У них были общие страдания, общая тоска. Мария, Лусия, Виолета, общая у них была судьба. 2 У двери глинобитной хижины, некрашеной и небеленой, остановилось трое людей. Юноша и пришелец из Сеара держали гамак с покойником, старик отдыхал, опираясь на посох. Они немного постояли у двери. В этот ранний час на улице, где жили проститутки, не было никакого движения. Юноша сказал:— А что, если она спит с каким-нибудь молодцом?Старик развел руками.— Все равно придется будить.Они похлопали в ладоши, но в доме никто не отозвался. Тишина. Окраинная уличка в поселке Феррадас. Небольшие глинобитные хижины; некоторые из них покрыты соломой, две-три — черепицей, большинство — железом. Здесь жили распутные женщины, сюда в праздничные дни приходили работники с фазенд за любовью. Старик постучал посохом в дверь. Постучал еще и еще. Наконец послышался сонный голос женщины:— Кто там? Какого чорта вам нужно?Тут же мужской голос добавил:— Ступай дальше… Здесь полно… — и человек закатился довольным смехом.— У них посетители… — заметил юноша. Ему казалось невозможным передать покойника дочерям, когда те спят с мужчинами.Старик на мгновение задумался:— Выхода нет… Надо же все-таки сдать его…Сеаренец вмешался в разговор:— Не лучше ли обождать?— Ну, а с ним что делать? — и старик показал на труп. — Его давно пора хоронить. Надо бедняге успокоиться…И закричал:— Лусия! Виолета! Лусия!— Ну что тебе там еще надо? — спросил на этот раз мужской голос.Старик кликнул третью дочь:— Мария! Эй, Мария!На пороге соседнего дома показалась старая заспанная женщина. Она вышла, чтобы отругать за шум, но, увидев покойника, остановилась и только спросила:— Кто это?— Их отец… — ответил сеаренец, показывая на дом.— Что, убили его? — поинтересовалась женщина.— Нет, умер от лихорадки…Женщина подошла к ним. Взглянула на труп и отвернулась. Лицо ее исказилось от ужаса:— Какой кошмар!..Старик спросил:— Они дома? Что-то никто не выходит…— У них этой ночью была пирушка. Праздновали день рождения Жукиньи, что гуляет с Виолетой. Пьянствовали до утра. Поэтому и не просыпаются.Она тоже стала кричать вместе со стариком:— Виолета! Виолета!— Что там такое? Какого дьявола вам нужно?Женщина пронзительно закричала:— Это твой отец!— Что? — донесся из дома пораженный голос.— Твой отец!На мгновение наступила тишина, сменившаяся вскоре шумом; люди в доме заметались. Дверь открылась, и в ней показалась женская голова. Виолета увидела группу людей, вытянула шею и узнала в покойнике отца. Она испустила крик. Шум в доме усилился.Вскоре вся улица пришла в движение. Из домов высыпали женщины, за ними стали выбираться и ночевавшие у них мужчины. Проститутки вышли полураздетые, некоторые были в одной рубашке. Они окружили покойника, вполголоса обменивались замечаниями:— Умер от лихорадки…— Никто от нее не выживает.— Не заразит он здесь еще кого-нибудь?— Говорят, зараза передается даже по воздуху…— Лучше бы его поскорей похоронить…— Он так долго не видел дочерей… Когда он узнал, что они сбились с пути, то пришел в ярость…— Говорят, что он не появлялся в Феррадасе, потому что ему было стыдно.У женщин помятые лица — это мулатки, негритянки, одна или две белые. На ногах и руках, а у некоторых и на лице следы побоев. В воздухе носился запах спиртного перегара, смешанный с дешевыми духами. Одна мулатка с копной растрепанных волос подошла к покойнику:— Я один раз спала с ним… Это было в Табокасе…Наступила тишина. Виолета все еще стояла у порога, боясь приблизиться. Мулатка распорядилась:— Несите его в дом.Вышли и Лусия с Марией. Лусия причитала: «Отец мой, отец мой!» Мария подошла тихонько, с испуганными глазами. За ними появилось несколько мужчин. Одна из женщин пошутила:— Жукинья, твой тесть умер…Старик одернул ее:— Имейте уважение к покойному…Другая обругала ту, что позволила себе шутить:— Грязная шлюха…Подняли гамак, отнесли его внутрь. Все вошли в дом. Некоторые мужчины еще застегивали брюки; женщины пришли как были, полуголые. Все они казались одного возраста, кожа одного цвета, у всех был одинаково болезненный вид. Это были людские подонки, затерявшиеся здесь, на краю света. Пять комнатушек, из которых состоял дом, были заняты пятью женщинами; покойника пришлось положить на постель Виолеты в первой комнате. Старик зажег огарок свечи, которая уже почти догорела. На стене над кроватью висела гравюра святого Бонфима и была наклеена вырезанная из журнала фотография с изображением белокурой голой женщины. Лусия рыдала, Мария убирала покойника, Виолета отправилась за свечой. Люди заполнили коридор. Жукинья прошел в дом, добыл бутылку кашасы и стал угощать ею людей, принесших покойника. Мария сняла гитару, висевшую у изголовья кровати, на которую положили покойника.Старик сказал сеаренцу, показывая на Марию, проходившую с гитарой:— Я знал ее, когда она была еще девчонкой. Хорошенькая была. Потом стала такой красивой девушкой… Она вышла тогда замуж за Педро. Теперь и не скажешь…— Ну, еще остались следы…— Распутная жизнь быстро пожирает красоту женщины.Юноша с интересом поглядывал на Марию.Некоторые женщины пошли одеваться. Перед тем как уйти, один из мужчин предложил Лусии свою помощь. Виолета с Жукиньей долго подсчитывали, во что им обойдутся гроб и похороны. Получалось дорого. Они вошли в комнату, где возле покойника находились Лусия и Мария. Стали обсуждать вчетвером. Жукинья держал себя как член семьи. Подсчитали имевшиеся деньги, оказалось, что на покупку гроба не хватит, да и место на кладбище стоит очень дорого.— Придется похоронить прямо в гамаке… — сказала Лусия. — Покроем его простыней.Виолета, уже успокоившаяся после первого приступа отчаяния, спокойно сказала:— Я вообще не понимаю, почему его сразу не похоронили возле дороги… Он никогда не интересовался нами…— У тебя просто нет сердца… — прервала ее Мария. — Не знаю только, чего ты раскричалась, когда увидела его… Притвора… А он был хороший человек.Виолета хотела было ответить, но Мария продолжала:— Ему было стыдно, что мы гулящие… Он очень переживал… Не то чтобы он нас не любил…В коридоре старик, принесший покойника, рассказывал пришедшим, как человек умер, как в три дня подорвала его силы эта проклятая лихорадка.— Никакое лекарство не помогло ему… В лавке фазенды Бараунас за ним остался большой долг за лекарства… Ничего не помогло.В комнате, где лежал покойник, продолжалось обсуждение предстоящих похорон. Лусия, женщина религиозная, предложила пригласить брата Бенто для отпевания. Жукинья выразил сомнение, что монах согласится прийти:— Он ведь не ходит в публичные дома…— Откуда ты это взял? — спросила Виолета. — Когда у нас умерла Изаура, он пришел… Только дерет он здорово.И она ничего больше не сказала: ей не хотелось, чтобы люди подумали, будто она не любила отца. Жукинья поддержал ее:— Он приходит только за большие деньги. Меньше чем за двадцать мильрейсов не пойдет…Лусия собиралась уже отказаться от своего проекта:— Ну, раз так, не будем звать… — Но посмотрела на покойника, на его худое, позеленевшее лицо, которое как будто улыбалось в оцепенении смерти. И с ней началась истерика. Ей было тяжело оттого, что отца похоронят без молитв, она разразилась рыданиями: — Бедненький, его похоронят без отпевания! Он никому в жизни не сделал зла, хороший был человек… И вот теперь он уйдет от нас без молитвы. Никогда я не думала… Отец мой…Виолета взяла ее за руку — это был самый ласковый жест, который она знала.— Мы сами помолимся… Я еще помню одну молитву…Но мулатка — та, что спала однажды с покойным, — слышавшая из коридора весь этот разговор, вытащила из чулка двадцать мильрейсов и отдала их Лусии.— Не хороните его без отпевания…Вот тут-то и пришла Жукинье мысль устроить сбор. Он предложил присутствующим сложиться. Один из мужчин, которому нечего было дать, вызвался сходить за братом Бенто и ушел. Это было его приношением.Лусия вспомнила, утирая слезы:— Нужно напоить кофе людей, которые его принесли…Мария отправилась на кухню. Потом она позвала старика, юношу и сеаренца, и все поплелись за ними. В комнате остались только Виолета и мулатка, давшая двадцать мильрейсов. Ей еще никогда не приходилось видеть мирно покоящимся на смертном одре человека, с которым она спала. На нее это произвело большое впечатление, будто умерший был ее близким родственником.На кухне за кофе старик, чтобы сменить тему разговора, начал рассказывать:— Слыхали, вчера Бадаро послали убить Фирмо?Все заинтересовались:— Что ты говоришь?— Значит, убили…— Да нет, пуля в него не попала. Просто удивительно… Ведь стрелял негр Дамиан.Кто-то, пораженный, даже присвистнул. Другой сказал:— Негр Дамиан — и промахнулся? Ну, это конец света…Старик был очень доволен, что вызвал у присутствующих такой интерес. Он стал ковырять в зубах ногтем, извлекая застрявшее волокно сладкой маниоки. Потом продолжал:— Фирмо проскакал мимо нас, он дьявольски торопился к полковнику Орасио. Говорят, теперь дело разгорится…Все забыли о покойнике и окружили старика. Некоторые облокотились на кухонный столик, стараясь не пропустить ни слова. Другие просовывали головы из-за стоящих впереди, тараща глаза от любопытства. Старик пояснил, хотя, собственно, и так все знали:— Это все из-за леса Секейро-Гранде…— Теперь дело начнется…Старик попросил не шуметь и продолжал:— Уже начинается… Немного погодя мы опять встретили Фирмо, он возвращался с двумя жагунсо полковника Орасио. Потом мимо проскакал полковник Манека Дантас; он отправился по тропинке в Бараунас… И все мчались галопом…Вмешался Жукинья, который был сторонником Бадаро.— Полковник Орасио рассчитывает, что Теодоро будет за него. Он похож на дитя, обманывающееся соской. Не видит, что Теодоро душой и телом предан Бадаро…Лусия прервала его:— Подлый негодяй этот Теодоро, вот он кто!.. Бандит высшей марки… Он идет за тем, кто ему больше дает…Одна из женщин рассмеялась:— Ну, тебе это должно быть хорошо известно, ведь ты была его любовницей, он тебя и совратил.Лусия выпрямилась, глаза ее загорелись гневом:— Этот тип — самая гнусная сволочь на свете! Нет человека подлее его.— Но он храбр… — возразил какой-то мужчина.— Храбр с женщинами, — резко оборвала его Лусия, — храбр, когда хочет полакомиться девчонкой, тогда он нежнее птички. Я помню, как он обошелся со мной. Стал ко мне подъезжать, каждый день что-нибудь дарил: материи на платье, пару сандалий, вышитый платок. И обещаний надавал столько, что дальше некуда. Посулил мне дом в Ильеусе, платья, даже брильянтовое кольцо, что носил на мизинце. Обещал бог весть что, пока я не попалась на удочку и не спуталась с ним… Потом все эти слова были, конечно, забыты… Он выбросил меня на улицу, и я осталась без отцовского благословения…Все молчали, сеаренец смотрел встревожено. Лусия оглядела слушателей и поняла, что они ждали продолжения рассказа.— И, думаете, на этом кончилось? Когда он пресытился мной и я ему надоела, он стал заглядываться на Виолету… Если бы надсмотрщик Ананиас не опередил его и не сошелся с ней раньше… Он не решился, потому что побаивался Ананиаса…Старик сказал:— У негра даже дочь — и та для белого…Но рассказ Лусии еще не был окончен.— А когда умер Педро, муж Марии, в самый вечер погребения полковник появился в ее доме и заявил, что он, дескать, предлагает свою помощь… И он не посмотрел, что бедняжка так страдала. Это, произошло тут же на кровати, которая еще хранила тепло от тела ее мужа… Это хуже, чем несчастье…Наступила тишина. Юноша, принесший покойника, все время поглядывал с вожделением на Марию. Если бы не это печальное событие, он предложил бы ей переночевать с ним. Уже два месяца, как он не спал с женщиной. Поэтому из всего разговора юношу заинтересовала лишь история о полковнике Теодоро, овладевшем Марией в день похорон мужа.Старик, переставший быть в центре внимания с того момента, как вмешалась Лусия, снова перевел беседу на события прошедшей ночи:— Жагунсо теперь будут на вес золота… Если начнутся стычки, те, у кого меткий глаз, сделаются богачами. Обзаведутся своими плантациями…— Я ставлю на Бадаро, — сказал Жукинья. — Они сейчас заправляют всей политической жизнью. Вот увидите, победа будет за ними. Синьо и Жука — настоящие мужчины.— Нет, с полковником Орасио никому не совладать… — заявил другой.Один из собеседников вышел. Жукинья заметил:— Шито уже отправился доносить… Не было случая, чтобы он не впутался. Он ведь за полковника Орасио…Вышло и еще несколько человек, чтобы поскорее разнести новости, сообщенные стариком. И они разбрелись по многочисленным улицам Феррадаса, переходя от знакомого к знакомому. Сеаренец дивился нравам этой земли.Старик сказал:— В нашем краю только и говорят, что о смерти…— Смерть здесь товар дешевый. А теперь вообще будет дармовой. Ты выбрался вовремя…— Убегаешь? — спросила женщина.— Ухожу отсюда…Жукинья усмехнулся:— Что ж это ты как раз теперь, когда дела должны пойти лучше?В дом снова стали входить женщины, которые успели уже за это время одеться. Одна из них принесла цветы, увядшие цветы, подаренные ей два дня назад случайным возлюбленным, и положила их к ногам покойного. Приходили и мужчины, они хотели услышать новости, принесенные стариком. Эти новости, обрастая подробностями, с быстротой молнии разнеслись по поселку. Рассказывали, будто доставлен труп жагунсо, сопровождавшего Фирмо и погибшего от пули, предназначавшейся его хозяину. Говорили, что Фирмо чудом спасся от выстрела негра Дамиана. Другие утверждали, что доставлен якобы труп самого Фирмо.Пришел монах Бенто. Одна из сестер, которая все еще была в рубашке, побежала переодеться, чтобы принять приличный вид. С братом Бенто пришел псаломщик. Входя в дом, монах сказал с иностранным акцентом:— Храни вас господь!Он вошел в коридор и прежде всего пожелал узнать новости. И лишь после того, как старик со смиренным видом повторил всю историю, монах направился в комнату и остановился возле покойника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42