Пригнувшись, чтобы не задеть головой люстру, Макс неуверенно остановился посреди комнаты. Он взглянул на кресло, потом на меня:— Решил заняться перестановкой мебели?— Угу, — ответил я и упал в кресло.— Я слышал, у тебя неприятности, — сказал Макс.— Это старая новость.— Но еще актуальная? Судя по пистолету у тебя в руке.— Разве? — Я посмотрел на «люгер», как будто видел его впервые в жизни.— Может, я смогу чем-то помочь? — спросил Макс.Я засмеялся. Макс озабоченно покачал головой, выражая беспокойство по поводу моего состояния.— Что здесь смешного? — несколько обиженно поинтересовался он. — Что ты ржешь?— Макс, мы с тобой разбежались по одной лишь причине — тебе очень хотелось нормальной жизни. Тебе хотелось порядка, размеренности, аккуратного прибыльного бизнеса. Ты хотел каждый день в шесть часов вечера возвращаться домой. Разве не так?— А что в этом плохого? — Макс нахмурился, и на переносице образовалась вертикальная складка. Он очень забавно выглядел в эту минуту. Он не понимал, что смешного можно найти в его словах.— В этом нет ничего плохого, Макс, — ответил я. — Просто в твою систему нового быта я никак не вписываюсь... Я источник неприятностей. Я ходячая проблема. Это все твои слова. Или аккуратный бизнес, или я. Ты же сделал свой выбор, разве не помнишь? Я больше не работаю в твоей конторе. И я нормально это воспринял. Ты хочешь спокойной жизни — ты имеешь на нее право. Я не хочу тебе портить жизнь. Я ушел. А теперь ты приходишь и говоришь: «Может, тебе помочь?» Нет, Макс, мы уже проехали эту остановку... Все в прошлом. Да ведь и ты сам не хочешь, чтобы я попросил тебя о помощи. Так?— Ты хочешь сказать, что я — последняя сволочь? — Макс был мрачен как грозовая туча. Я не хотел его обижать.— Вовсе нет, Макс. Просто ты один раз уже решил, что тебе нужно. Я в курсе. Я тебя понял. Ты мне ничего не должен. Я уж как-нибудь сам по себе...— Просто мы тогда... — буркнул Макс. — Не очень хорошо тогда получилось. Я хотел тебе все подробно объяснить, чтобы не было обид...— У меня нет на тебя обид, Макс, — заверил я.— Вот, собственно, за этим я и зашел, — пояснил Макс. Складка на его лбу разгладилась. Я только сейчас сообразил, что Макс сидит на корточках перед моим креслом. Просто какое-то «Возвращение блудного сына». Только на самом деле блудным сыном был я, и я никуда не собирался возвращаться. Вот так всегда в искусстве — реальная жизнь отражается с точностью до наоборот.— Давай тяпнем, что ли, — предложил Макс и откуда-то вытащил бутылку «Столичной». — За жизнь и за все такое прочее...— Ты спятил? — Я посмотрел на часы. — Еще только половина одиннадцатого утра. Ты же еще на работу поедешь...— Плевать на работу! — решительно сказал Макс. — Можно хоть раз в жизни послать все к черту! — И он стал откручивать пробку.Я смотрел на него, так настойчиво пытающегося доказать, будто нас все еще связывает нечто большее, чем бутылка водки, и думал. Я думал о том, что своим сегодняшним приходом Макс успокаивает прежде всего себя. И он уйдет некоторое время спустя, довольный собой, довольный тем, что «урегулировал» испортившиеся было отношения со старым приятелем. В записной книжке в разделе «Дела на день» можно было поставить галочку.Только все это было напрасно. Сегодня мы еще способны сидеть за одним столом, пить водку и даже говорить о чем-то. Правда, уже после второй стопки паузы между репликами становятся все длиннее и длиннее...Такими медленными будут становиться паузы между нашими встречами. Мы будем все реже и реже звонить друг другу. Макс забудет о моем дне рождения. Я буду помнить, но не приду и не напомню о себе телефонным звонком. Потому что это уже не будет нужно ни ему, ни мне.Этот процесс займет годы, и однажды, встретившись на улице, мы просто обменяемся взглядами, кивнем друг другу и разойдемся. И в наших взглядах будет только пустота. И каждый из нас будет для другого человеком из прошлого.А пока Макс весело рассказывал какой-то анекдот и разливал водку по рюмкам...Я улыбался. Я умею улыбаться, даже когда мне совсем не смешно. Я давно этому научился.Радостная физиономия Макса почему-то вызывала у меня раздражение, которое я умело прятал за идиотскую улыбку. Но почему Макс так действует мне на нервы?И я понял. Потому что я ждал не его. Я ждал ее.Но ее не было. Ни в тот день, ни в следующий. А на третий день я не выдержал. Я заснул.И вот тогда она пришла. Глава 17 Если бы она хотела это сделать бесшумно, то, несомненно, сумела бы это сделать. И я бы никогда не узнал о том, что она приходила. Потому что не проснулся бы больше.Но все было по-другому. Она зажгла в прихожей свет и с шумом опустила на пол какую-то поклажу. После чего швырнула в сторону ботинки и повесила на вешалку свою кожаную куртку.Ни дать ни взять, любящая жена вернулась из командировки. Я положил правую руку поверх одеяла. А потом попросту свесил ее с кровати. На ковре лежал «люгер», и курок был взведен.Ее силуэт вырисовывался в дверном проеме идеальной мишенью, и теперь я, если бы хотел, мог бы разом покончить с напряженным ожиданием последних дней. Но я не сделал этого.Анна осмотрела рукав черного обтягивающего свитера и досадливо чертыхнулась. Потом стянула свитер и бросила его на пол, оставшись в черной майке-безрукавке.Она подошла к моей кровати и, не обращая на меня внимания, принялась раздеваться. Сначала в сторону полетела майка, потом бюстгальтер, потом она сняла джинсы и все остальное. А потом она оказалась в моей постели.Ее тело было холодным, как мраморное изваяние. Анна прижалась ко мне, положила свои руки мне на плечи и прошептала:— Так холодно...Я не ответил.— Почему ты спишь одетым? — поинтересовалась Анна. — Куда-то собираешься пойти?Я отрицательно мотнул головой.— И правильно... На улице жуткий холод. Давай-ка, расстегни вот это, — попросила Анна, уже работая своими ледяными пальцами в низу моего живота. Не думал, что она вернулась за этим.— Вот так, — вздохнула Анна. — Давай, двигайся, двигайся...Это было очень странно. Она неподвижно распростерлась на простыне и никак не реагировала на мою активность, повторяя лишь бесстрастно: «Двигайся, двигайся...» Некоторое время спустя, когда пот уже пропитал насквозь мою рубашку и струился по вискам, Анна сказала: «Хватит», — и я, обессиленный, выскользнул из нее.Если во время этого мероприятия, которое являлось сексом лишь формально, она испытала оргазм, то это был самый незаметный оргазм в мире. А я получил столько же удовольствия, сколько бывает при лобызаниях с высеченной изо льда скульптурой при тридцатиградусном морозе.А затем она произнесла фразу, которая многое мне прояснила. Многое, но не все.— Хотя бы почувствовала себя живой, — сказала Анна, глядя в потолок.— Это наша общая проблема, — отозвался я. — Последние несколько дней я только и жду, когда же почувствую себя мертвым.— Что так? — Анна подобрала с пола скомканные джинсы, нашла в кармане пачку сигарет и закурила. Такого за ней не водилось на моей памяти. — У тебя опять неприятности?— Почему «опять»? Неприятности все те же. Разве ты не продала мою голову Гиви Хромому в обмен на имя главного заказчика?— А, ты об этом... А ты не думаешь, что если бы мне нужно было купить это имя ценой твоей головы, то я просто не дала бы тебе уйти из кабинета Гиви? Еще тогда. Зачем мне оттягивать твое убийство на три дня?— Тебе виднее. Ты же специалист в этой сфере, не я. Возможно, у тебя были более спешные дела.— В какой-то степени ты прав, — согласилась Анна. — У меня были дела. Теперь они закончены.— И ты пришла закончить со мной?— Почему ты так плохо обо мне думаешь? — спросила Анна, и в этом вопросе не было возмущения или обиды. Просто любопытство. — Я на твоих глазах застрелила Боба, чтобы не отдавать тебя Гиви. Я спасла тебя.— У тебя была причина застрелить Боба, — сказал я. — Бедный Боб лишь дал тебе повод...— И какая же причина, интересно знать? Зачем мне убивать своего напарника?— Деньги, — коротко сказал я.— Деньги... — повторила Анна, без вопросительной интонации.— Премия за найденные триста двадцать тысяч долларов. Теперь ее не надо делить на двоих. Теперь это все — твое.— А это была, между прочим, твоя идея, — сказала Анна. В ее голосе было ноль целых ноль десятых эмоций.— Моя? Что ты имеешь в виду? Я предлагал тебе убить Боба?— Не напрямую. Во время нашего первого серьезного разговора, когда я объясняла тебе сущность нашей с Бобом и Марком миссии, ты помянул рассказ этого... как его?— О'Генри? — вспомнил я, еще не понимая какая связь между американским писателем, Анной и премией за возвращение денег фирме «Европа-Инвест».— Вот-вот. Я читала этот рассказ в молодости, только названия не помню. Там три бандита ограбили поезд. Потом одного из них застрелили, и доля двух остальных увеличилась на пятьдесят процентов... Понимаешь, о чем я подумала? Когда умирает один из трех, двое других получают больше. А потом Марк оказался предателем. Так совпало. Но мне это очень понравилось. А дальше в том рассказе — у другого бандита лошадь сломала ногу, и он попросил третьего подвезти его на своей лошади. Но третий был умный парень, он сообразил, что лучше все заграбастать самому. Он прикончил своего подельника и ускакал, забрав все с собой. И он стал крутым бизнесменом. И обеспечил себе достойную старость. Обо всем об этом мне напомнил ты, Костя.— Вот оно что. — Я покачал головой. — Ты просто мастерица по воплощению в жизнь литературных конфликтов... Значит, решила стать крутой бизнесменкой?— Нет, куда мне... Я о другом забочусь. Я же не могу всю жизнь заниматься этой... — Она на миг замолчала. — Этой живодерней. Мне ведь уже тридцать три, Костя... И это возраст... Когда напрягаться все труднее и труднее. Мне пора уходить, но уходить надо при деньгах. У меня же не только вставные зубы, у меня и с почками проблемы, и других болезней мешок. Надо бы уже и на пенсию выйти. Купить место в каком-нибудь швейцарском пансионе и доживать там, что осталось.— То есть ты заработала спокойную старость?— Я стараюсь ее заработать. Еще год-другой придется попахать. Вот так, Костя.— Рано ты собралась на пенсию.— Устаю очень. — Она горько усмехнулась. — Я же не чета тебе, не могу взять и уйти, как ты три дня назад. Мне нужно все доводить до конца.— И как ты довела до конца дело с Гиви?— Он отказался от всех претензий к тебе.— Не может быть, — сказал я, хотя уже ничто, сказанное этой женщиной, меня бы не удивило.— Может. Я сделала ему очень выгодное предложение. И он не смог от него отказаться. Гиви — мужик с пониманием. Он быстро понял, где есть выгода, а где ее нет.— И где же выгода?— Выгода в том, чтобы больше не конфликтовать со мной и всей нашей фирмой. Гиви это и так уже стоило десятка людей.— Так вы теперь друзья?— Не мы лично. Гиви — друг нашей фирмы. Он понял, что до этого дружил не с теми людьми. Он дружил с людьми, которые слабее нас.— И он назвал тебе имя?— Конечно. И подробно объяснил, как лучше подобраться к этому человеку.— И в той сумке, что ты швырнула в прихожей...— Это деньги. И те, что у нас украли, и еще немного сверху... То, что называется компенсацией за моральный ущерб. — Она опять усмехнулась. — Мы решаем наши проблемы не через суд, но компенсацию тоже можем потребовать... Пришлось хорошенько потрудиться, Костя. У этого типа было двое охранников. Большие накачанные болваны с плохой реакцией. Я увезла их хозяина в лесок, и он не стал долго ломаться и отнекиваться...— Он оценил тебя по достоинству.— Вот именно. Правда, чтобы заставить его отдать деньги, пришлось применить настойчивые методы увещевания. Хочешь знать, как я это сделала?— Нет, спасибо, — отказался я.— А почему? Слушай. — Она обхватила меня руками за шею и вжала свои губы мне в ухо. Я толкнул растопыренной ладонью в мягкую грудь, но хватка была мертвой. — Я стала отрезать ему пальцы, один за другим, — шептала она. — Сначала он думал, что я шучу, но потом спохватился... На третьем пальце он рассказал, где деньги. А на четвертом назвал всех остальных людей, которые противятся деятельности «Европы-Инвест» в вашем городе... Людей в мэрии, в администрации губернатора, в комиссии по приватизации. — От этих слов, произносимых горячим торопливым шепотом, у меня начала кружиться голова. Но Анна продолжала говорить, и ее слова вплывали в мое сознание как ядовитый газ, отравляя во мне все...— ...и тогда я заставила его поочередно звонить всем этим людям. И он звонил, и рассказывал, что с ним случилось, и как ему больно, и как он жалеет, что начал всю эту историю... Всю ночь мы ездили по лесу в его машине, и он звонил. А когда он всем позвонил, то хотел попрощаться с семьей, но я не разрешила, потому что сама устала к этому моменту... Я могла не выдержать, я могла его пожалеть. Черт, у меня весь свитер в его крови... Ты слушаешь? Костя, ты слушаешь?Я слушал.— Теперь ты убьешь тех остальных, с которыми был связан этот... которого ты убила?— Я проконсультируюсь с начальством в Москве, — сказала Анна. — Но вообще-то я с большим удовольствием убралась бы отсюда. Я уже говорила тебе, что стала быстро уставать. Это возрастное.— А раньше ты могла резать пальцы сутки напролет?Ей не понравился мой тон. Она легла на бок, лицом ко мне, и с интересом посмотрела в мои глаза.— Знаешь что, Костя... Ты должен быть мне благодарен. Я ведь могла тебя убить.— Потому что была со мной слишком искренней?— И поэтому тоже.— Спасибо, что не сделала этого. И спасибо, что была иногда искренней.— Молодец, что оценил... Но не думай, что я спала с тобой только ради бизнеса. Мне было приятно.— И тебе спасибо, что оценила мои усилия. — Я поднял с ковра «люгер». — Но хорошего должно быть немного. Мне кажется, что самое время прервать наше знакомство. Иначе у одного из нас появится непреодолимое желание убить другого.— Пожалуй, ты прав. — Анна как будто и не замечала пистолетного ствола, направленного ей в грудь. — Я получила все, что хотела. Ты тоже получил все, что я могла для тебя сделать. Пора сказать друг другу «пока».— Пока, — немедленно сказал я.Она вылезла из постели и стала неторопливо одеваться. Возможно, в нарочито замедленном обряде облачения, напоминавшем стриптиз, прокрученный в обратную сторону, был скрытый смысл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32