— Оно самое. — Абивард кивнул. — Матери, насколько я знаю, просто тают, узнав, что скоро станут бабушками. — Он задумался. — Конечно, мы странствовали долго, и Фрада мог уже сделать ее бабушкой. Он падок на хорошенькие личики и за это время вполне мог произвести на свет парочку байстрюков. Но это не совсем то же самое, что быть отцом — или матерью — наследника надела… если, конечно, родится мальчик.
— Если родится мальчик, — повторила Рошнани. — Мне до сих пор не приходило в голову, насколько это важно. — Она с тревогой посмотрела на Абиварда:
— Ты очень рассердишься на меня, если это будет девочка?
— Я? Разумеется, нет. Я просто захочу сделать вторую попытку, как только будет можно. Я рассчитываю, что рано или поздно все получится как надо. Но мать может огорчиться. Я слышал, как она извинялась перед отцом, когда родилась Динак, за то, что родила дочь, а не сына.
— Неудивительно, что Динак так рвется прочь с женской половины! — воскликнула Рошнани.
— Я как-то не задумывался об этом, но ты, наверное, права, — сказал Абивард.
— Конечно, не задумывался — ты же мужчина, — сказала Рошнани. — Мужчинам не приходится задумываться о таких вещах. А женщинам приходится.
Абивард развел руками, не находя достойного ответа. Когда что-то подобное говорила Динак, голос ее звучал сердито. А Рошнани сказала это так, как говорила бы о том, что в баранину не доложили мяты. Однако именно поэтому было так трудно ответить ей.
Он благоразумно сменил тему разговора:
— Если родится мальчик, мы должны знать об этом заранее, чтобы сразу сказать матери.
— Тебе это до такой степени любопытно? — спросила Рошнани. Когда он кивнул, лицо ее просветлело. — Да и мне тоже. Пошли найдем его.
В деревне имелась пара харчевен, но ни в одной из них прорицателя не было.
Не пировал он и среди воинов и местных жителей. Наконец они набрели на него он чистил своего коня. Когда Абивард объяснил, чего он от него хочет, Таншар улыбнулся:
— Да, повелитель, пожалуй, я могу это сделать. Деревенские женщины часто меня об этом просят. Только…
— Вот видишь? — радостно воскликнул Абивард и лишь после этого заметил, что прервал прорицателя. — Только что?
Таншар деликатно кашлянул:
— Для этого волшебства нужен один волосок из… из определенного места той женщины, которая ждет ребенка. Как только я закончу обряд, волосок сжигается… Но конечно, если госпоже неугодно будет дать этот волосок, я пойму. — Похоже, он чувствовал себя несколько неловко в присутствии Рошнани.
И вновь Абивард не знал, как ответить, но совсем по другой причине. С пылающим не только из-за жары лицом он посмотрел на Рошнани. Она сказала:
— Если это могут деревенские женщины, я тоже смогу. Я вижу, Таншар, у тебя при себе седельные сумы. У тебя там все, что нужно для обряда?
— Надо подумать, госпожа, — ответил прорицатель и через несколько секунд кивнул:
— Да, все. Ты уверена, что…
Он не успел закончить вопрос, как Рошнани уже отвернулась и направилась к своему фургону. Она возвратилась, держа что-то — надо полагать, волосок — между указательным и большим пальцами. Поморщившись, она сказала:
— Как будто оса ужалила.
— Э-э… да. — Таншар не вполне понимал, как вести себя в такой ситуации.
— Если ты будешь любезна подержать это, пока я все подготовлю…
Он полез в одну из сум и рылся там, пока не нашел свою гадальную чашу. Но он не стал наполнять ее водой, а снова полез в суму и извлек оттуда маленький изящный стеклянный флакончик, заткнутый пробкой. Он поднял его, удовлетворенно хмыкнув.
— Похоже на видессийскую работу, — сказал Абивард.
— Так и есть, — ответил Таншар. — Он полон оливкового масла. Часто чародей пытается проделать этот обряд с помощью топленого сала. Но в таком случае надо быть крайне осторожным, не то пол животного, от которого получено сало, повлияет на результат. Использование растительного масла такую возможность исключает.
— Минеральное масло было бы еще лучше, — сказала Рошнани.
— В этом смысле да, но не в остальных. Поскольку оно берется из земли, а не от живого существа, оно не очень подходит для предсказаний о новой жизни, — пояснил прорицатель.
— Конечно, тебе виднее, — согласилась Рошнани.
— Да, — рассеянно согласился Таншар. Он налил масла в чашу и протянул ей:
— Будь добра, госпожа, опусти сюда волосок… — Когда она сделала это, он обернулся к Абиварду:
— Убедись, повелитель, что я не дотрагивался до волоска и не дотронусь.
— Вижу, — сказал Абивард. Прорицатель так суетился из-за этого несчастного волоска, будто хотел заверить Абиварда, что не дотрагивался и не собирается дотрагиваться до того места, откуда взялся волосок. Но тут Абивард посерьезнел: ведь магия вся строится именно на таких, казалось бы, мелочах. Возможно, заверения Таншара были не просто проявлением вежливости.
Таншар поставил чашу на землю и присел возле нее на корточки.
— Господин, госпожа, смею предположить, что вы захотите увидеть все сами, — сказал он, и Абивард с Рошнани присели рядом с ним.
Таншар принялся медленно, в нос читать нараспев заклинание, в котором часто поминались Фраортиш Старейший и преподобная Шивини — двое из Четырех Пророков, по одному каждого пола, чтобы через них получить от Господа желаемые сведения.
Короткий курчавый черный волосок подрагивал в чаше с оливковым маслом, а потом внезапно совершенно распрямился.
— Что это значит? — спросила Рошнани.
— Госпожа моя, это значит, что в тебе растет мальчик, — ответил Таншар. — Да будет он столь же храбрым, умным и красивым, как его отец.
Рошнани и Абивард поднялись и обнялись.
— Прекрасная весть! — сказал Абивард. Он полез в кошель на поясе, достал оттуда пригоршню звонких серебряных аркетов и вручил их Таншару. Когда прорицатель попробовал возразить, он не стал его слушать. Потом, не в силах подавить любопытства, спросил:
— Если бы это была девочка, то какой был бы знак?
— Волосок не выпрямился бы, а свернулся в колечко, — сказал Таншар. Он достал из седельной сумы кремень, стальную пластинку и глиняную лампу, в которую налил оливкового масла из флакона. Еще он достал кожаный мешочек, наполненный крошеными сухими листьями, засохшей травой и веточками. Он сделал из растопки небольшую кучку и принялся высекать искру из кремня. Вскоре занялся огонек. Тогда он поджег веточку и поднес ее к лампе. Показывая на гадальную чашу, он сказал Рошнани:
— Вынь волос и сожги его в огне лампы. Поскольку его уже один раз использовали для магии, он стал уязвим для магических влияний и его надо сжечь.
Она поступила так, как он просил. Из-за масла, налипшего на волосок, пламя на мгновение вспыхнуло ярко и жарко. Рошнани отдернула руку: ее пальцы были в масле, и она могла обжечься.
— Мальчик, — тихо проговорил Абивард, когда они попрощались с Таншаром. У тебя будет мальчик. — Он только сейчас по-настоящему это почувствовал.
Женщины отлично знают, что это такое — иметь ребенка. Мужчины же начинают понимать это, только видя огромный живот жены или взяв новорожденного на руки.
— Твоя мать будет довольна, — сказала Рошнани.
— Об этом-то я нисколько не думал, — ответил Абивард. Они улыбнулись друг другу и, наплевав на вековой обычай, пошли к ее фургону, держась за руки.
* * *
После Налгис-Крага скалистый холмик, на котором стояла крепость Век-Руд, показался Абиварду не более чем прыщиком на лице земли. Но знакомые очертания почти треугольной крепости вызвали комок в горле. За тот год с небольшим, что его здесь не было, в его жизни многое изменилось, но крепость, его родной дом, осталась прежней. «Как тому и следует быть», — подумал он.
На самом деле это было не совсем так. Стены украсились знаменами. Подъехав поближе, Абивард увидел на них красного льва Макурана. Принимая во внимание то, зачем он отправился на войну, это представлялось вполне уместным и достойным.
Деревня, расположенная под крепостью, тоже принарядилась, раскрасилась флагами и гирляндами. Люди надели лучшие праздничные костюмы. Абивард обратился к сотнику того отряда, который предоставил в его распоряжение Шарбараз:
— Вы можете пировать с нами, сколько захотите, но как только пожелаете, можете разъехаться по домам.
— Спасибо, повелитель, — усмехнулся сотник. — С твоего позволения, ловлю тебя на слове. На обоих.
К Абиварду подъехал Таншар:
— Повелитель, с твоего милостивого соизволения я хотел бы заняться приборкой в моем доме. Несомненно этим могли бы заняться здешние женщины, но уж лучше я сам — так оно надежнее.
Абивард указал на крепость:
— Знаешь, я с радостью приглашаю тебя перебраться ко мне, в крепость. Ты теперь не просто деревенский прорицатель. Ты же сам говорил, что тебе удалось раскрыть свои таланты, и они достойны большего.
— Может, и так, но мое место здесь, — ответил Таншар столь решительно, что Абивард не стал спорить. Прорицатель направился к своему аккуратному домику возле рыночной площади.
Ворота крепости были открыты. В воротах, дожидаясь Абиварда, стоял Фрада.
Братья помахали друг другу рукой. Один был в седле, другой стоял на земле.
— Господи, как здорово вновь видеть тебя! — крикнул Фрада.
— Господи, а как здорово видеть всех вас и все вокруг! — отозвался Абивард, и те, кто мог его слышать, разразились приветственным кличем. Он продолжил:
— Сзади едет Рошнани… — Он показал на фургон. — И везет в себе ребенка, Таншар говорит, мальчика. А Динак там, в Машизе, ждет ребенка от Царя Царей.
Это известие тоже вызвало радостные крики, хотя и не столь громкие, как ожидал Абивард. Он проехал мимо Фрады во двор и посмотрел на двери в жилую часть, гадая, распорядился ли брат, чтобы мать, жены и сводные сестры вышли встречать его. Событие было для этого достаточно торжественное. Но из-за двери, обитой железом, не показалась ни одна женщина. Абивард решил, что Фрада не пожелал самочинно принимать решения по таким вопросам, которые он, Абивард, мог бы счесть исключительно своей прерогативой. Да, Фрада проявил больше деликатности, чем от него можно было ожидать.
Очередной залп приветственных кличей встретил его, когда он сошел с коня и вновь ступил на булыжники крепости Век-Руд. Фургон Рошнани с громким стуком проехал через ворота в крепость. Абивард подошел к нему и попросил ее выйти.
Она спустилась под громкие аплодисменты. Никто не посчитал, что Абивард нарушает обычай, показывая Рошнани на публике сейчас, ведь они оба вернулись домой с победой.
— Перед тем как возвратить надел брату моему Абиварду, я отдам последние распоряжения, — прокричал Фрада. — Повелеваю всем есть, пить и веселиться!
После этого поднялся такой гвалт, по сравнению с которым шумные приветствия, которыми встречали Абиварда, показались тихим шепотом, но Абиварда это не покоробило. Если бы Фрада не отдал такого распоряжения, это сделал бы он сам.
Он крепко обнял брата:
— Как хорошо снова оказаться дома.
— Все так, но я опять завидую тебе, — сказал Фрада. — Тебе досталась вся слава, а я остался ни с чем.
— Я два года назад говорил, что война — далеко не столь славное дело, как тебе кажется, — ответил Абивард. — Но как бы то ни было, свою долю славы ты получишь. Имея на троне Шарбараза, да продлятся его дни и прирастет его царство, в этом можно не сомневаться.
— Хоть бы ты оказался прав, — сказал Фрада. — Я тоже рад, что ты вернулся. — Лицо его помрачнело. Словно продолжая ту же фразу, он добавил:
— Мать хочет видеть тебя, как только ты сможешь уделить ей минутку.
— Разумеется, и я тоже очень хочу увидеть ее, — сказал Абивард.
— Я серьезно советую тебе повидаться с ней как можно быстрее, — сказал Фрада по-прежнему невесело. — Может быть, прямо сейчас. Пока все пируют, никто и не заметит, что ты ненадолго удалился.
Рошнани мгновенно поняла то, чего не почувствовал Абивард:
— Что-то случилось на женской половине, да?
Фрада явно стеснялся говорить с женой своего брата. Он ограничился кивком. Абивард хлопнул ладонью по лбу. В бою все просто и понятно; сразу ясно, кто победил, кто потерпел поражение, и обычно без труда можно понять почему. Но с раздорами на женской половине все обстояло иначе. Имея при себе одну жену, он последние полтора года был избавлен от подобных затруднений. Об этом преимуществе единобрачия он задумался только сейчас. Он сказал:
— Хорошо. Я встречусь с ней немедленно. На лице Фрады проступило облегчение:
— Тогда пошли со мной.
Он показал рукой, что его приглашение распространяется и на Рошнани, но непосредственно ей не сказал ничего.
Абивард пошел к двери в жилую часть крепости, ловя на себе взгляды из окошек женской половины. О чем думают его жены или, может быть, сводные сестры?
Что там могло произойти такого, что мать и брат не смогли исправить собственными силами?
При входе на него обрушились аппетитные запахи свежего хлеба и жарящейся баранины, аромат сладкого вина. Ноздри его затрепетали, в животе заурчало.
Есть, пить и веселиться ему хотелось не меньше, чем любому другому. Но он повернулся к кухне спиной и пошел вместе с Фрадой и Рошнани по коридору, ведущему к опочивальне дихгана. Фрада остановился у дверей:
— Я заходил в эту комнату, брат, для встреч с матерью. Но, клянусь Господом, дальше, на женской половине, я не бывал с того самого дня, как ты отправился вместе с Шарбаразом отвоевывать его трон.
— Твоих слов вполне достаточно, — сказал Абивард. — Клясться и божиться по такому поводу совершенно ни к чему. Если бы я тебе не доверял, стал бы я оставлять крепость под твоим началом?
Фрада не отвечал, и ему явно не хотелось входить в опочивальню дихгана теперь, когда Абивард вернулся домой. Его колебания показались Абиварду излишними, но он только пожал плечами и вошел в комнату в сопровождении одной Рошнани. Закрыв дверь и заложив ее на засов, он услышал в коридоре поспешно удаляющиеся шаги Фрады. Абивард вновь пожал плечами.
Ключ от женской половины находился при нем во время странствий в Видессию и обратно. Теперь он открыл им дверь, ведущую туда. Увидев мать, ожидавшую его за дверью, он нисколько не удивился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60