Можно подумать, что мне это угрожает. — Он ткнул пальцем в эмиссару каганата Татагуш. — Эй, Гавтруз, мясная бочка, ты еще не напился?
— Нет еще, — ответил Гавтруз, который был похож на бородатый валун. — Но пьян я буду, можешь не сомневаться.
— Экая свинья, — сказал Тасо. — Но приятная свинья и хороший товарищ. Он может говорить на чистейшем видессианском, если захочет, но это случается не так часто.
Слегка растерявшийся от болтовни катриша Марк обрадовался, когда внесли подносы с едой. Чаще других подавали блюда из рыбы, что не удивило его: море было у самого города и в изобилии снабжало горожан своими дарами. Марк увидел знакомого с детства жареного тунца, акульи плавники, омаров под лимонным соусом, а также большое блюдо с крабами, креветками и раками. И, конечно же, устрицы.
Виридовкис, сидящий недалеко от Марка, взял одну из устриц с блюда с колотым льдом и, подозрительно взглянув на нее, проглотил. Похоже, результат не принес ему удовлетворения. Он покосился на девушку, сидевшую рядом с ним, и сказал Марку:
— Если уж приходится есть вот такое, то лучше употреблять это в теплом виде.
Марк поперхнулся. Он подумал, что кельт мог бы изменить своей обычной бестактности, хотя бы ради Принцессы Алипии, которая сидела напротив. Между тем она спросила:
— Что ваш друг думает об этих устрицах?
Марк вдруг понял, что Виридовикс говорил по-латыни. "Ну что, дурень, — сказал он сам себе, — а ты-то думал, что музыка — плохая тема для разговора. Как ты собираешься объяснить Принцессе это? "
Ему пришлось увильнуть от прямого ответа.
— Он сказал, что предпочитает устриц теплыми, Ваше Высочество.
— Странно. Почему такое невинное замечание так ошеломило тебя? — произнесла она и, к его облегчению, оставила трибуна в покое.
Седовласый слуга осторожно тронул Марка за плечо. Поставив перед ним небольшое фарфоровое блюдо, он прошептал:
— Сельдь в винном соусе, мой господин. От Его Высочества Севастоса. Его Высочество сказал, что это восхитительно.
Слишком хорошо помня встречу с Севастосом, Марк взглянул на Варданеса Сфранцеза. Тот поднял руку в дружеском приветствии. Трибун понял, что обязан попробовать рыбку, но он не мог забыть, как хищно оскалился министр на смотру в казарме. Римлянин вздохнул и взял кусочек. Рыбка была очень вкусной.
Алипия заметила его колебания.
— Каждый, кто наблюдал бы за вами сейчас, мог бы решить, что это ваша последняя трапеза, — проговорила она.
Черт бы побрал эту женщину! Она видит все, — подумал он покраснев. Неужели он никогда не сможет поговорить с ней, не прибегая к вранью?
— Ваше Высочество, я не мог отказаться от угощения, предложенного Сфранцезом, но боюсь, что селедка и мой желудок не слишком подходят друг другу. Поэтому я и замялся.
Вскоре трибун обнаружил, что солгал лишь наполовину. Острая рыба действительно жгла его внутренности. Между тем слова Марка так развеселили Алипию, что, не удержавшись, она прыснула, и, если бы римлянин увидел, как в этот момент взглянул на него Сфранцез, он бы снова пожалел о селедке. То, что офицеру наемников опасно смешить Принцессу, даже не приходило ему в голову.
Севастократор Туризин остался пировать, но Император и его дочь, прибывшие на банкет с опозданием, ушли рано. После их ухода все оживились. Двое кочевников из степи, оттесненные на дальний угол стола, не нашли ничего лучшего, как затеять драку. Один из них, с лисьим лицом и напомаженными усами издал громкий боевой клич и разбил свою кружку о голову противника. Соседи быстро разняли их, прежде чем они успели схватиться за ножи.
— Какое падение нравов! — сказал Тасо Ванес. — Неужели они не могли оставить свои кровавые распри дома?
По Палате Девятнадцати Диванов понеслись обрывки пьяных песен. Виридовикс протяжно затянул длинную галльскую песню, и стеклянные бокалы на столах задрожали.
— Если уж медведь наступил тебе на ухо, то старайся по крайней мере вести себя так, чтобы никто об этом не догадывался! — рявкнул Гай Филипп. Кельт сделал вид, что не слышит.
Несколько каморов пели на своем родном языке. Гавтруз из Татагуша окинул их пьяным взором и счел уместным присоединиться.
— Какое неуважение, — снова повторил Тасо, который понимал язык степняков. — На празднества нельзя приглашать каморов, потому что они не могут удержаться от пьянства и начинают призывать всяческих демонов. Между прочим, у многих из них в сердце скрывается Скотос. Служить Добру им слишком скучно.
От вина голова римлянина стала тяжелой, он уже не помнил, сколько раз наполнял свой серебряный бокал вином из кувшина. Катаколон Кекамнеос уже ушел. Марк не слишком опечалился этому. Северянин с его неподвижным вытянутым лицом мог испортить любое торжество. Виридовикс тоже куда-то исчез, но не один. Скаурус не мог припомнить, ушел ли кельт с той болтливой девушкой, что не отходила от него весь вечер, или с какой-нибудь другой. Мимолетно позавидовав ему, римлянин сделал еще один большой глоток вина. Его собственные приключения с женщинами в этот вечер были неудачны, с какой стороны ни посмотри. Он медленно поднялся, чтобы наполнить свой бокал в последний раз перед тем как вернуться в казарму. По крайней мере, ему не придется стучать зубами от холода во время десятиминутной прогулки поздней темной ночью.
Ванес тоже поднялся.
— Позволь мне проводить тебя, — сказал он. — Мне хотелось бы побольше узнать о твоем королевстве — Кизар, так?
Марк с трудом мог припомнить, о чем он говорил, но Ванес был хорошей компанией Вдвоем они добрались до конца стола. На мозаичном полу было разлито что-то жирное. Марк поскользнулся и широко раскинул руки, чтобы удержать равновесие. Он устоял на ногах, но вино из его бокала плеснуло на белую одежду посла Казда.
— Прошу прощения, мой господин — начал он и остановился в замешательства — Прошу прощения еще раз, к сожалению, я не знаю вашего имени.
— Ах, вот как? — Ярость, сдержанная и оттого еще более жуткая, заклокотала в голосе казда. Он медленно поднялся и навис над римлянином, как башня. Глаза его были прикрыты покрывалом, но Скаурус знал, что за ним наблюдает пламенный взор.
— Так ты не знаешь? Тогда ты можешь называть меня Авшахин.
Тасо Ванес нервно кашлянул.
— Мой господин Авшар шутит, называя себя именем короля. Он понимает, конечно все, что мой друг не хотел его оскорбить. Возможно, его кубок слишком часто бывал полон до краев.
Авшар перевел свой невидимый, но огненный взгляд на катриша.
— Маленький человечек, тебя это не касается. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы я… — Его голос был все еще мягким, но в нем уже появилась сталь, звенящая, как ручей под тонким льдом.
Ванес, посерев от страха, отступил и покачал головой.
— Прекрасно.
Казд нанес Марку жестокий удар в лицо, от которого римлянин упал на пол с разбитыми губами.
— Собака! Свинья! Ползучий червяк! Разве мало того, что я должен находиться в городе моих врагов? Вдобавок я должен подвергаться оскорблениям рабов Видессоса! Выбирай оружие, которым я убью тебя, шакал-наемник, эта будет твоей последней привилегией!
Все в зале внезапно замерло. Глаза всех присутствующих остановились на римлянине, который сразу понял, что именно имел в виду Авшар. Странное дело, он был благодарен Авшару за то, что тот ударил его. Этот удар и ярость, вспыхнувшая вслед за тем, уничтожили весь хмель в его голове. Не без удивления он услышал свой твердый голос:
— Я запачкал твою одежду случайно, и ты прекрасно знаешь это. Но если ты настаиваешь, я и мой меч к твоим услугам.
Авшар откинул голову и холодно расхохотался:
— Пусть будет так. Ты сам назвал оружие, которое принесет тебе гибель. Мебод! — позвал он, и вечно испуганный слуга-казд появился перед ник — Принеси-ка мое оружие и доспехи из моих апартаментов. — Он насмешливо поклонился Марку. — Видессиане не придут в восторг, узнав, что их жалкого наемника убил именно я. Увы и ах, ваш любимый Император не присутствует при этом.
Тасо Ванес дергал Скауруса за руку.
— Ты что, рехнулся? Это самый опытный и безжалостный рубака из всех, кого я встречал, победитель в бесчисленных поединках и вдобавок ко всему — колдун. Проси у него сейчас же прощения, или через минуту он перережет тебе горло!
— Я дважды просил у него прощения, но сегодня у него нет настроения прощать. И кроме того, — Марк подумал о своем магическом мече, — я знаю кое-что, чего не знает он.
Гай Филипп был настолько пьян, что не мог твердо держаться на ногах, но оценить опытность противника он был в состоянии.
— Этот сын грязи размером с башню скорее всего постарается достать тебя сверху. Тебе трудно будет обороняться. Постарайся ударить его в грудь.
Марк кивнул. Он и сам подумал об этом.
— Пошли кого-нибудь за моим щитом, хорошо?
— Адиатун уже побежал за ним.
— Прекрасно.
Пока все ждали бойцов, которые надевали на себя доспехи и вооружались, с десяток высших офицеров расчищали пространство, отодвигая столы и стулья. Многие уже делали ставки. По отдельным выкрикам Марк понял, что его считают обреченным. И поэтому ему особенно приятно было слышать чистое контральто Хелвис:
— Три золотых за римлянина!
Гавтруз из Татагуша принял ее пари.
Севастократор Туризин Гаврас подозвал Варданеса Сфранцеза:
— Кто тебе нравится больше, чернильная твоя душа?
На лице Севастоса отразилась неприязнь ко всем троим: Гаврасу, Авшару и Скаурусу. Он поскреб свой тщательно выбритый подбородок.
— Хоть это и печально, но я думаю, что казд победит.
— Ты рискнешь на сто золотых? — спросил Туризин.
Сфранцез снова поколебался, потом кивнул.
— Договорились! — воскликнул Туризин.
Марку было приятно, что Севастократор поставил на него, но он понимал, что брат Императора точно так же поставил бы на Авшара, если бы Сфранцез выбрал Марка.
Когда слуга посла вернулся с доспехами и оружием своего господина, у присутствующих вырвался крик. Марк удивился, увидев, что Авшар предпочитает длинный прямой меч кривым саблям — излюбленному оружию жителей запада. Щит его был круглым, усеянным острыми железными шипами. На поле цвета засохшей крови красовался герб Казда — черная пантера в прыжке.
Через несколько минут вернулся Адиатун со скутумом трибуна.
— Заруби его, пусть сожрут его вороны, — сказал он и хлопнул Скауруса по плечу.
Римлянин уже собирался вынуть меч из ножен, когда вдруг вспомнил что-то еще. Он спросил Тасо Ванеса:
— Разве Авшар хочет, чтобы я запачкал свою кирасу?
Ванес отрицательно потряс головой.
— Все знают, что он носит под одеждой кольчугу. Ты же слышал, что он — вражеский посол.
В последнюю секунду перед началом боя Марк думал только об одном: любопытно, много ли выпил Авшар. А потом не осталось времени и для этих мыслей. Было только кольцо внимательных глаз и в середине этого круга — он с каздом. Когда Авшар бросился вперед, трибун забыл и о зрителях.
Для человека столь высокого роста посол был дьявольски быстр и ловок. Марк отразил его первый удар щитом и чуть не поскользнулся, так силен был удар. Молясь только о том, чтобы не сломать руку, державшую щит, он ответил ударом прямо в невидимое лицо Авшара. Казд отскочил назад и затем снова напал, ударив сбоку. Казалось, у Авшара было столько же рук, сколько у паука, и каждая держала по мечу. В течение нескольких секунд Марк получил две царапины (одну на правой руке, другую, к счастью, неглубокую, на груди). Щит его был измят и начал ломаться. Авшар наносил тяжелые удары с методичностью кузнеца, стучащего по наковальне. Подавив отчаяние, Марк перешел в атаку. Авшар принял удар на щит. Щит не треснул, как надеялся римлянин, но от неожиданности Авшар отступил на два шага. Он одобрительно махнул мечом.
— У тебя неплохое оружие, мошенник, но найдутся защитные чары и от такого меча.
И все же теперь он дрался более осторожно. Как только тяжелая битва выветрила остатки хмеля из головы Скауруса, римлянин стал чувствовать себя уверенней. Он бросился в атаку, его клинок сверкал то высоко, то низко, а Авшар медленно и неохотно, но отступал. И вдруг молчавший до той поры казд стал тихо, нараспев произносить странные слова. Он напевал на непонятном языке, резком, суровом, ледяном, и это было хуже, чем его мертвенный смех. Огонь факелов стал тускнеть и почти померк в паутине темноты, которая разливалась перед глазами Марка. Но по всей длине меча римлянина на символах друидов появились горящие огоньки, и их золотое сияние разбило чары. Скаурус едва успел отразить удар, направленный в лицо. Все это заняло не больше нескольких секунд. Он услышал женский голос и решил, что кричит Хелвис:
— Без чародейства!
— Вот еще! Для такого червя этого и не нужно! — зарычал Авшар, но бормотать заклинания перестал.
Теперь пришел черед трибуна. Один из его ударов раскрошил щит Авшара. Одежда посла Казда покрылась красными пятнами, на этот раз не от вина. Взвыв от дикой ярости, Авшар снова атаковал, желая подавить противника своей силой. Выстоять против него было равноценно тому, что выдержать ураган бешеной стали, но в своем гневе Авшар стал неосторожен, и Марк тут же воспользовался этим. Он сделал ложный выпад в лицо Авшара, а затем так же быстро направил удар в живот врага. Казд поспешно опустил меч, чтобы отбить этот удар, не догадавшись, что и он, в свою очередь, был отвлекающим маневром. Меч римлянина, как молния, скользнул к виску врага. Хотя слабый отражающий выпад не остановил меча Марка, Скаурус слегка повернул кисть руки. Поэтому его клинок, вместо того чтобы ударить Авшара острием, попал ему по виску плашмя. Казд покачнулся, как подрубленное дерево, затем упал на спину и выронил меч. Скаурус шагнул было к поврежденному врагу, но передумал и покачал головой.
— Убивать побежденного противника — работа для мясника, — сказал он. — Это он поссорился со мной, а не я с ним.
Марк медленно вложил меч в ножны. Он почти не слышал тех возбужденных поздравлений, что сыпались на него со всех сторон. Гай Филипп, как всегда, был верен своей практичности.
— Этот негодяй — последний подонок, — сказал он об Авшаре, который стоял у стены, опираясь на плечо своего слуги, — ты должен был прикончить его, когда у тебя была такая возможность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50