Бледный Март смотрел на Птицелова горящими глазами, его руки впились в ременную пряжку.
– А с этим ряженым советую поосторожнее, слышишь, Ян? – заботливо предупредил старшина зорзов. – А на меня зла не держи. Я зайцев, в сущности, люблю, ведь вкусные же, черти, особенно когда на березовых углях испечены. Они же твари бессловесные, так что ты не принимай близко к сердцу.
Ян смотрел на Птицелова непонимающими глазами, а тот ободряюще улыбался.
– А если тебе так дорога эта цацка, то, ради всего святого, не стесняйся, забирай!
И тут Волынщик неожиданно вынул ключ Пилигрима из кармана куртки и с размаху бросил его Яну. Ключ упал и зарылся в пыль. Ян, словно в забытьи, медленно наклонился и поднял его. В этот же миг какое-то яркое воспоминание детства остро и радостно обожгло его сердце. Но тут же Книгочей быстро шагнул к нему и потянул Яна за локоть, увлекая его за собой. Друиды окружили Яна и двинулись к выходу из замка. Отряд уже вступал на мост, когда Коростель не выдержал и обернулся.
На крепостной стене по-прежнему стоял и смотрел на них высокий Старик. Под ним Лекарь возился над беспрестанно кашляющим зорзом, безвольно привалившимся к теплым кирпичам крепостной кладки. Птицелов стоял чуть впереди, его окружили, прикрывая своими телами, Колдун, Кукольник и Коротышка. Косые лучи солнца, пробивавшиеся в замковый дворик, огибали Птицелова, он оставался в тени, но его лицо было светло и открыто. Яну показалось, что глаза Волынщика были печальны, но зорз уже проявил себя отменным лицедеем, а Коростель уже столкнулся с немалой, по его мнению, ложью со стороны этого сильного и, безусловно, чем-то привлекательного человека. Птицелов кивнул Яну и шутливо погрозил ему пальцем.
– Я же тебе говорил, Ян! – выкрикнул он. – Всегда выбирай приличные и более безопасные компании. А ты не слушаешь…

Голос Волынщика еще звучал эхом в ушах Коростеля, когда друиды миновали замковый ров и вышли в поле. Здесь незнакомец их покинул.
– Не советую впредь совершать глупостей, – строго сказал он, глянув на Збышека. Тот не выдержал пронзительных глаз над черной полумаской и виновато опустил голову.
– Не унывай, друид Март, – промолвил незнакомец. – Я кое-что знаю о тебе, а знание вселяет надежду.
– Что… ты хочешь этим сказать? – сдавленно проговорил Збышек, исподлобья глядя на него.
– Не много, – ответил человек в черном. – Всего несколько слов.

Твой свет, как меч, а меч, как луч, тебя огнем зажжет.
Но слово, мягкое, как воск, спасенье принесет
Однажды…

– Откуда ты знаешь эти слова? – прошептал пораженный Збышек. Теперь он уже буквально пожирал глазами незнакомца, и Ян никогда еще не видел его таким возбужденным.
– Рано или поздно все становится известным. Даже мысль неизреченная, – заметил незнакомец. – Все в руках Провидения, и оно может направить любую руку, а с добрым ли, с дурным ли помыслом – не нам судить.
– Кто же направляет твою руку? Ты не называешь себя… – обратился к нему Травник.
Некоторое время незнакомец молчал, но это не было похоже на раздумье. Он словно ждал какого-то времени или сигнала, понятного только ему одному, прислушиваясь к ритму своего бытия.
– Ответь сам на первый вопрос, и тогда следующий будет объясним и очевиден, – сказал незнакомец. – И будь уверен – мы еще встретимся. Но имей в виду, Травник, – в твоих размышлениях и даже снах есть ошибка.
– Какая ошибка? – спросил Травник, внимательно разглядывая пальцы на своей правой руке.
– Направление, – ответил человек в черном.
– А цвет я увидел правильно? – Травник усмехнулся незнакомцу и ободряюще похлопал по плечу стоящего рядом Марта. От неожиданности молодой друид вздрогнул.
– Увидел правильно. Осталось понять. – С этими словами незнакомец повернулся к друидам спиной и зашагал в сторону леса. Он шел ходко, и Яну показалось, что цветки одуванчиков не пригибались под его ногами – так легко он двигался.
– Кто это? – спросил Збышек Травника, глядя из-под руки вослед незнакомцу.
– Я не знаю наверняка, – сухо молвил друид. – Но в любом случае мы должны быть ему благодарны.
– А Птицелов обошел нас изрядно, – сказал Книгочей. – Прежде чем мы отправимся на поиски Лисовина с деревянным носарем, я хотел бы основательно подготовиться к будущим сюрпризам, а они неизбежны, причем не только со стороны чужих.
Он снял с плеча дорожную котомку и вынул оттуда маленькую книжку в кожаном коричневом переплете. Затем положил мешок на траву, уселся на него и, обведя всех присутствующих осуждающим взором, невозмутимо углубился в чтение. Травник усмехнулся и бросил свой мешок.
– Всем отдыхать. Март больше не будет сторожить. На тебе неделя пропитания. Другое наказание придумаем в более веселые времена.
Отлучение от ночного дозора считалось у друидов достаточно серьезным наказанием. Теперь Марта должны были заменять другие, он же мог спокойно спать, а для совестливого Марта это было наихудшей участью. Он вздохнул, ни слова не говоря, достал из своего мешка длинные тонкие веревочки и принялся вязать узелковые петли. Когда силки были готовы, он смочил узлы водой из фляжки и еще раз сильно затянул. Убедившись, что веревки легко скользят до нужных пределов, Март собрал силки и поднялся.
Друиды начали разбивать лагерь. Все заготавливали хворост, а Снегирь особым образом раскладывал его в форме ромба. Этот огонь должен был гореть весь вечер, чтобы основательно прогреть землю. Затем угли убирали, и на этом месте ложились спать. Теплая земля согревала человеку спину и бока всю ночь. Кроме того, Травник приказал обнести место ночлега кострами, соединив их подвластной ему огненной цепочкой.
День прошел, а Лисовин и Гвинпин так и не появились. Вернулся из леса Збышек с кроликами и принялся за готовку. Ян решил лечь спать пораньше и, перебирая в уме события, случившиеся за утро, вновь подивился той легкости, с которой он научился переживать все необычное, что происходило теперь с ним чуть ли не каждый день. Он вспомнил, как поднял с земли ключ, брошенный ему Птицеловом, как дешевую безделушку. Ян нащупал ключ в кармане, но, едва коснулся пальцами железа, тут же от неожиданности отдернул руку. Ключ был обжигающе холодным, как кусок льда, который берешь в мокрую ладонь на морозном ветру. Не успев еще осознать, что случилось с подарком Пилигрима, Ян понял, что в тот краткий миг в замке храмовников он вдруг словно перенесся в детство, когда они зимой с мальчишками весело кидались снежками.
Он никогда не любил носить варежки, к тому же на морозе снег был сухой, нелипкий, и снежки было удобнее делать голыми руками, они получались крепче, а руки, естественно, становились холодными, как ледышки. В пылу ребяческих баталий Ян не всегда замечал обжигающий холод снега, но в памяти тела тут же ожили воспоминания о морозах. Вновь нащупав ключ, Ян почувствовал, что маленький железный стерженек стал теплее. Сон как рукой сняло. Коростель поднялся и пошел к Травнику, сидящему у большого разгорающегося костра. Друид подвинулся, уступая Яну место рядом на бревнышке.
– Есть о чем поговорить? – улыбнулся Травник.
– Есть… – признался Коростель. – И о незнакомце, и о Птицелове, а тут еще и с ключом новости.
– Вот с него давай и начнем, – сказал друид, протягивая Яну фляжку с крепким вином, которое молодой властитель трав всегда приберегал для исключительных случаев. – Думаю, разговор может получиться долгим.

ГЛАВА 15
ДВА ВОИТЕЛЯ

– Вообще-то я думал, что ты будешь сердиться… Я тебя порядком подвел.
Гвинпин развалился на огромной охапке свежесорванной травы, самодовольно поглядывая по сторонам, в том числе и на Лисовина, который всласть выспался и теперь сжимал в руках порядочный жбан с прошлогодним сидром. Сидр был из деревни, куда бородач первым делом наведался, проснувшись после полудня. Неизвестно, что друид сумел предложить хитроватым селянам, но обратно он вернулся с теплым караваем, пластом белоснежного сала, проложенного половинками крупного поблекшего чеснока, и порядочным бочонком, пахнущим осенней листвой. Бочонок периодически перекочевывал от друида к Гвину, и кукла уверенно заполняла сидром всю широту своей богатой натуры.
– Я и сердился, – улыбнулся Лисовин, поглаживая себя по округлившемуся животу. – Когда я увидел тебя блаженно посапывающим чуть ли не в самом костре, я порядком осерчал. Вот, думаю, подойти бы сейчас и отшлепать тебя хорошенько, да боюсь, не получилось бы. Во-первых, я был связан по рукам и ногам, во-вторых, поблизости не было подходящего ремня, в-третьих, ты, наверное, все равно ничего не чувствуешь. Или чувствуешь?
– Не знаю, может быть, и чувствую, – неуверенно откликнулась кукла, покосившись на свой облупившийся черный бок.
– Вот смотрю, ты и сидр булькаешь будь здоров, – ядовито заметил бородач, ломавший голову над тем, зачем кукла это делает, уже добрых полчаса. – Куда только он у тебя девается, да еще такая прорва?
– Наверное, внутри меня есть дырочка, вот через нее в живот и вливается сидр, – предположил простодушный Гвинпин. – А ты как думаешь, Лис?
– Насчет дырочки я с тобой согласен, – серьезно сказал друид. – Только в другом месте, если мне не изменяет зрение и еще кое-какие другие чувства.
– В каком еще месте? – подозрительно воззрилась на него кукла.
Вместо ответа Лисовин молча кивнул. Гвинпин опустил голову и обнаружил, что из-под травы, на которой он так удобно устроился, вытекает на землю тонкая струйка жидкости, остро отдающая прелыми листьями и отжатыми яблоками. Некоторое время кукла пораженно разглядывала лужицу под собой, фыркая и принюхиваясь. Великодушный друид протянул руки и поднял Гвинпина, так что его лапы затрепыхались в воздухе. Он тщательно потряс куклу и аккуратно обтер ее пучком травы, особенно нижнюю часть. Затем Лисовин поставил Гвина рядом и отечески погрозил ему пальцем:
– Больше сидра сегодня не получишь, это только потрава неплохого напитка, а к неплохим напиткам я отношусь со свойственной мне бережливостью, имей в виду, деревянный. И заруби себе на носу: я не сержусь на тебя, потому что ты сам себя не знаешь. Но зато я кое-что теперь знаю о тебе. – И он многозначительно покачал головой. Видимо, что-то было значительное в его бородатом облике, потому что Гвинпин, исключительно любопытный от природы, опустил клюв и молча заковылял собирать хворост.
С минуту Лисовин озабоченно смотрел ему вслед, затем усмехнулся и негромко окликнул:
– Эй, птица! Ты куда собрался?
Гвинпин неопределенным жестом указал на темнеющий лес.
– Костры нам сегодня ни к чему. Разворачивайся, мы сейчас с тобой составим некий план.
Через несколько минут план был принят, утвержден и даже начал осуществляться. Суть его свелась к тому, что друид отправился на разведку к северной стороне замка. Там за крепостной стеной посередине широкой площади разбегающимися в разные стороны узенькими улочками возвышалась старинная часовня, острым шпилем устремившаяся в голубое майское небо. Гвинпин по диспозиции оставался охранять лагерь, на самом же деле он просто маялся между тремя могучими дубами от томительного ожидания и безделья. Чтобы как-то скрасить свое одиночество, он принялся ковырять трещины в древесной коре и так увлекся, что распугал добрый десяток жучков и паучков, в панике бросившихся в бегство от диковинного сухопутного дятла, раздутого – видимо, от голода, – до невозможности. Гвинпин, не чуждый спортивного интереса и будучи натурой азартной, долго гонял по стволу букашек, ставя им коварные препоны и засады, главным образом посредством своего массивного носа. Спустя пару часов возвратился весьма довольный результатами разведки Лисовин и охладил страсти, бесцеремонно дав тычка неудачливому часовому. Тут же оба приятеля уговорились относительно дальнейших приключений, как заметил важный Гвинпин, ибо жизнь, по его разумению, в последние несколько часов невыразимо поскучнела и пора было уже слегка поразмяться. Действовать решили немедленно, а именно – перед заходом солнца, на чем настоял друид, решивший после ночного пленения надеяться только на себя. Знакомить куклу со своим решением он, естественно, счел излишним.
Чудесным образом освободившись, что до сих пор весьма смущало друида и вселяло в его душу сомнения, Лисовин решил не соединяться с остальным отрядом. Он твердо намеревался покончить все дело в одиночку (Гвинпина он не считал за серьезного бойца), к тому же теперь была уязвлена его профессиональная гордость разведчика-лесовика. Сомнений относительно дальнейшей судьбы Птицелова у него не было; зорзов Лисовин рассматривал как пакостную нечисть, к тому же после убийства любимого и всячески почитаемого им Пилигрима в душе у бородача поселилось яростное и дикое чувство, известное у древних народов как «кровная месть». Он, и только он, должен был довести это дело до конца.
Проникнув утром в замок, Лисовин хладнокровно наблюдал все вышеописанные события в замковом дворике. Более всего его заинтересовало появление незнакомца в черном, ведь он пришел тоже с их стороны, а Гвинпин, видимо, опять прошляпил. С самого начала друид решил не вмешиваться в противостояние Травника и Птицелова, считая, что в роли невидимого участника борьбы он способен не только принести пользу, но и в нужный момент склонить чашу весов в свою сторону.
Ключ Камерона не вызывал у Лисовина серьезного интереса, к тому же он был чужим подарком, предназначения которого не знал никто, да и было ли оно вообще – в этом друид серьезно сомневался. По этим причинам бородач спокойно сидел в своем убежище, которое он сразу присмотрел себе в одной из замковых ниш для широкого обзора, и благополучно выскользнул из крепости. У Лисовина было большое желание проследить за человеком в черном, но в последний момент он почувствовал, что в слежке непременно проиграет, а цель у него была одна – Птицелов. К тому же вечером друид намеревался проникнуть в замок и потому решил не гнаться за двумя зайцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53