– Правда твоя, – услышал Ганнибал.
– Значит, и в этом отношении у нас с вами полное единодушие. В таком случае я задаю вопрос и жду на него ответа: что же делать?
Он громко хлопнул ладонями, будто назойливую муху прикончил.
Военачальники молча попивали вино небольшими глотками. Каждый из них знал наперед, что Ганнибал явился в этот зал не с пустыми руками. Он знает, что сказать, и ему наверняка есть что сказать. И все-таки его вопрос не риторический: он любил выслушивать и прислушиваться. Другое дело, что решал он впоследствии…
Ганнибал ожидал ответа на свой вопрос. В самом деле: если не сидеть сложа руки, то что делать? Ответить на это не просто.
Нумидиец Наравас отставил в сторону кубок, заговорил, как бы размышляя вслух:
– Значит, так: лежит без дела железный меч. Что с ним происходит? Он ржавеет. Это ясно каждому. Если молоко перестоит – оно прокисает. Это знает даже глупая женщина в пустыне. Если человек сидит сиднем, что с ним делается? Его члены немеют, мускулы становятся мягкими, как шерсть. Это усваивают даже малые дети. Вот так, значит. – Наравас отпил вина, кулаком вытер губы, сверкнул очами вправо и влево. – Сто тысяч мужчин в расцвете сил месяцами занимаются пустым делом: борются между собой, как юноши в афинской гимнасии, развивают мускулы. А для чего? И сколько времени прикажете тренировать мускулы? Всю жизнь? Стало быть… – Наравас посмотрел в глаза Ганнибалу, – стало быть, надо действовать… – И умолк.
Ганнибал ждал еще чего-то… Не дождавшись, сказал:
– Наравас, говорил ты хорошо. Хорошо до того самого места, где ты сказал, что надо действовать…
– Верно, сказал.
– Действовать – в каком направлении! Ведь эта самая греческая черепаха, которую якобы никогда не обгонит Ахиллес, тоже действует, но по-своему – она ползет.
Наравас не очень-то представлял себе, при чем тут черепаха, но понимал, что речь идет о каком-то действии войска. А вот о каком?
Обращаясь ко всем, Наравас воскликнул:
– На этот вопрос должен ответить сам Ганнибал!
Магон сказал брату:
– Не томи нас, скажи, о чем думаешь.
– Хорошо! – Ганнибал откусил изрядный кусок хлеба, запил водой. Тем временем военачальники осушили свои кубки, а воины разнесли им по новому. – Далее сидеть нам здесь нельзя… Рим полностью хозяйничает на море. Наши отцы в Совете не представляют себе, какой меч занесен над Карфагеном. Мы прежде воевали в Сицилии, высаживались на разных островах и островках, наносили Риму булавочные уколы. А надо вот так. – Ганнибал обхватил свою шею ручищами и высунул язык, представляя удавленного. – Вот так! А другой речи Рим не понимает. Только сила может умерить римские аппетиты. А эти аппетиты нам известны: полное господство над миром! Пол-но-е!
Зал застыл. Военачальники думали-гадали, что же предложит молодой полководец. Пока что он пожинает плоды побед покойного отца и покойного Гасдрубала. Ведь замирение Иберии по существу завершено. Один Сагунт кочевряжится, надеясь на своего римского дядю. Но ведь Рим далеко, а Ганнибал – рядом… Все-таки – что же дальше?
Этот вопрос живо прочитал Ганнибал на лицах своих военачальников. Да, он скажет свое слово, и тогда посмотрим, что же напишется на их лицах…
Ганнибал сказал:
– Где воевать с Римом? Я не спрашиваю, воевать ли. Этот вопрос праздный, никчемный. Ибо война неизбежна. И тогда остается одно: где! Где воевать? На море? Рим сильнее нас на море. Могут заблуждаться в Карфагене, а мы не можем! Не имеем права! Спрос будет с нас, а не с них. – Ганнибал вытянул руку и очертил в воздухе короткую дугу. Он сделал долгую паузу, прежде чем продолжить. Потом сказал: – К победе ведет один путь, одна-единственная битва. Это – битва под стенами Рима.
– Где? Где? – недоумевал Наравас.
– Ты сказал – Рима? – спросил Магон.
Ганнибал повторил внятно, разделяя слова:
– Это – битва под стенами Рима. Разве что-нибудь неясно?
– Да, – сказал Бомилькар, начальник легковооруженных полков карфагенян. Он встал с места. – Чтобы дойти до Рима, насколько я понимаю, надо пройти через Сагунт, пересечь реку Ибер, прошагать по земле илергетов, аквитанов, выйти к реке Родан, к реке Друенция… А дальше? Что же дальше? Идти в Цизальпинскую Галлию, к венетам, к эсубиям, редонам, этрускам? И к кому еще? Кто их всех разберет? А где Рим? Где-то за землями, куда не ступала еще наша нога?
Бомилькар размахивал руками, его длинный нос был направлен то в одну, то в другую сторону. Постепенно он совершил полный поворот вокруг себя, чтобы увидеть лица всех военачальников, которые были перед ним, слева, справа от него и позади. Потом он грохнулся на скамью всем своим грузным телом и схватился за голову, будто она трещала от боли…
Ганнибал сделал вид, что ничего особенного не произошло, – не такое бывало, он это знает еще со времен отца и Гасдрубала.
– Слушаю, слушаю…
Кто-то из галлов подал голос:
– А ведь верно, идти придется по очень и очень длинной дороге.
– Мимо Массалии, где стоит римский флот, – послышалось из дальнего угла.
– Сагунт – крепкий орешек…
Ганнибал поднял глаза:
– Кто это сказал?
– Я, – ответил начальник галльской конницы.
И снова наступило молчание.
Время шло, а зал тягостно молчал.
Вдруг Ганнибал захохотал. Так сладко, так искренне! Глядя на него, засмеялись многие военачальники.
– Что ж, – сказал Ганнибал, разом обрывая смех, – мои военачальники – люди осторожные. Я только хочу сказать: я осторожней их вдвое. Да! Более того: я труслив и оттого осторожен. Я – словно зверь в лесу: берегу себя изо всех сил, отпущенных мне природой. Клянусь нашими богами! Я трушу ради войска несметного, которое под моим началом. Его надо беречь, если хочешь выиграть войну.
– Ты больше ничего не хочешь сказать? – обратился Магон к брату.
– Я еще ничего не сказал, Магон. Слушайте же внимательно… Олкады давно надоедают нам…
«Они же просто трясутся от страха у нас под боком», – подумал Магон.
– Их следует наказать… Тогда возопит Сагунт. Что ж, пойдем и на Сагунт.
– А Рим?
– Это его забота. Наше дело наказать любого, кто заступится за олкадов.
– А потом? – не унимался Магон.
– Потом? Потом мы накажем того, кто станет грозить нам.
– Это будет Рим, – сказал Наравас.
– Пусть хоть сам Юпитер!
– А Ибер?
– Что – Ибер?
– Наше обязательство не переходить Ибер?
– Это предоставьте мне. Мы пойдем вперед, и никто нас не остановит… А теперь я открою тайну, о которой не должен знать никто. Я не требую от вас клятвы – мы все участники одного дела… Мы не пойдем через Массалию. Мы не потратим сил в Нарбонской Галлии. Мы пойдем вверх по Родану, мы дойдем до Альп и через них нанесем удар по римлянам. И нас никто не остановит…
– В Альпах?
– Нет, в Цизальпинской Галлии, по ту сторону Альп. Что скажете?
Вот тут военачальники крепко призадумались. Многое приходилось им слышать, знали почти все о походах Македонца, но – такое, но Альпы?
– Альпы, говоришь? – хрипло спросил Наравас. И сказал про себя: «Молод еще, горяч, надо отговорить от безрассудства…» И он толкнул в бок Магона. Тот промычал что-то невнятное.
– Альпы – это горы, – говорил Ганнибал, словно ученикам в школе, – высокие горы, снежные. Но не думайте, что они упираются в небеса. Отнюдь! Люди живут на их склонах, люди переходят через них. Мне известно несколько перевалов. Галлы их называют по-разному. Каждое племя по-своему. Римляне ждут нас с запада? А мы предстанем перед ними с севера. Ну как?
– Тропы там, говорят, узкие, – сказал ливиец Матос.
Бодаштарт, начальник пращников, подтвердил:
– Очень узкие, говорят.
– Говорят, говорят, – проворчал Ганнибал, – я знаю доподлинно, что там. Верно, тропы узкие. Что же из этого следует? А вот что: надо делать дорогу во льдах и идти. Ведь мы же солдаты! Или, может, не так?
– Нет, истинно так!
– Мои лазутчики все вынюхали, обо всем важном донесли. Вброд я просто так не сунусь. Я не из тех… Я семь раз отмерю. В этом доверьтесь мне.
– Доверяем! – крикнули из дальнего угла.
Ганнибал туго сплел пальцы:
– Я много думал, я все взвесил. Дорога у нас прямая. – Он начертил ее в воздухе перед собою – словно мечом рубанул. – Мы должны, мы обязаны победить римлян. Не где-нибудь, не когда-нибудь, а в самом Риме и в самое ближайшее время. И тогда, – Ганнибал прикрыл глаза, – тогда все богатства будут наши, каждый воин возьмет столько, сколько сможет, каждый военачальник разбогатеет на всю жизнь и передаст свое богатство детям и внукам. И пра-вну-кам – столько будет богатства! И Карфагену перепадет столько, сколько ему никогда и не снилось.
Впечатление было такое, словно гром грянул над головами бывалых военачальников. Требовалось время, чтобы осмыслить услышанное. Однако Ганнибал не собирался отдавать им ни одного дня, ни одного часа. Он сказал уже тоном приказа:
– Завтра я выступлю перед воинами. Кому будет не по душе мой замысел – я отпущу на все четыре стороны. Кто бы это ни был. И мы пойдем на Рим. Это мое решение. Продуманное, бесповоротное… Еще в детстве я поклялся в этом. Перед отцом.
Когда засверкали звезды…
Ганнибал вышел в сад. Духота предвещала непогоду. Однако звезды на небе сверкали ярко, негасимо. Он любил эту пору, когда все живое засыпало, когда спали даже деревья, а он – бодрствовал.
Телохранители стояли поодаль. Полководец был уверен, что ни один из его воинов не поднимет на него руку, как это случилось с Гасдрубалом – зятем Гамилькара, но, тем не менее, с ними, телохранителями, было спокойнее.
– Разбуди меня через час, – приказал Ганнибал одному из них. – Внимательно следи за клепсидрой. Понял?
Нумидиец вытянулся в струнку.
– Понял! – гаркнул он.
– Ко мне явится Миркан Белый. Наверно, скоро. Но ты разбуди меня не ранее чем через час.
Нумидиец кивнул, подбежал и подал плащ. Ганнибал завернулся в плащ и опустился наземь. Под голову подложил руки и тут же уснул. По-солдатски. Как в походе.
Нумидиец отошел к тяжелым колоннам, поближе к часам. Он отметил уровень воды в клепсидре, когда следовало разбудить Ганнибала. Часы были удобные, особенно в походах, их сработали лучшие афинские мастера. На всякий случай нумидиец поставил рядом с клепсидрой песочные часы, доставленные из Финикии, – по ним проще было наблюдать время.
– Уснул? – спросил нумидийца карфагенский лучник.
– Как убитый…
– Так быстро?
– Он всегда засыпает и просыпается как по заказу. Он и без моей помощи проснется через час. Мы с ним ходили на Север, на васконов. Бывало, прикажет остановиться и всем напиться воды или перекусить. А сам ляжет прямо на землю, как сейчас, и засыпает. Проспит полчаса и – снова на ногах. Свеженький. Точно ночь проспал.
Карфагенянин покачал головой.
– Я много слышал об этом, – сказал он, – но думал, враки все. А тут, брат, такое… – Он посмотрел на спящего Ганнибала. – А почему бы ему не завалиться на свою постель? Что, пуха недостает? Или шерсти?
Нумидиец пожал плечами.
– Он всегда как в походе, – пояснил он.
– А я этого не понимаю.
– Не только ты, – проговорил нумидиец.
Возле дальней колонны мелькнула чья-то тень. Она приближалась. Очень уверенно.
– Это он, – сказал нумидиец. – Миркан Белый.
– Почему – Белый?
– Потому что есть еще и Темный. Начальник всадников, сопровождающих командующего.
Миркан Белый – пожилой, бледный мужчина – сошел с широких каменных ступенек.
– Это он? – справился Миркан, кивая на лежащего.
– Спит, – ответил нумидиец. – Велел разбудить через час.
Миркан Белый взглянул на небо, внимательно пригляделся к звездам.
– Я пришел раньше положенного часа, – сказал он. – Посижу на той скамье.
Нумидиец указал на часы:
– Когда вода опустится до этой черты – я разбужу его.
Миркан Белый подошел к часам.
– Дружище, – сказал он нумидийцу улыбаясь, – у нашего Ганнибала вот здесь… – Миркан Белый приставил указательный палец к своему виску, – вот здесь своя клепсидра. Он проснется в то самое мгновение, когда твоя вода опустится вот сюда, а песок в тех часах иссякнет в верхнем сосудике.
– Как? – удивился карфагенский лучник. – Ты хочешь сказать, что мы даром следим за часами?
– Нет, я просто хочу сказать, что Ганнибал все знает сам. Даже когда спит. Это мы можем проверить, благо времени не так уж много осталось.
Нумидиец сказал лучнику:
– Что я говорил?
– Удивительно, – пробормотал лучник, – тебе, наверное, лучше знать…
Миркан Белый запрокинул голову: небо было как сажа, а звезды как золотые гвозди, вбитые в черный-пречерный потолок.
– Скоро заступит вторая стража, – сказал он. Отошел к колоннам и уселся на прохладную ступень.
– Кто это? – спросил лучник.
– Я же сказал, Миркан Белый.
– Из всадников? Или лучников? По-моему, он стар для ратного дела.
Нумидиец поманил к себе лучника и прошептал почти в самое ухо:
– Он звездочет. Ты обратил внимание, как смотрел он на небо?
– Все так смотрят.
– Может быть, все, но не все понимают их сокровенный смысл. – И нумидиец поднял палец кверху.
– Да, брат, там уйма непонятного.
– А ему все понятно. Римляне много дали бы за него.
– Удивительно! – Карфагенянин почесал за ухом, думая о чем-то своем. А потом, после недолгого молчания, сказал со вздохом: – А у нас в Карфагене все же лучше.
– Чем лучше?
– Там родня. Там девушки. Там друзья.
Нумидиец строго взглянул на лучника:
– А здесь – что?
– Удивительные вещи.
– Так зачем сдался тебе Карфаген?
– Там меньше смерти. А здесь сплошная смерть. Я это предвижу.
– Загнул же ты, брат, – возразил нумидиец. – Здесь есть где разгуляться молодости, а там – один день похож на другой, там сплошная бедность и чванство богатых купцов.
– Я об этом не подумал, – признался лучник. – Когда смотришь на родину издали – она кажется лучше, чем есть. И все-таки я бы сбежал отсюда.
Нумидиец – истый вояка – поразился чудачеству этого карфагенянина: ведь весь сыр-бор заварили именно они, карфагеняне, а теперь что же это получается? Нумидиец воюй, а я, сын Карфагена, убегу под юбки своих женщин? Он хотел было обратиться к Миркану Белому, чтобы рассудил по справедливости, но тот сидел неподвижно на каменной ступени и взирал на небо, обильно усеянное звездами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23