– В этом месяце вы его видели?– Нет.– Значит, в октябре не видели, так?– Так.– Но в сентябре вы его видели, причем, как вам кажется, до Дня Труда, так?– Так.– Он был один?– С ним была женщина.– Вы знаете, кто она?– Нет, он все время приводил новых женщин.– Эту женщину вы прежде встречали?– Пару раз.– Но не знаете ее имени?– Нет, не знаю.– Как она выглядела?– Не помню.– Белая, негритянка?– Белая.– Волосы?– Рыжие.– Глаза?– Не помню.– Хорошенькая?– Для белой женщины хорошенькая.– Сколько же ей лет?– Лет тридцать.– Она из здешних?– Не думаю. Я видел ее, только когда Дамаск приводил ее к себе.– Часто приводил?– По крайней мере несколько раз.– Сколько лет Дамаску?– Лет сорок.– Как он выглядит? – спросил Карелла.– Вашего роста, темные волосы, голубые глаза. Хорош собой.– Ты слышал, Берт? – сказал Карелла.– Угу, – отозвался тот, не отрывая глаз от блокнота.– Он белый? – решил уточнить Карелла.– Белый.– Цвет лица?– Я же сказал – белый.– А точнее? Смуглый, бледный, желтоватый?– Лицо светлое такое...– Телосложение?– Примерно как ваш приятель.– Усы или бороду носит?– Нет.– Шрамы есть?– Нет.– Татуировка?– Нет.– Какие-то особые приметы?– Вроде никаких.– Физические дефекты?– Вы имеете в виду, не колченогий ли он?– Я имею в виду вообще любые физические дефекты, – не дрогнул Карелла.– Нет, никаких дефектов.– Так, теперь о голосе. Какой у него голос?– Голос как голос...– Хриплый, приятный, мягкий, женственный?– Он не пел!– Шепелявит, может, или заикается?– Нет, ничего такого. Голос вроде бы мягкий. И еще он говорит быстро. Очень быстро.– Берт! – сказал Карелла. – У тебя вопросы есть?– Кольца, перстни...– Носит ли он кольца или какие-то другие украшения?– У него было кольцо с инициалами.– С какими? "У" или "Д"?– "У".– На правой или на левой руке?– На правой вроде бы.– Еще что-нибудь?– Браслет.– Золотой, серебряный?– Серебряный.– На нем что-нибудь выгравировано?– Я вблизи его не видел, – сказал Янси.– Вы не знаете, где работал Дамаск?– Нет, я здесь только техник-смотритель.– Но вы уже нам очень помогли, мистер Янси, – сказал Карелла.– Вы отлично обрисовали этого человека, – уточнил Клинг.Янси подозрительно на них посмотрел. Он не ждал от белых ничего хорошего и скептически покачал головой, давая понять этим ищейкам, что его грубой лестью не проймешь.– Мне надо идти к моим мусорным бакам, – сухо напомнил он.– Если что, мы поговорим с патрульным, – пообещал Карелла.– Как же! И штраф, наверно, заплатите?– Штрафа не будет, мистер Янси. Попробуйте вспомнить, когда Дамаск обычно уходит из дома и когда возвращается?– Если у него и есть работа, то ночная, – сказал Янси. – Здесь я его встречал только днем.– Он уходит из дому по вечерам?– Вроде да.– В какое время?– Часов в восемь, девять.– Но вы не знаете, куда он направляется?– Нет.– Спасибо вам, мистер Янси.– Это все?– Все. Спасибо.Янси похромал к двери. Прежде чем выйти из квартиры, он повернулся и спросил:– Но с глазами-то у меня порядок, верно?– В каком смысле? – не понял Карелла.– Обрисовал-то я вам его как следует, – буркнул Янси и был таков.Карелла подошел к комоду. В верхнем ящике, в коробке с булавками для галстука и запонками, он обнаружил неоплаченный еще чек на сто десять долларов семьдесят девять центов, выписанный на имя Уолтера Дамаска. Его подписал некто Дэниэл Кадахи из «Уютного уголка».– Что-нибудь важное? – спросил Клинг.– Надеюсь, – ответил Карелла. * * * «Уютный уголок» был ночным клубом с баром в Риверхеде на Довер-Плейнз-авеню. Владельца звали Дэниэл Кадахи. Когда Карелла с Клингом пришли к нему в пять вечера, он обедал.– В этом заведении обедаешь не когда хочется, а когда есть возможность, – объяснил хозяин. – Еще немного, и здесь будет настоящий дурдом.Кадахи был невысокого роста, с лысой головой и сломанным носом. На правом виске – шрам от ножа, правый глаз то и дело подергивался, может, при мысли о том, как его в свое время чуть не выкололи. Кадахи сидел за столиком у стойки бара, ел бифштекс с жареным картофелем и запивал пивом «Хайнекен». Бар был обставлен в псевдоуютном стиле: скатерти в клетку, деревянные панели по стенам, фальшивые свечи-лампочки на столах. В одном конце зала было место для танцев, там стояли инструменты. Судя по надписи на большом барабане, группа, игравшая в баре, называлась «Мародеры Кена Мерфи».Кадахи пригласил детективов сесть, что они и сделали, в то время как Кадахи продолжал расправляться с бифштексом. Прожевывая очередной кусок, он сказал:– Ну конечно, я знаю Уолли. И куда же подевался этот тип?– Он у вас работает?– Вышибалой.– Каждый день?– Кроме воскресенья. По воскресеньям заведение закрыто.– Когда вы видели его в последний раз, мистер Кадахи?– Вечером в пятницу. Он должен был выйти на работу и в субботу, но не вышел. Жду его сегодня, но придет или нет, никому не известно.– Он не звонил?– Нет.– А вы ему?– У него нет телефона.– С ним никак нельзя связаться?– Он живет в Айсоле в какой-то жуткой трущобе. Я туда не поеду, хоть озолоти!– Он живет на Южной Второй, правильно?– Вроде бы. Там сплошные негры и пуэрторикашки. Я бы не сунул туда носа даже в сопровождении отряда Национальной гвардии.– У него, значит, телефона нет?– Нет.– Как же так?– В каком смысле?– Редко у кого нет телефона.– Да он там толком и не живет. Невелика разница, есть у него телефон или нет.– Если он живет не там, то где? – спросил Клинг.– А черт его знает! Он работает, остальное меня не колышет. В его частную жизнь я не вмешиваюсь. За семьдесят пять долларов в неделю он выбрасывает из клуба тех, кто поднимает волну. Таков наш уговор. А жить он может, где ему взбредет в голову, – хоть в парке на скамейке. Мне все равно.– Он не женат, как вы думаете?– Если да, то у него целый гарем.– То есть?– На нем всегда виснут девки. Он у нас красавчик. Вроде бы даже собирался стать актером.– Он когда-нибудь говорил вам, что женат?– Нет. По-моему, он холостяк. Парню с такой внешностью и жениться-то глупо!– Значит, в пятницу вечером, как вы сказали, он был здесь?– Да.– В какое время?– Пришел к девяти. Ушел, когда закрылись.– А именно?– В два. Обычно в будни мы закрываемся в час. В пятницу – в два. В субботу – в три. В воскресенье вообще не работаем. Вот так.– Значит, он ушел в два?– Да. Я с ним расплатился, и он исчез.– Этот чек вы ему дали? – спросил Карелла и вынул из кармана трофей.– Мой чек. Я плачу раз в две педели. Это его заработок за две недели минус страховка и что забирает государство. Остается как раз сто десять долларов семьдесят девять центов.– Это означает, что он был у себя между субботой и понедельником, – сказал Клинг.– Что, что? – не понял Кадахи.– Мысли вслух, – пояснил Карелла.– А! – сказал Кадахи и подлил себе пива из бутылки. – Вы, ребята, не желаете выпить или закусить?– Нет, спасибо, – поблагодарил Клинг.– Слишком рано для вас?– На работе не положено, – объяснил Карелла.– Эх, если бы мне платили по пять центов за каждого полицейского, которому не положено пить, а он все равно заходит ко мне и принимает по три порции! Особенно зимой.– М-да, – только и сказал Карелла.– А зачем вам понадобился Уолли? Он что-то натворил?– Не исключено.– Вы нам не дадите знать, если он появится? – спросил Клинг.– Почему бы и нет? А что он сделал?– Убил кое-кого.Кадахи присвистнул и снова отхлебнул пива.– Вы когда-нибудь видели его с оружием? – спросил Клинг.– Нет.– На работе он не носит ничего такого?– Нет.– Мы имеем в виду «Айвер Джонсон» калибра ноль двадцать два, – пояснил Карелла.– Я как-нибудь отличу «Айвер Джонсон» калибра ноль двадцать два от «паккарда» выпуска тридцать седьмого года, – хмыкнул Кадахи. – Он что, из этой пушки стрелял?– Нет, – сказал Карелла и нахмурился.– И когда он отличился?– В ночь на субботу.– После того как ушел отсюда?– Похоже.– Он не мог ничего такого сделать, – отрезал Кадахи. – Если, конечно, она его в это не впутала.– Кто?– Эта девка.– Какая девка?– Он ушел отсюда в пятницу с какой-то девкой.– Кто такая?– Не знаю. Но я ее видел здесь и раньше. Она иногда приезжала за ним в желтом «бьюике».– Как она выглядит?– Хорошенький помидорчик, – сказал Кадахи. – Рыжие волосы, зеленые глаза, все на месте.– Говорите, он ушел с ней в ночь с пятницы на субботу?– Да.– В два часа?– Так точно.– Она была в «бьюике»?– Да, она всегда ездит в этой желтой подводной лодке.– Дамаск не сказал, куда они собираются?– Куда бы вы поехали с хорошенькой девицей в два часа ночи? – осклабился Кадахи.До Южной Второй сыщики добрались за сорок две минуты. Они ехали спокойно, не превышая скорости, а затем внесли поправку на слабое движение в два часа ночи и вычли десять минут. Это означало, что Дамаску и его рыжеволосой подруге потребовалось около получаса, чтобы доехать из «Уютного уголка» до его квартиры. Если они отправились именно туда, то должны были приехать примерно в половине третьего. Правда, не исключено, что они направились к рыжеволосой. А может, сразу поехали к Лейденам, где Дамаск выстрелил четыре раза – по два в каждого из супругов, а девица стояла и смотрела. Это выглядело не очень правдоподобно, но Карелла и Клинг были опытными полицейскими и знали, что, когда дело касается убийства, ничего неправдоподобного быть не может.Генри Янси как сквозь землю провалился. Они поднялись на третий этаж и постучали в квартиру 33.– Кто там? – раздался женский голос.– Полиция.– Дьявол! – выругалась женщина.Детективы ждали у запертой двери. Затем послышались шаги, звякнула цепочка, щелкнул замок. Дверь открыла женщина лет сорока, на голове у нее были бигуди, а сверху наброшен платок. Она была в переднике и в руке держала деревянную ложку.– Что случилось? – спросила она. – Я готовлю ужин.Карелла показал ей значок и сказал:– С вашего разрешения мы зададим вам несколько вопросов.– А что случилось? Мы ничего такого не сделали.– Вы были дома ночью в пятницу?– Да – и я, и муж. Так что, если где-то что-то стряслось, мы к этому отношения не имеем.– В половине третьего вы спали?– Да.– Вы не слышали, кто-нибудь проходил по лестничной площадке?– Говорю вам, мы спали.– И ничего не слышали?– А вы слышите, что происходит вокруг, когда спите? – спросила женщина.– Благодарю вас, – сказал Карелла, и женщина захлопнула дверь.– Не могу взять в толк, зачем он покупал ружье, если у него в шкафу был револьвер, – задумчиво произнес Карелла.– Я многого тут не могу взять в толк, – ответил Клинг. – Зайдем в тридцать вторую.Женщина из этой квартиры сообщила им, что в пятницу вечером ходила на собрание «Американского легиона» и вернулась с мужем домой в половине четвертого. Ничего подозрительного она не заметила.– Вы вообще ничего не слышали? – спросил Карелла.– Ровным счетом ничего.– А обычно вы слышите, что творится у соседей?– Ну, стены-то довольно тонкие.– Как, по-вашему, туда никто не входил?– В каком смысле? Что, их ограбили? У нас в доме недавно обокрали несколько квартир.– Нет, никого не ограбили, – сказал Карелла. – Просто мы пытаемся узнать, был ли в ночь на субботу Уолтер Дамаск у себя или нет.– Не был, – ответила женщина.– Откуда вы знаете?– Я видела его внизу, возле дома.– И что же он там делал?– Садился в желтый автомобиль. * * * Они снова поехали в центр – такой уж сегодня выдался день – и установили, что добраться от Южной Второй до квартиры Лейденов на Саут-Энджелс-стрит можно минут за двадцать (опять-таки если сделать десятиминутную поправку на ночное движение). Это означало, что Дамаск мог выехать от своего дома примерно в половине четвертого (проведя час в обществе загадочной рыжеволосой девицы) и приехать к Лейденам без двадцати четыре. Если добавить пять минут на езду в лифте или подъем на третий этаж на своих двоих, можно считать, что убийство произошло в три сорок пять. Глубокой ночью кто-то четырежды выстрелил из ружья, и ни одному из жильцов не пришло в голову заявить об этом в полицию!Тут было о чем подумать.Было уже полвосьмого, и оба сыщика сильно устали.Они решили, что раздумья можно отложить до утра. Карелла позвонил в следственный отдел и сообщил, что они заканчивают смену. Детектив Мейер Мейер, дежуривший у телефона, сказал на это: «Короткая сегодня смена». Впрочем, так он говорил всегда, независимо от того, кто во сколько звонил, чтобы сообщить, что заканчивает работу.Его работа только начиналась. * * * Дело в том, что зарезали женщину.Никакой пикантности, никакой эротики. Просто в грудь ей вонзили хлебный нож – самое заурядное убийство. Нападавший, судя по всему, нанес удар снизу вверх, а не сверху вниз, потому что нож был воткнут под левую грудь.Пол кухни был в крови, женщина лежала у раковины в осколках битой посуды. Похоже, убийца напал на нее в тот момент, когда она мыла тарелки. В общем, заурядное убийство, из тех, что случаются вечером в понедельник. Просто женщина лежала на полу в луже собственной крови, а в груди у нее торчал хлебный нож.Мейер Мейер прибыл на место преступления в три минуты первого ночи.Патрульный Стюарт Коллистер позвонил в участок в 23.55, после того как на улице к нему подошел человек и сказал: «Извините за беспокойство, там наверху лежит мертвая птичка!» Этой птичкой и оказалась женщина лет пятидесяти с хлебным ножом в груди. Ее потускневшие карие глаза глядели в потолок, большой рот был искусно уменьшен помадой. На ней было черное платье, черные чулки, черные лакированные туфли и нитка жемчуга. От нее уже попахивало, так как лежала она давно. Цвет лица нельзя было назвать очень уж свежим, потому что радиаторы отопления работали вовсю и в такой жарище разложение шло полным ходом. В общем, самая обыкновенная смерть от удара ножом.Мейер вышел поболтать с ребятами из отдела по расследованию убийств, затем пообщался с фотографом и только после этого отыскал патрульного Коллистера, который допрашивал человека на улице.Тот выглядел слишком уж лихо для своих лет. Мейер решил, что ему шестьдесят с небольшим. На нем был синий блейзер с медными пуговицами, бежевые отутюженные брюки, голубой свитер-водолазка, а на ногах – коричневые замшевые сапоги. Седые волосы он причесывал так, как это, наверно, делал Юлий Цезарь до того, как начал лысеть и пристрастился к лавровым венкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16