Ребята, тяжёлые на руку, но и на подъем нескорые. Только уж большие они слишком, зажали Алексея так, что не продохнёшь, не протиснешься. Алексей дождался очередного смачного входа кулака в свой корпус и стал медленно падать, трагически сползая по стене. Его попытались придержать, но он всё равно падал, теперь уже в сторону своих мучителей.И он даже почти упал, только в последний момент вдруг чуть приподнял голову и въехал этой — может быть, не слишком сообразительной, но зато вполне твёрдой частью тела в пах одному из охранников.Второму охраннику даже показалось на миг, что его напарник слегка подлетел вверх, беззвучно оторвавшись от земли и приземлившись секунду спустя уже с оглушительным матерным воплем. Инстинктивно зажав промежность пятернёй, охранник причитал с интонациями, совершенно не подходящими его могучей фигуре.Его напарник яростно заревел, словно разогретый двигатель гоночного болида, и рванулся вслед за Алексеем.Пару секунд спустя к погоне присоединился — не отнимая пятерни от повреждённой части тела — и первый охранник. На бегу он всё ещё постанывал и матерился.Алексей бежал молча. 2 Что касается бега, то Алексей сообразил лишь одно — нельзя бежать в ту сторону, где сидит Миша. Оставалось только сориентироваться и определить это самое запретное направление. Вот с этим возникли проблемы. Сзади тем временем уверенно топали охранники казино, и Алексей свернул наугад в какой-то переулок, надеясь, что если Миша там и был, то вовремя принял верное решение и слинял.И вообще — не подходящее это было время для беготни. Долгожданный водитель валялся на асфальте в виде, готовом к употреблению. И его нужно было употребить по назначению, оправдав несколько часов тягостного ожидания. Надеяться на то, что Миша вдруг проявит необходимую смекалку и прыть, было довольно наивно, так что пришло самое время прекратить этот бестолковый забег по переулкам и вернуться к водителю и охраняемым им деньгам.Алексей на бегу обернулся и убедился, что между двумя его преследователями есть некоторое — метров пять-шесть — расстояние. Убедившись, он тут же резко сбросил скорость, а потом сложился вниз как падающий карточный домик, сгруппировался и влетел под ноги ближнему из охранников. Тот совершил классический переворот с не менее классическим падением башкой об землю. Алексей немедленно распрямился и прыгнул навстречу второму охраннику, занося кулак и колено для одновременного удара. И уже в воздухе он почувствовал, что прыжка не получится. Что-то тянуло его назад, как будто он был прыгуном на «тарзанке».Первый охранник оказался крепким орешком — разбив себе голову, он тем не менее ухватил Алексея рукой за щиколотку и продолжат держать мёртвой хваткой, хотя вид при этом имел весьма бледный.Алексей лишь рассёк воздух перед носом у отчаянно затормозившего преследователя, а затем, потеряв равновесие, рухнул вниз.А потом голову Алексея вбили между плеч, как будто гвоздь в доску. В зрачки вплыла густая темнота, а к горлу подступила острая и холодная тошнота.Оставшиеся секунды он действовал наугад, как слепой. Одной рукой пытался закрыть голову, другой разгибал пальцы охранника, сомкнувшиеся на ноге. И то, и другое получалось весьма хреново. По лицу текло что-то тёплое — то ли непроизвольные слезы боли, то ли кровь. А скорее всего, все вместе.Потом что-то хрустнуло, и Алексей смог высвободить ногу. Но, собственно, на этом все и закончилось.Он почувствовал, как поднимается вверх — причём не по своей воле. Почувствовал прохладную ровную поверхность за спиной — вероятно, стену. Об эту прохладную поверхность бился его затылок, а потом внутри головы включился голос — это говорил Миша, но Алексею было слишком плохо, чтобы помнить такие детали. Он просто слышал слова:— Хорошая идея. Может сработать. Хорошая идея. Может сработать. Хорошая идея…Не сработало. Что-то чертовски большое и смертельно тяжёлое ударило Алексея в каждую клетку его уставшего тела.Сопротивляться этой силе не было никакой возможности, можно было только закрыть глаза и принять удар.И после этого удара не было уже ничего — ни стены, ни голоса Миши, ни охранников казино, ни денег. И самого Алексея тоже больше не было. 3 Его не было, но остальной мир продолжал существовать. Его не было, но остальные люди продолжали жить. Пить, есть, говорить, любить, ненавидеть, играть и работать. И эти люди поступали так, как считали нужным.Оглушённый водитель пришёл в себя, огляделся и не увидел рядом своей дубинки. Держась за разбитую голову, он проковылял обратно на стоянку. По дороге он попытался нашарить в карманах ключи от машины, но их найти ему тоже не удалось. Водитель заволновался. А когда добрался до машины и увидел оставленную незахлопнутой дверцу, то понял, что для волнений имелось более чем достаточно оснований.В игровом зале казино Карина наблюдала, как её босс быстро и неотвратимо теряет облик респектабельного столичного бизнесмена, который безуспешно заливает раздражение алкоголем и в свою очередь превращается в угрюмо-агрессивного пожилого мужчину. Ему хотелось громко разговаривать, размахивать руками, вызывающе смотреть на других посетителей и посылать на три буквы персонал казино. И ему было уже наплевать на присутствие рядом делового партнёра из Азербайджана и тем более — на эффектную девушку Алису… Карина видела такое не впервые, поэтому зрелище интереса для неё не представляло. Она лишь задавалась вопросом, какое отношение к случившемуся скандалу имеет этот странный Мишин знакомый. Кажется, Лёша. Его появление в казино изумило Карину, потому что с момента знакомства с ним у Карины возникло чёткое убеждение — этот Лёша из какого-то другого мира. Карина не знала, плохо это или хорошо, но она знала о существующей между ними границе. И когда Лёша так внезапно эту границу пересёк и оказался в её, Карины, мире, то она удивилась и испугалась. Потому что когда два мира сталкиваются, то это грозит катастрофой. Он сказал ей: «Тебя не должно здесь быть». Непонятно, что Лёша имел в виду, только тогда она едва не ответила: «Это тебя не должно здесь быть! Исчезай немедленно, иначе что-то случится…» Карина не сказала этого, но. «что-то» действительно случилось. Теперь босс накачивался коньяком, постепенно темнея лицом. Карина попыталась свести концы с концами и понять — как могут быть связаны Лёша, казино, её Директор, Алиса… Возможно, она бы до чего-то и додумалась, но только не сейчас — только не в конце очень длинного дня, когда над всем доминировала мысль — скорее бы домой и спать. Босс расходился все больше и больше, а Карина улыбалась: скоро их отсюда погонят в шею. И тогда — домой.В это же время художник Миша, влетев в свою мастерскую, тщательно запер за собой дверь. Свет он включать не стал, нащупал пустую коньячную бутылку с воткнутым в горлышко огарком свечи и чиркнул спичкой. Потом отыскал на столе нож и стал работать им — поначалу осторожно и медленно, а потом, потеряв терпение, суетливо и размашисто. Замки небольшого чемоданчика всё же не выдержали. Миша отбросил нож в сторону, сглотнул слюну и приподнял крышку. Даже при тусклом свете свечи увидел он достаточно, чтобы прошептать севшим от огромного счастья голосом: «Вот… Вот оно…» Потом он резко закрыл чемодан и некоторое время сидел молча, держа руки на истерзанных замках. Миша думал.Если раздумья для Миши были довольно экзотическим времяпрепровождением, то для женщины средних лет по имени Морозова — той, что произвела столь сильное впечатление на Алексея Белова, — полуночные раздумья были делом вполне обычным. Она считала это неприятным симптомом старения, поскольку по молодости всегда предпочитала действовать, а не рефлексировать. Сегодня всё было ещё хуже, чем обычно, но Алексей Белов тут был ни при чём; брошенная им мимоходом «стерва» совершенно не расстроила Морозову, ещё чего не хватало — обижаться на слова каких-то сопляков. Просто по дороге с работы черт дёрнул Морозову заехать на почту, где когда-то давно завела она абонентский ящик для корреспонденции особого рода. Нужда в ящике давно отпала, но Морозова сохранила его — на всякий случай. И вот сегодня она ради интереса заехала на почту и обнаружила в ящике письмо, провалявшееся там, судя по штемпелю, пару недель. Письмо было от старого знакомого. Морозова прочитала его в машине, потом аккуратно порвала и развеяла по ветру. Однако порванный лист бумаги с немногочисленными словами подействовал как медленный яд — в половине третьего Морозова, в халате и тапочках, сидела на кухне и вспоминала то время, когда всё было совсем иначе. Письмо достало её именно из того времени. На экране маленького телевизора беззвучно дёргались какие-то фигурки, Морозова смотрела на них, но видела совершенно другое. И от того, что она видела, ей было и хорошо, и тоскливо одновременно. Порядком измучив себя этими картинками давно ушедших дней, она решительно выключила телевизор и взялась за успокоительное чтение — объёмную инструкцию к новой кофеварке.Харкевич, который поспешно подарил ей кофеварку и просил считать это заботой о процветании бизнеса, зависящего в том числе и от утреннего настроения Морозовой, на самом деле имел в виду не только бизнес. Он ставил своего рода эксперимент — сможет ли он раскрутить эту женщину, используя такие традиционные методы, как знаки внимания, подарки и т. д. Прочие обычные подходы уже были использованы — с нулевой результативностью. К финансовому благополучию, личному обаянию или служебному статусу Харкевича Морозова оставалась абсолютно равнодушной. Алкоголь на неё не действовал, точнее, действовал, но очень медленно, и Харкевич отрубался гораздо раньше, чем тактика спаивания начинала приносить результаты. Эта осторожная осада длилась довольно давно, и неиспользованных способов в арсенале Харкевича оставалось все меньше и меньше. Форсировать события было абсолютно невозможно, потому что Харкевич дорожил целостностью своих костей и несотрясенностью мозгов. Поэтому он продолжал действовать в неспешном стиле и — как он прекрасно понимал — без особых шансов на успех. Почему же он это делал? Сам себе Харкевич объяснял это так: не могу видеть с собой рядом красивую бабу и не трахнуть её. Однако это была ложь, тем более опасная, что лгал он самому себе.На самом деле Харкевич боялся Морозову. Он не мог видеть рядом с собой сильную, самостоятельную, умную женщину. Он знал, что не может её контролировать, и это его пугало до безумия. Объединявший их бизнес был штукой довольно опасной, хотя в той же степени и прибыльной. Харкевичу было бы куда спокойнее, понимай и контролируй он Морозову так же хорошо, как, скажем, Мамонта. Вот и вёл он эту изматывающую осаду, вот и расставлял ловушки, исходя из того основополагающего принципа, что когда женщина ложится с тобой в постель, то перестаёт быть загадкой и попадает под полный твой контроль.Между тем Мамонт, в контроле над которым Харкевич ничуть не сомневался, вошёл в ночной бар и быстро прошагал к туалету. Здесь, встав под яркой люминесцентной лампой, он снял куртку и тщательно её осмотрел. Одно пятнышко на рукаве показалось ему подозрительным, и Мамонт тщательно протёр его намоченным в горячей воде платком. Только после этого Мамонт с чувством исполненного долга пошёл пить пиво. Никакие комплексы, воспоминания и опасения не отягощали его мозг. У Мамонта всё было просто и ясно. Велели — сделал. Сделал — отчитался. Отчитался — получил бабло. Получил бабло — дрожите, бабы и бутылки.Это была ночь, и, как водится ночью, всё было слегка неясно, недоговорено и неопределённо. Глава 22Бондарев: тотальный отход 1 Бондарев хорошо запомнил этот день — яркие средиземноморские краски, колоритная местная музыка, отходящий паром, на нём — растрёпанный и все ещё не верящий до конца своему везению Селим. Рядом с ним — совершенно случайный турист в смешной панамке вертит видеокамерой направо и налево, снимая все подряд и время от времени помахивая в сторону берега незагорелой рукой. Бондарев не знал, то ли ему смеяться над нелепым облачением Директора, то ли злиться, что Директор спланировал и расписал по пунктам всю операцию, его, Бондарева, не спросив.А может быть, это был и не Директор. Может быть, всё было спланировано и расписано на самом верху, на Чердаке. А обижаться на Чердак было глупо и бессмысленно. Чердак играл по правилам, которые Бондареву были неизвестны, а стало быть, оценивать действия Чердака он не мог по определению. Бондарев никогда напрямую не общался с Чердаком и не знал, кровожадные монстры там заправляют или высоколобые интеллектуалы, ветераны Лубянки или свежие выпускники Гарварда. Одно мог сказать Бондарев по этому поводу — на его памяти Чердак ещё ни разу не сглупил, ни разу не бросил своих людей в угрожающей ситуации, ни разу не вытер об него, Бондарева, ноги. Этого было достаточно. Для чего достаточно? Чёрт его знает. Бондареву было слишком много лет для пафосных клятв насчёт «отдать жизнь ради дела», пожертвовать здоровьем и чем там ещё можно пожертвовать. Он не собирался погибать или становиться калекой, но… Но если бы что-то такое случилось, то Бондарев не стал бы об этом сожалеть. Он знал, что делает правильное дело, и он знал, что за ним стоят правильные люди. Этим его жизненная философия начиналась и заканчивалась. Нельзя сказать, что данная философия отличалась глубиной, но Бондареву приходилось встречать сотни людей, у которых под ногами не было даже и такой основы.Он в последний раз посмотрел на паром и медленно пошёл к центру города, пренебрегая такси, — Бондарев знал, что все лучшие мысли приходят к нему во время пеших прогулок. Директор не спешил раскрывать Бондареву все карты, а может, и не мог их раскрыть, потому что сам был не до конца посвящён — значит, придётся самому напрячь мозги и что-нибудь придумать. Какого-то точного направления мыслей у Бондарева не было, и он поначалу просто перечислил в уме все узлы, из которых состояла нынешняя ситуация.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54