Горошек и луковки были пропечены в самый раз. В этот день выпало достаточно снега, чтобы трактирщик мог подать на десерт лед, политый сладким сиропом.
Незадолго до заката Скавр возвратился к себе, чувствуя, что прожил лучший день с тех пор, как возвратился в столицу.
Поздней осенью темнота сгущалась быстро. Но трибун не чувствовал себя усталым и не хотел спать. Он запалил несколько светильников и извлек из-под завала вещей «Историю» Горгида. Его мысли ушли далеко от шумной и суетной столицы. Как-то идут сейчас дела у Виридовикса и Горгида? Что они поделывают в степи? С виноватой улыбкой Скавр признался себе, что почти не вспоминал о своих друзьях с тех пор, как… (Он все еще искал способ безболезненно называть это.) С тех пор, как все пошло вкривь и вкось.
Марк склонился над рукописью, разбирая замысловатые греческие фразы. Кто-то постучал в дверь. Поначалу Марк даже не расслышал стука. Ему совсем не хотелось, чтобы кто-то вмешивался в его вечернее уединение. Греческий был достаточно труден для Марка и требовал полной сосредоточенности.
– Слушай, ты теперь всегда будешь делать вид, что тебя нет дома? Я вижу под дверью свет!
Марк вскочил, отложил в сторону рукопись.
– Прости, Неврат. Я не ждал вас с Сенпатом сегодня…
Он широко распахнул дверь.
– Благодетель. – Неврат вошла в комнату. – Всегда приятно навещать тебя. Чернильные души хорошо топят.
Она сняла теплую шерстяную шаль, которую носила в эти дни вместо своего любимого яркого шелкового платка, расстегнула плащ. Марк все смотрел в пустой коридор.
– А где Сенпат? – вырвалось у него.
– Полагаю, дерет глотку и пьянствует в той таверне, которую мы навещали втроем. Я решила туда не ходить.
– А, – сказал Скавр из вежливости. Он пока что ничего не понимал. Поколебавшись, он спросил: – Сенпат знает, что ты здесь?
– Нет.
Это слово, казалось, повисло в воздухе. Марк хотел было закрыть дверь, но помедлил:
– Может быть, оставить дверь открытой?
– Да нет, можешь закрыть.
Неврат забавлялась, как дитя. Она обвела взглядом комнату трибуна, почти пустую, остановила взгляд на рукописи, которую Марк так поспешно отложил. Греческие буквы не были похожи ни на видессианске, ни на васпураканские. Неврат сдвинула брови. Хелвис тоже хмурилась, когда видела труд Горгида, вспомнил Марк. При этой неожиданной мысли он прикусил губу.
– Хочешь вина? – спросил он Неврат, спеша отвлечься от горьких воспоминаний.
Она села на единственный стул, кивнула. Из маленького деревянного сундучка, стоящего в изголовье кровати, Марк достал кувшин и глиняную кружку, налил вина и подал гостье. Сам уселся на кровать, откинувшись спиной к стене.
Неврат изогнула бровь.
– Разве ты не будешь пить? Ты говорил, что теперь почти не пьешь, но не до такой же степени? Или ты теперь у нас трезвенник?
– Не приведи боги, такой ужас мне и в голову не приходил! – воскликнул он. – Но понимаешь, такое дело… У меня всего одна кружка.
– Тогда будем пить по очереди. – Передавая ему кружку, она коснулась его руки.
– Я не думал, что буду принимать здесь гостей, – пояснил Марк.
– Вижу, – просто отозвалась Неврат. – Твоя убогая нора не похожа на логово опытного пожирателя сердец.
– В таком случае она действительно мне подходит. Я ведь не пожиратель сердец.
Он снова наполнил кружку и предложил ее девушке. Она взяла ее в ладони, но не стала пить, а глянула вдруг на Скавра с таким забавным выражением лица, что Марк покраснел.
– Я не это имел в виду… – неловко начал он.
– Я знаю. Ты не хотел сказать ничего дурного. – Неврат поднесла кружку к губам, потом передала ему и добавила: – Марк, ты дорог мне с того дня, как мы познакомились.
– А ты мне, – кивнул он. – И эти последние несколько недель… Без тебя они были бы… Ну, скажем, гораздо хуже… Я в неоплатном долгу перед тобой, Неврат.
Она отмахнулась:
– Не болтай глупостей, Скавр. Сенпат и я всегда рады помочь тебе чем можем.
Марк нахмурился: впервые за весь вечер она упомянула о своем муже. А безумные надежды уже начинали тлеть… Марк вспомнил анекдот, который слышал от Итзалина. Зная, что у Неврат хорошее чувство юмора, он рассказал его, причем гораздо лучше, чем чиновник.
– Забавная история, – засмеялась она. – Как там? «…Чтоб его взял Скотос»?
Марк повторил заключительную фразу анекдота, и Неврат снова засмеялась. Ее черные глаза сияли, улыбка была широкой и счастливой. Неврат – одна из тех редких женщин, которые становятся краше, когда оживляются, подумал Марк.
Светильник погас. Марк поднялся и, взяв бутылочку с маслом, заправил светильник. Ему пришлось пройти совсем близко от Неврат. Внезапно он протянул руку и коснулся ее вьющихся черных волос. На ощупь они оказались жестче, чем он предполагал.
Неврат тоже встала и посмотрела ему прямо в лицо. Марк шагнул вперед, желая обнять ее.
– Марк, – сказала она.
Она произнесла его имя так, словно держала в руках голову Горгоны. Марк застыл, будто превратился в каменную статую. Мгновение назад он был готов сжать Неврат в объятиях…
Неврат глядела на него с нежностью и острым состраданием, но на ее лице Марк не прочел ни следа того желания, которое сжигало сейчас его.
– Это ведь нехорошо? – тупо спросил он, заранее зная ответ.
– Прости, но это так.
Она хотела положить руку ему на плечо, но остановилась. Это было даже хуже слов.
– Я должен был знать заранее… – Он отвел взгляд в сторону, иначе не смог бы договорить до конца. – Ты всегда так тепло относилась ко мне, так сочувственно… Я надеялся… Я думал… Я разрешил себе поверить, что…
– Что за дружеским теплом скрывается нечто большее, – заключила она. Марк кивнул, все еще избегая ее взгляда. – Я видела, – сказала Неврат. – Я все видела. Я не знала, что делать. Но в конце концов решила просто поговорить. Я не хочу никого, кроме моего Сенпата. Правда, Марк.
– Вы оба такие счастливые, – сказал Марк. – Я думал об этом много раз.
Он пытался удержать дрожь в голосе, но это оказалось не легче, чем сражаться, получив смертельную рану.
– Я знаю, что мы счастливы, – отозвалась она тихо. – Поэтому я пришла к тебе сегодня, чтобы сказать то, что должна сказать. А не просто по-дружески поболтать, как обычно. Эта смешная история о богаче, который хотел стать актером… – Она мимолетно улыбнулась. – Я просто хотела бы оставить все, как прежде. Но тогда, в таверне…
– Я все испортил.
– Нет! – В первый раз Неврат рассердилась. – Я не обвиняю тебя. Какое я имею право?.. Что удивительного в том, что ты пытался найти новое счастье? У тебя была любовь, но ты потерял ее. Нет дурного в том, чтобы искать ее вновь. Мне так жаль, что я причинила тебе боль. Особенно сейчас. Поверь, это последнее, чего бы я хотела…
– Неважно. Я сам во всем виноват.
– Важно. Может быть, мы все-таки сможем остаться друзьями? – Она, должно быть, хорошо чувствовала его настроение, потому что быстро добавила: – Подумай, прежде чем сказать «нет». Кроме того, как мы объясним это Сенпату?
Трибун вдруг, словно со стороны, услышал свой голос. Кажется, он обещал не разрывать дружбу. К своему удивлению, он обнаружил, что верит в это. Друзей у него было не много. И он слишком дорожил теми немногими, которые у него все-таки были. Не имеет значения, какие чувства он испытывает к Неврат сейчас. Не первый год они берегут друг друга.
– Вот и хорошо, – сказала она оживленно. – В таком случае наша следующая встреча не отменяется?
– Нет.
– Через три дня?
Марк кивнул.
– Тогда до встречи. Я буду очень рада увидеть тебя. Верь этому! Всегда.
Неврат улыбнулась – немного более осторожно, чем раньше. Но не слишком. Марк смотрел, как она закрывает дверь, слушал, как затихают ее шаги.
Скавр положил кувшин обратно в сундучок. Пожалуй, все к лучшему. Сенпат – хороший человек, близкий друг трибуна. Какое Марк имеет право наставлять ему рога? В глубине души он и сам хорошо все знал.
Выпрямившись, Марк с силой пнул сундучок. Вывихнутый палец пронзила боль. Глиняный кувшин разбился. Проклиная судьбу, вино и больную ногу, Марк взял тряпку и принялся вытирать большую лужу. К счастью, вина в кувшине оставалось совсем немного. Марк потушил лампу и забрался в постель. Его сотрясал горький смех. Ему следовало знать заранее!.. И нечего воображать, будто у него сегодня был хороший день. С тех пор как Хелвис оставила его, у него не могло больше быть хороших дней.
Большой палец правой ноги распух и стал в два раза больше, чем следовало бы. Кроме того, он приобрел фиолетово-желтую окраску. В первый же день один из чиновников вежливо поинтересовался, почему господин эпаптэс хромает.
– Я дал хорошего пинка своему гардеробу, – ответствовал Скавр, пожимая плечами и предоставляя бюрократу гадать, что имеется в виду. Иногда правда бывает куда лучше самой замысловатой лжи.
Двумя днями позднее, видя, что мысли эпаптэса чем-то отвлечены, один из писцов довольно неловко попытался покрыть мелкую кражу хитроумными расчетами. Марк легко обнаружил уловку, подхватил пачку нужных счетов и с шумом, поднимая пыль, обрушил их на стол несчастного чиновника.
– Жулик, – презрительно сказал он. – Прошлой зимой Пикридий Гуделин прибегал к этому фокусу, чтобы нацепить себе на палец кольцо с изумрудом, который был достаточно велик, чтобы им можно было подавиться. А ты пытаешься сделать то же самое, чтобы спереть какие-то два золотых.
– Что… что ты теперь со мной сделаешь, высокочтимый господин? – задрожал бюрократ.
– За два золотых? Если они тебе так нужны, можешь их взять на бедность. Но если в следующий раз я обнаружу в твоих документах пропажу хотя бы одного медяка, ты на своей шкуре изведаешь, как тепло и уютно в тюряге, что под государственными архивами на Срединной улице. Относится ко всем, – добавил Марк. Чиновники напряженно прислушивались к этому разговору, хотя виду не подавали.
– Благодарю, благодарю тебя, великодушный господин, – лепетал воришка, все еще не веря в свое спасение.
Марк коротко кивнул ему и направился к своему столу. Проходя мимо Итзалина, он задержался:
– Ты подготовил ведомости для выплаты жалованья римлянам в Гарсавре?
– Мне необходимо… э-э… проверить некоторые данные, чтобы быть уверенным… – осторожно ответил Итзалин.
«Не подготовил», – без труда перевел эти слова Марк. Он глубоко вздохнул.
– Итзалин, друг мой. Я был с тобой терпелив. Если ты выведешь из себя Гая Филиппа, вряд ли он проявит столь же великую кротость. Я знаю этого человека, ты – нет. Прими эти слова как предостережение, друже, ибо я желаю тебе добра.
– Разумеется. Будет выполнено немедленно.
– Я проверю.
Трибун скрестил руки на груди и стал ждать. Когда Итзалин уяснил, что римлянин не собирается уходить, он отложил в сторону документы, над которыми работал, и снял с полки книгу, где были перечислены все расходы на войска в западных провинциях. Окунув перо в чернильницу, Итзалин .g%-l медленно начал выводить, буква за буквой, разрешение на выплату денег. Марк наконец отошел.
Град забарабанил по стеклу. От неожиданности трибун вздрогнул. Больная нога тут же напомнила о себе и заставила пожалеть о резком движении.
Зима уже близко, подумал Марк. Газоны у дворца покрыты легким снежным одеялом. А Марк так надеялся, что плохая погода продержится еще немного. Несмотря на то что он дал обещание Неврат, он чувствовал, что не готов встретиться с ней так быстро – то есть уже завтра. Может быть, снегопад заставит васпуракан отложить встречу.
Комната, где жил Марк, была теплой. Да, хорошо, что чиновники так жарко топят в своем крыле Большой Тронной Палаты. Марк невольно посочувствовал своим друзьям, затерянным в необъятной степи. И – эгоист! – еще больше порадовался тому, что сидит в тепле и уюте.

Глава четырнадцатая
Глухо завывая бешеным псом, ветер бросал комья снега в лицо Батбайяна, превращал густые усы Виридовикса в сосульки. Борода покрывала подбородок и щеки кельта – он не брился уже много дней и не знал, удастся ли сделать это когда-нибудь снова. Ледяной ветер пробрался под меховую куртку, холодной струей погладил спину. Виридовикс выругался. Эта куртка была ему маловата. Она принадлежала одному из всадников Варатеша, но вряд ли когда-либо потребуется этому негодяю теперь. Виридовикс шумно вздохнул. Дыхание белым паром вырвалось у него изо рта. Поневоле он вспомнил «пуховой шатер» Тартигая.
Сам Таргитай, шатер вождя – все шатры его клана – все уже превратилось в пепел… Безжалостный и точный, Варатеш дал клану ровно три дня, чтобы хаморы могли позаботиться о тысяче ослепленных, беспомощных людей. Люди обезумели от горя. Племя Таргитая, потерявшее вождя, обремененное слепцами, не успело уйти. И Варатеш нанес ему окончательный удар, уничтожив клан до последнего человека.
Виридовикс и Батбайян пасли овец далеко от шатров, иначе они, несомненно, погибли бы вместе с остальными. Вечером, когда они вернулись, их встретило ужасное зрелище, от которого кровь стыла в жилах и душа переворачивалась. Да, Варатеш в своем роде талант, прирожденный вождь. Он умудрился добиться железной дисциплины среди своих отщепенцев и убийц. Клан Волка был вырезан за несколько часов. Когда двое уцелевших возвратились к шатрам, бандиты уже исчезли. Все было кончено. Кончено навсегда.
Виридовикс и Батбайян медленно ехали сквозь мертвящую, неправдоподобную тишину. Негромкие слова отдавались в этой пустыне страшным эхом. Перебиты были все – даже маленькие собачки, что перебегали от шатра к шатру, подбирая объедки.
Виридовикс странно притих и замолчал. Лицо Батбайяна исказилось от муки. Горе было слишком глубоко для слов. То и дело один безмолвно кивал другому, когда видел труп кого-нибудь из близких.
У шатра вождя лежал Рамбехишт со стрелой под лопаткой. Рядом валялись три мертвых бандита – молчаливые свидетели того, что суровый хамор дорого продал свою жизнь. Может быть, он действительно хотел какнибудь отплатить Виридовиксу за то давнее поражение в кулачном бою? Никогда уже Рамбехишт не сможет сквитаться с верзилой-кельтом…
Желтый халат энари Липоксая промок от крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70