Кроме Коры, его никто не встречал, что Дедала совершенно не расстроило.
— Удивительно, — произнес он, глядя на Кору, — судя по всему, знатная дама, а не испугалась и пришла сюда. Ага, я догадался! Ты пришла просить? За свою сестру? Но ведь не я отбираю, кого посылать на съедение нашему племяннику, это решает ваше народное собрание. Так что вы, девушка, обращаетесь не по адресу.
— Я здесь чужестранка, — сказала Кора. — Меня более интересуете вы, мастер Дедал. Я наслышана о ваших изобретениях и злодействах, и потому мне хотелось с вами познакомиться.
— Тогда погодите немного, — сказал Дедал. — Я должен отдать приказания моим людям, а затем я свободен. Если вы захотите говорить со мной, то удобнее всего это будет сделать в доме моего здешнего друга кентавра Фола, может быть, вам приходилось о нем слышать?
— Нет, из кентавров я знаю только Хирона и полагаю честью для себя считать его в числе своих знакомых.
— И даже друзей! — послышался сверху глубокий голос.
Кора обернулась. На склоне, возле складов, где таились, выглядывая, редкие афиняне, стоял могучий Хирон, расчесывая свою раздвоенную бороду, а рядом с ним возвышался кентавр, поменьше ростом, более изящный, склонный к щегольству, что выдавала заплетенная в толстую косу длинная грива.
— Фол, друг мой! — воскликнул Дедал и побежал к кентавру.
Возмущенные возгласы донеслись из-за складов. Там афинские граждане высказывали свое негодование по поводу отсутствия патриотизма у кентавров, и неудивительно, что ругательства, которыми их награждали, относились к разряду зоологических терминов.
Кора также была рада увидеть вновь Хирона, а тот представил ее Фолу. Фол сказал:
— Именно такой я вас и представлял, богиня. Значит, Хирон говорил о ней как о богине? Ну что же, это его право.
— Эй! — крикнул Дедал гребцам и солдатам, что оставались на судне. — Выставьте стражу. Никого близко не подпускать. Пароль и отзыв вы помните?
— Помню, — отозвался один из гребцов, который отличался от остальных желтой повязкой, стягивающей волосы. Во всем остальном и гребцы, и воины были совершенно одинаковы.
— Это твои искусственные люди? — спросил Хирон. — Да, с ними удобнее, — ответил Дедал. — Они всегда послушны и готовы умереть.
— К тому же их нельзя подкупить, — сказал кентавр Фол. И все с ним согласились.
— Но люди, которые управляют паровой машиной, стоящей на корабле, не могут быть деревянными, — сказал Дедал. — Им надо думать.
Он помахал на прощание оставшемуся возле машины механику. Кора спросила:
— Я не вижу колес, или колеса сзади, зачем вам тогда паровая машина?
— Мой друг Архимед, не знаю, слышала ли ты о таком, богиня, ты ведь чаще встречаешься с воинами, чем с мыслителями, придумал приспособление, которое именуется винт. Пар вертит этот винт, помещенный под водой сзади моего корабля, и толкает корабль вперед. Понятны ли тебе мои слова? — Спасибо, Дедал, — сказала Кора. Никакой официальной встречи не предусматривалось. Царь Эгей не желал в глазах своего народа показывать свою зависимость от ненавистного критского царя. Но когда Дедал с Корой и кентаврами поднимались от причала, подошел глашатай и сказал, что царь Эгей примет посланца царя Миноса по интересующему их обоих вопросу сегодня же в два часа пополудни в храме Аполлона в присутствии знатных граждан города.
— Скажите царю, что я буду, — ответил Дедал и быстро пошел вперед, откинув назад лысое яичко головы и резко ударяя по плитам высокими каблуками своих башмаков.
Кентавр Фол жил неподалеку от порта в большом доме, устроенном удобно для коней, а не для людей, как у Хирона. Да и понятно, если Хирон обожал свою Харикло и дочкой его была красивейшая девушка Земли, то у Фола все было проще, и сам он был кентавром, и жена его была кентавриссой, и его дети были маленькими кентаврами.
День разошелся, небо было синим, стало даже жарко, все расположились в уютном крытом дворе фоловского дома, и хозяин угощал как мог каждого из гостей. Когда гости немного насытились, кентавр Фол сказал:
— Мы здесь старые приятели, мы знакомы много лет, и потому между нами не должно быть секретов.
При этом он поклонился в сторону Коры, как бы прося у нее прощения за то, что она не относится к числу его старых приятелей. Но его бестактность тут же исправил Хирон.
— Ты не прав, мой друг, — произнес он. — Кора умна, образованна, разумна и вполне достойна того, чтобы принадлежать к компании интеллигентных людей.
— Говорите, — призвал их Дедал, который понимал, что разговор пойдет о нем.
— Я слышал, что погиб молодой Талое, — сказал Хирон.
— Ты прав, — сухо ответил Дедал, глядя в кубок с вином.
— Мне говорили, что это не было случайностью… — Нет, это была случайность, — возразил Дедал, голова его так склонилась над кубком, что казалась большим страусиным яйцом.
— Это тот юный Талое, — произнес Фол, — который изобрел пилу?
— Каждый дурак мог изобрести пилу, — ответил Дедал. — Если бы мне на глаза попалась рыбья челюсть. я бы тоже догадался, по какому принципу должна работать пила. — Ты не догадался, — заметил Хирон.
Дедал наконец отпил из кубка. Но не глядел на окружающих.
— А я слышал, что он изобрел гончарный круг, — сказал Хирон.
— Его много раз изобретали, — отмахнулся Дедал. — И в Лидии, и на Крите и в Египте, эта идея витала в воздухе.
— Конечно, витала, — согласился Фол. — Так же как идея циркуля.
— Между прочим! — Дедал неожиданно вскочил с места и зашагал по комнате. — Между прочим, у меня в заметках есть чертеж циркуля. Я не мог только подобрать хорошего дерева для его ножек.
— Ну и расскажи нам, — сказал Хирон, — как погиб несчастный Талое?
— Мы с ним стояли на крыше храма, — медленно произнес Дедал, словно вспоминая, как было дело, — он сделал шаг вперед… я сказал ему: «Остановись, Талое, это опасно!» Но он не услышал меня, сделал еще шаг… и упал!
— Ты больше ничего не хочешь нам сказать, Дедал? — спросил Фол.
— Хочу! — вдруг взорвался маленький изобретатель.— Да, хочу! Я хочу заявить всему миру, что Талос был грязной тварью, что он вступил в преступную связь со своей матерью Поликастой — с моей родной сестрой! Честь семьи была под угрозой! И он должен был умереть!
— О грехе Талоса было известно давно, — тихо произнес Хирон. — Да, они были любовниками… и это очень прискорбно. Но за это карают боги, а не Дедал.
— Он не думал о морали, — поддержал Хирона фол. — До тех пор пока люди вокруг не стали говорить, что Талое талантливее Дедала, что Дедал уже на закате, а Талое — это завтрашний день науки! — Никто, кроме идиотов, так не говорил! — В Элладе нашлось немало таких идиотов, — заметил Хирон.
— Даже до наших лошадиных ушей докатились эти сплетни, — сказал Фол.
Почему он терпит? — удивилась Кора. Почему великий изобретатель и могущественный, судя по всему, человек так покорно слушает обвинения двух полуконей, словно мальчик, вызванный на порку взрослыми дядями?
— На главное ваше обвинение, — сказал Дедал, остановившись посреди комнаты, — я отвечу решительно — «Нет!» Я никогда и никому не завидовал. Мои величайшие изобретения еще впереди! Вы видели мой корабль, который передвигается силой пара? — Ему уже десять лет, — усмехнулся Хирон. — Вы видели моих гребцов и воинов? Одинаковых, как горошинки в стручке!
— Твоих деревянных людей знает весь мир. Видно, плохи твои дела, наш друг, если ты ищешь оправданий в своем же вчерашнем дне.
— Справедливый суд свершился, — сказал Дедал, видно, имея в виду Талоса, потому что кентавр Фол на это ответил:
— Твоя прекрасная сестра Поликаста покончила с собой.
— Это ее воля и признание вины, — жестоко ответил Дедал. — Я теперь тоже хочу задать вам вопрос, друзья. Ведь не зря же я терпел все обвинения, которые вы мне бросали в лицо, какими бы нелепыми они ни были. Но скажите мне, к чему весь этот разговор? Разве дело только в обвинениях прошлых лет?
— Мы не обвиняем тебя. Мы не суд, иначе бы ты сюда не пришел, — сказал Хирон. — Но мы — люди, которые хотят понять смысл и связь вещей в природе и причины человеческих поступков. Мы не стали бы разговаривать об этом с ничтожным рабом или толстым чиновником. Мы хотим понять, совместимы ли гений и злодейство…
Странно, я где-то уже слышала эту фразу, подумала Кора. Я ее даже отлично знаю. Я знаю ответ: «Гений и злодейство несовместимы!» Кто же сказал это? Гегель? Дарвин? Эйнштейн?
— Он сам упал с крыши храма, — сказал Дедал, как бы подводя итог дискуссии.
— Можно ли поговорить с тобой, — спросил тогда Фол, — о другой женщине? — О ком? — О Пасифае?
— Нет! — отрезал Дедал. — Нет, нет и еще раз нет! Я покидаю ваш дом. — Неужели ты так испугался? — Срок давности миновал! — У нас другие сроки, Дедал. — Передо мной была поставлена инженерная задача, — сказал Дедал. — Мне был брошен вызов. И я принял его.
— Так это был инженерный вызов? — Да! Именно так.
— А Лабиринт? Тоже инженерное задание? — Сделав первый шаг, я был принужден ко второму. — То есть, по-твоему, эти твои конструкции сопоставимы?! — спросил Хирон. — Да! — Дедал поднял сжатый кулачок. Тут кентавры начали хохотать и ржать, как жеребцы, так что сбежались домочадцы Фола и пришлось гнать их, потому что объяснить причину смеха кентавры не могли ни женщинам, ни детям. И лишь Коре удалось уговорить Хирона рассказать, над чем они смеялись, и тот, несколько смущаясь, поведал ей о критском подвиге Дедала, причем последний вовсе не был смущен, а даже подавал реплики и был собой доволен, ибо: «Для гения нет задач мелких и неблагодарных. Для него любая задача — одинаковый вызов!»
— На острове Крит был белый бык, — сказал кентавр, — говорят, с точки зрения бычьей красоты, он был совершенен. Фол фыркнул.
— Ну как, например, можно считать Фола образцом конской красоты? — заметил Хирон, и его друг густо покраснел. Неловко, когда тебя сравнивают с конем в присутствии красивой дамы. — Это был бык Посейдона — я уж, честно говоря, не помню, почему он там оказался… — Оба его друга кинулись было объяснять происхождение белого быка, но Хирон поднял руку, останавливая их. — Важно лишь то, — продолжал он, — что супруга царя Миноса, которую зовут Пасифаей, женщина невероятной прелести, и притом любвеобильна так, что… — Пока Хирон искал сравнение, сам Дедал докончил его мысль: — Что готова переспать с пнем! — Ну вот как грубо! — сказал Хирон, но в принципе он был согласен с Дедалом. — Дама она уже солидная, в летах…
— Чепуха! — закричал Дедал. — Это было десять лет назад! Какие могут быть лета?
— Ну, дама она все равно солидная, с пышными формами, родившая Андрогея, из-за которого Крит поссорился с Афинами, а также девочек — Ариадну и Федру. И вот эта мать семейства воспылала страстью к белому быку! — Хирон замолчал, как бы подыскивая наиболее приличные слова для последующего рассказа, а Дедал вмешался в паузу, заявив:
— Да ты говори как есть, не стесняйся. Наша подруга знает, какая птица приносит детей.
Дедал Коре совсем не нравился. Она привыкла к тому, что в учебниках, книгах и фильмах все великие ученые, изобретатели и поэты — обязательно милейшие, мудрейшие и бескорыстные люди. И если поэт Пушкин влюбляется в какую-нибудь Керн или Воронцову, то делает это только для того, чтобы подарить ей букет цветов, воспылать вдохновением и заодно порадовать мужа своей музы… Конечно, это он придумал! Конечно, он: «Гений и злодейство несовместимы!» Правда, имел он в виду не Дедала, а Моцарта.
— Хорошо, — согласился кентавр. — Я буду придерживаться безжалостных фактов.
— Почему безжалостных? — удивился Дедал. — Любовь зла — полюбишь и кентавра! Разве вы не слышали такой поговорки?
— Полюбишь и козла, — поправила Дедала Кора. Все засмеялись. И она сама засмеялась, поняв, что ее поправка была неуместной.
— Пасифая начала выходить в поле, — продолжал Хирон, — когда там пасся белый бык, и ласкала его, гладила, приносила ему всевозможные вкусные вещи и всеми знаками, принятыми у людей, показывала, что хотела бы добиться с ним близости. Бык был обыкновенным — бык как бык. Он не возражал против близости, но не с Пасифаей, так как у быков нет рук, чтобы прижимать крошек к груди. Когда кентавры отсмеялись, заговорил Дедал: — Давай я сам доскажу. Вызывает меня Пасифая, а я тогда только-только на Крите укоренился, мне нужны были покровители, да и сама женщина мне нравилась…
— Неужели и ты тоже воспользовался ее ласками? — спросил Фол.
— А чем я хуже белого быка? — удивился Дедал. — Я мужик хоть куда! Это входило в мой гонорар. — Ты еще и деньги с нее взял? — Изобретатель живет на свои гонорары. Я не беру подачек. Но если сдаю работу, то попрошу: деньги на стол!
— И что же вы придумали? — спросила Кора, чтобы возвратить Дедала на истинный путь рассказа.
— Я посмотрел на то, как мучается несчастная женщина на лугу, стараясь соответствовать белому быку, как она, бедная, подлезает под него, да и он страдает… Я понял, что должен был решить проблему ко всеобщему удовольствию. И вот что я сделал: я изготовил деревянную корову, крепкую, гладкую, изящную с точки зрения коровьей эстетики, затем я обшил ее коровьей шкурой… Вам понятно? — Пока да.
— Внутри нее я сделал ложе, на которое могла устроиться царица Пасифая. Затем проделал в дереве дырку там, где у коровы соответствующее отверстие, и подогнал ложе Пасифаи таким образом, чтобы ее соответствующее отверстие совпало с соответствующим отверстием в деревянной корове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61