бы ни убил Яакова Соломона, был настолько нагл, что...
— Джейкоба, — поправил Мейер.
— Яакова, Джейкоба, какая разница? Убийца нагло предполагает, что тысячи людей думают точно так же, как и он. Он написал это «джей» на стене, как бы предлагая нам отыскать, кто из тысяч ненавидящих евреев совершил это убийство. — Карелла замолчал. — Тебе это тяжело слышать, Мейер?
— Конечно, это меня беспокоит.
— Нет, именно, что я это говорю...
— Да не дури ты, Стив.
— Ну ладно. Я думаю, что нужно все-таки опять поговорить с той женщиной. Как ее звали-то? Ханна... не помню, как дальше. Может быть, она знает...
— Не думаю, что она чем-то поможет. Может быть, нам лучше поговорить с женой раввина. Из его дневника видно, что он знал убийцу и что тот ему и раньше грозил. Может быть, она знает, кто его преследовал.
— Да, но сейчас-то всего четыре утра, — сказал Карелла. — Мне кажется, сейчас рановато для разговора.
— После завтрака сходим.
— Да, невредно будет потолковать и с Ирмияху. Если раввину угрожали, то...
— Джеремия, — поправил Мейер.
— Что?
— Джеремия. Ирмияху — это на иврите «Джеремия».
— А-а. Ну, в общем, с ним. Ведь может быть так, что раввин поделился с ним, сказал...
— Джеремия, — снова произнес Мейер.
— Что?
— Нет! — Мейер потряс головой. — Невозможно. Он святой человек. И если есть то, что претит настоящему еврею, это...
— Да о чем ты? — спросил Карелла.
— Это убийство! Иудаизм учит: не убивай, если только уж не в самозащиту. — Он внезапно нахмурился. — Да, а помнишь, как я чуть не закурил сигарету? Он спросил меня — еврей ли я, помнишь? Он был потрясен, что я мог закурить во второй день Песаха.
— Мейер, я что-то засыпаю. О ком ты это говоришь, не пойму? — спросил Карелла.
— Об Ирмияху, о Джеремии... Стив, а ты не думаешь?..
— Я что-то не понимаю, о чем ты, Мейер.
— Ты не думаешь... не думаешь, что рабби сам написал это на стене?
— Зачем бы... Я не пойму тебя.
— Чтобы сказать, кто его заколол? Сказать, кто убийца?
— Как бы...
— Джеремия, — сказал Мейер.
Карелла смотрел на Мейера молча и долго. Потом кивнул и сказал:
— Буква «джей»...
* * *
Он закапывал что-то на заднем дворе за синагогой, когда они пришли туда. Вначале они пошли к нему домой и разбудили его жену. Это была старая еврейка; по ортодоксальной традиции ее голова была бритой. Она накинула на голову шаль и, сидя на кухне, пыталась вспомнить, что случилось во второй вечер Песаха. Да, ее муж уходил в синагогу на вечернюю службу. Да, он вернулся домой сразу после службы.
— А вы видели его, когда он вошел? — спросил Мейер.
— Я была на кухне, — ответила миссис Коэн. — Готовила седер. Я слышала, как он вошел и пошел к себе в спальню.
— Вы видели, в чем он был?
— Нет.
— А во что он был одет во время седера?
— Не помню.
— Он переодевался, миссис Коэн? Может быть, вы припомните?
— Ах да, пожалуй... Когда он пошел в храм, на нем был черный костюм. А потом на нем был, пожалуй, другой. — Старушка ничего не понимала. Она не знала, зачем у нее спрашивают о таких вещах. Но она отвечала на все их вопросы.
— А в доме был какой-нибудь необычный запах, миссис Коэн?
— Запах?
— Да. Вам не казалось, что пахнет краской?
— Краской? Нет. Ничего не казалось.
Они нашли его во дворе за синагогой.
Старик с печальными глазами, печально сутулящийся. В руках лопата, которой он прихлопывал землю. Он кивнул, как будто бы знал, зачем они пришли. Они глядели друг на друга, стоя по обе стороны холмика из свежеперекопанной земли у ног Ирмияху.
Во время разговора и последующего ареста Карелла не произнес ни единого слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22