Мы знаем, что они предпочитают американские модели. Точно такие, как эта. — Эванс потянулся и включил прибор. — Анализатор работает в бесконтактном режиме. Они просто смотрят на показания прибора, когда вы говорите. Он может быть вот так же спрятан в кейсе.
— И показывать им, что я говорю неправду?
— Именно. Смотрите, сейчас я устанавливаю шкалу на нулевой уровень. Это мой нормальный голос. Когда я начну врать, аппарат среагирует на микроколебания моего голоса, возникающие самопроизвольно в связи с психологическим напряжением. Если цифры на дисплее зашкалят за отметку «пятьдесят», это будет означать, что я говорю неправду. Теперь посмотрите на экран. — И Эванс произнес своим обычным ровным голосом: — Смит, я думаю, у вас есть шансы справиться с этим заданием.
Абрамс посмотрел на индикатор, где высветилось число «106».
— Ложь, — сказал Тони.
— Совершенно верно, — спокойно подтвердил Эванс. — Теперь давайте вы. Скажите какую-нибудь нейтральную фразу, чтобы я вывел аппарат на нулевой уровень.
Абрамс отхлебнул виски.
— Ладно, шеф, сдаюсь. Как же мне обмануть эту штуковину?
Эванс крутанул атташе-кейс на столе, повернув экран в свою сторону, покрутил рукоятки приборов и сказал:
— Самый лучший способ — это побольше молчать. И то, что вы делаете сейчас, тоже не повредит.
— А что я сейчас делаю?
— Пьете виски. — Эванс опять порылся у себя в карманах и достал небольшую бутылочку. — Это микстура от кашля. Она на спиртовой основе. Кроме того, в состав входит небольшое количество анестезирующего вещества. Оно воздействует на голосовые связки и делает их менее зависимыми от команд мозга. А это — аэрозоль, якобы от бронхиальной астмы. — Он подтолкнул к Абрамсу маленький баллончик. — Только не пользуйтесь им слишком часто, а то ваш голос станет напоминать скрип несмазанных петель. Применяйте его только в том случае, если они начнут задавать вам слишком острые вопросы.
Абрамс кивнул.
Эванс откинулся на стуле, закинул ногу на ногу и сложил руки на животе.
— Итак, я русский. Я уже успел повозиться с бумагами в своем атташе-кейсе, а на самом деле я настроил аппарат на ваш нормальный голос, обсуждаю с вами погоду и ваш костюм. Теперь я собираюсь задать вам несколько важных вопросов.
— И что же мне делать?
— Приготовьтесь отвечать медленно, с расстановкой, покашливайте, глотните немного микстуры от кашля, пшикните себе в рот аэрозолью.
— Но ведь через некоторое время мои уловки могут быть раскрыты.
— Ничего, и вы к ним привыкнете, и они тоже.
— И вы думаете, они не поймут истинного предназначения всех этих лекарств?
— Поймут, если вы будете переигрывать. Но это лучше, чем если они с самого начала будут знать, когда вы говорите правду, а когда — нет. Ну, готовы?
— Да.
Эванс заговорил с русским акцентом:
— Итак, мистер Смит, вы хотели бы осмотреть здание?
Абрамс кивнул. Эванс улыбнулся.
— Не стройте из себя идиота. Отвечайте на вопрос.
— Да, хотел бы, — проговорил Тони.
Эванс посмотрел на экран прибора.
— Зашкаливает. Но это ничего. Здесь может быть двоякое толкование. Первое: вы не хотите осматривать их дурацкий дом. Второе: вы так сильно хотите пройтись по нему, что в вашем голосе появляются предательские микроколебания. В конце концов, ни одна машина не может быть абсолютно совершенной и надежной. Главное, поверьте в себя.
— Хорошо.
Эванс откашлялся:
— А что вы думаете по поводу нашего дела против ван Дорна, мистер Смит?
Тони дал пространный ответ. Эванс удовлетворенно хмыкнул:
— Хорошо. А чем вы занимались в полиции?
— Я был патрульным полицейским.
Эванс покачал головой:
— Боже, Смит, на табло выскочило трехзначное число.
— Черт вас побери вместе с вашим аппаратом!
— Ничего не поделаешь, надо научиться его обманывать. Тот же вопрос. Но теперь попытайтесь сыграть.
Эванс повторил вопрос. Тони начал отвечать, но неожиданно закашлялся, взял баллончик с аэрозолью и пустил короткую струю себе в рот, затем подышал и наконец ответил:
— Я был патрульным полицейским.
Его голос теперь звучал несколько выше. Эванс посмотрел на экран, но ничего не сказал.
— Ну как? — спросил Абрамс.
Вместо ответа Эванс задал еще один вопрос:
— Как долго вы работаете в фирме «Эдвардс и Стайлер», мистер Смит?
— Около двух с половиной часов.
Эванс рассмеялся и посмотрел на Тони поверх крышки кейса.
— Вот сейчас нормально, но правда нам не нужна.
— Так всегда.
— Согласен. Ладно, продолжим тренировку. Готовы?
Следующие полчаса они отрабатывали возможные вопросы, затем Эванс неожиданно щелкнул выключателем и захлопнул кейс.
— Урок окончен.
— И каков результат?
Эванс закурил.
— В общем, однозначного ответа на вопросы, кто вы такой на самом деле и что у вас на уме, я не получил.
— Но вы поняли, что у меня что-то на уме?
— Отчасти. Знаете, Смит, напряжение возникает в людях по разным причинам. Некоторые могут нервничать просто потому, что находятся на русской территории. Некоторые лгут из вежливости. В любом случае, если бы я был оперативником из КГБ, в результате беседы с вами вряд ли бы вытащил пистолет, чтобы застрелить вас на месте.
— Это обнадеживает.
Эванс зевнул.
— Вся эта электроника — дерьмо. Я, по-моему, уже говорил это.
— Да.
— Все эти технические новинки — дерьмо. Они лишают опасность ее прелести. Они лишают наше дело души.
— В нашем деле нет души, Эванс.
Эванс наклонился вперед, оперся руками о стол и пристально посмотрел на Абрамса.
— Когда-то я мог запросто определить, лжет мне человек или говорит правду, только по его глазам, теперь я вожусь с этой вонючей машиной.
— Ага.
— Знаете что?
— Что?
— Один ценный агент на нашей грешной земле стоит десятка всех этих спутников-шпионов и всей этой электронной дурости, которую использует АНБ.
— Не думаю.
— Может, вы и правы. — Эванс снова откинулся на стуле. — Но ведь иногда нам нужен именно человек. Для анализа. Для окончательной оценки. Для морального удовлетворения, наконец.
— Моральным удовлетворением вы меня купили.
Эванс вздохнул:
— Хорошо. Давайте продолжим беседу, чтобы вы не опоздали на свидание за железным занавесом.
— Что вы, что вы! Я туда не тороплюсь.
— А вы мне нравитесь, — улыбнулся Эванс.
В течение следующих двадцати минут Абрамс внимательно слушал Эванса. Тот, в частности, показал ему чертежи дома, сделанные в то время, когда он еще принадлежал Килленуорту, и дал несколько полезных советов. Наконец Эванс поднялся:
— Послушайте, я понимаю, что вы волнуетесь. Кто не волновался бы на вашем месте? Знаете, что помогает мне сохранять хладнокровие в те минуты, пока я нахожусь по ту сторону занавеса?
— Нет.
— Злость. Я разжигаю в себе злость против этих сукиных сынов. Я все время напоминаю себе, что русские хотят разрушить жизнь моих детей. Это самые отвратительные люди на земле.
— На кого вы работаете? — спросил Абрамс.
— Не знаю. Меня наняли через цепь подставных фигур. Раньше я работал в ЦРУ, теперь у меня частная консультационная фирма. — Эванс протянул Тони визитную карточку. — Штат укомплектован в основном отставными офицерами разведки. Большинство моих клиентов — транснациональные корпорации. Они платят мне за информацию о том, не замышляют ли аборигены очередную революцию, а если замышляют, то когда. Я должен проинформировать своих заказчиков заранее, чтобы они успели вывезти капиталы, собственность и людей.
— Но кто ваш клиент в данном случае?
— Я же сказал, не знаю. Может быть, «контора». Они не имеют права работать на территории США, а связываться с ФБР не всегда хотят. Ну а поскольку закона, запрещающего им нанимать для внутренних операций частные фирмы, нет, вот они и нанимают таких, как я.
— Я слышал о группе ветеранов, которые работают не на «контору», а на себя, — сказал Абрамс.
Эванс сразу помрачнел:
— Это невозможно, Смит. Кто станет их финансировать? И что они будут делать с результатами своей работы?
Тони пожал плечами.
— Может, я чего-то не понял.
— Скорее всего. — Эванс направился к двери.
Абрамс встал.
— Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Питер Торп?
— Почему вы спрашиваете?
— Он говорил, что у него есть для меня какая-то работа.
Эванс кивнул.
— У него все строится несколько по-другому. Есть некая аморфная группа гражданских любителей, которых он использует для «конторы». Никакой оплаты. Одни неприятности.
— Если я не найду его в ближайшее время, вы не смогли бы вывести меня на него?
— Возможно.
— А человека по имени Марк Пемброук вы знаете?
Бесстрастное лицо Эванса приняло вдруг озабоченное выражение.
— Держитесь подальше от этого дерьма!
— Почему?
Эванс несколько секунд смотрел на Тони, затем медленно произнес:
— Пемброук — профессионал. Его продукция — трупы. Я сказал вам достаточно. Пока, Смит.
Абрамс обошел стол.
— Спасибо.
— Никогда не благодарите до тех пор, пока не вернетесь обратно. Я свяжусь с вами завтра. Постарайтесь там не нервничать. Обидно будет, если они вас раскроют, а потом ваши останки забетонируют где-нибудь в подвале.
— Я постараюсь, чтобы вы мною гордились.
— Хорошо бы! Кстати, еще один момент. — Тони взглянул на Эванса и понял, что тот сейчас скажет нечто неприятное. — Вы когда-нибудь слышали о бригаде имени Авраама Линкольна?
— Да. Она состояла из американцев, которые в тридцатых годах воевали на стороне республиканской Испании.
— Правильно. Большинство из них были розовыми или красными. Так вот. Русские имеют обыкновение приглашать человек двадцать из этой бригады на борщ в честь Первого мая. Один из них, парень по имени Сэм Хаммонд, уже несколько лет работал на тех, на кого сейчас работаем мы с вами. В этом году ему было дано такое же задание, как и вам. Готовил Сэма я. — Эванс пристально посмотрел на Абрамса.
— Я надеюсь, с ним все нормально? — спросил Тони.
— В тот вечер Хаммонд вышел от русских поздно вечером и сел в поезд до Манхэттена. Но домой он не приехал. Здесь возможны два варианта: или Сэм нечаянно раскрылся сам, или его кто-то сдал. Не верится, что он влип по своей вине. Я готовил его тщательно, и сам он был очень умным парнем. Вероятно, кто-то его продал.
— Лично мне приятнее думать, что и ваша подготовка была никудышной, и сам Хаммонд был дурак, — сказал Абрамс.
— Да, так лучше для вас, — отозвался Эванс. — Доводилось ли вам во время службы в полиции попадать в ситуации, когда вы шли на опасную операцию невооруженным, без напарника, без рации и с ощущением, что вам никто не поможет и за вашу безопасность никто не отвечает?
— Нет, не доводилось.
— Ну что ж, Смит. Добро пожаловать в великий мир шпионажа! — Эванс резко повернулся и вышел из комнаты.
42
Длинный «линкольн» медленно продвигался на север по Дозорис-лейн. Уже почти стемнело, и машины включили габаритные огни. Впереди Абрамс увидел пробегающие по стволам деревьев блики от проблесковых маячков полицейских машин.
— Здесь всегда так накануне праздников? — спросил он.
Сидящий на заднем сиденье Хантингтон Стайлер ответил:
— Да. Ван Дорн пытается создать впечатление, будто для всех этих вечеринок, которые он, конечно, устраивает назло русским, всегда есть какой-то повод. Так было, например, в День закона, который совпал с Первым мая.
— Ван Дорн организовывает у себя вечеринки по каждому пустяковому поводу, не говоря уж об официальных праздниках. Он же у нас такой патриот! — добавил Майк Тэннер.
Стайлер сказал:
— Пока он соблюдает известную осторожность, у нас связаны руки.
Абрамс просмотрел папку с документами, лежавшую у него на коленях.
— Здесь написано, что седьмого ноября прошлого года, то есть когда русские отмечали очередную годовщину большевистской революции, он организовал празднование Национального дня… Что за дьявол?! Национального дня нотариуса?
Тэннер рассмеялся:
— Ага. Пригласил полсотни недоумевающих нотариусов прямо посреди недели. Из громкоговорителей грохотал духовой оркестр, потом был фейерверк… Нотариусы очень смущались, но остались довольны. — Тэннер вновь хохотнул.
Абрамс поднял взгляд от папки и посмотрел на Тэннера:
— Очевидно, самое шумное мероприятие он наметил на Четвертое июля?
Тэннер кивнул.
— Точно. Вы бы видели, что творилось в прошлом году! Он созвал человек двести гостей. Устроил салют из шести старинных пушек, приставив к ним прислугу, облаченную в старинные мундиры. Причем стреляли из пушек в направлении усадьбы русских до двух часов ночи. И конечно, ван Дорн распорядился, чтобы пушки заряжали только дымным порохом… Разумеется, через несколько дней русские начали искать адвокатов. Так они нашли нас.
Абрамс вновь проглядел документы. Хантингтон Стайлер вышел на это дело благодаря опубликованной в «Таймс» статье, осуждающей ван Дорна за его выходки. Статья, без сомнения, была заказная.
— А на предстоящее Четвертое июля ван Дорн опять планирует бурную вечеринку? — поинтересовался Тони.
Тэннер, подумав, ответил:
— В том-то и дело.
Тони взглянул на него:
— В каком смысле?
— В том смысле, — задумчиво продолжал Тэннер, — что я посоветовал их дипломату, отвечающему за юридические вопросы, — его фамилия Калин, вы его обязательно увидите, — чтобы весь персонал русской миссии, их жены и дети, не приезжали бы в Глен-Коув на выходные четвертого июля…
— Демонстрируя таким образом, — перебил Тэннера Тони, — что им надоели безобразия ван Дорна.
— Да. Если больше ста человек будут вынуждены остаться в Манхэттене из-за ван Дорна, то наши позиции в тяжбе с ним значительно усилятся.
— Понятно. Так что же сказал на это Калин?
Вдали показались ворота русской дачи.
— Калин попросил дать ему время подумать. Через день он позвонил и сказал, что руководство миссии решило последовать нашему совету.
— Так в чем же тогда дело?
Тэннер не ответил, а посмотрел в зеркало заднего вида на Стайлера.
— Дело в том, — объяснил тот, — что у нас появились некоторые сведения, будто бы, несмотря на свои обещания, русские все-таки соберутся здесь на уик-энд четвертого июля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70