Стрельчатые своды устремлялись в невероятную высь. За алебастровыми арками скрывались маленькие балкончики. Хозяйка гадала, многие ли из гостей заметят, что на эти балконы нет доступа снизу.
Отмытые добела длинные дубовые столы были уставлены яствами. Представители клана Капасхен расположились на одной стороне. По другую сидели жители Деваса, лица которых еще сохраняли фарфоровую белизну, свойственную обитателям Царства Серры. Лианьи села посередине, а рядом посадила лучших командиров своего маленького войска. Присутствовали и правители городка и почтенные писцы. Среди серранцев оказались и двое бенальцев – пришлые поселенцы, успевшие завоевать полное доверие хозяев.
Звон серебряного ножа о тонкую стенку хрустального бокала привлек внимание пирующих. Разговоры смолкли. Все взгляды обратились на поднявшегося с места мужчину. Предводитель клана Рорри Капасхен положил нож, кивнул всем в благодарность за внимание и обернулся к Лианьи. Его карие глаза смотрели спокойно и проницательно. Сила, исходившая от всей его фигуры, выдавала прирожденного вождя. Рорри, потомок Эллин Капасхен, успел проявить себя и на поле боя, и за столом переговоров.
Сейчас его теплый уверенный взгляд обратился к Лианьи.
– Я надеюсь, теперь, когда мы отдали должное вашему превосходному угощению, можно поговорить о деле.
Что ж, Лианьи и так уже удивилась долготерпению Капасхенов. Она бросила взгляд на Карна – сидевшего на каменной тумбе недалеко от Рорри – и согласно кивнула. Но прежде чем вождь успел начать заготовленную речь, высказала уверенную догадку:
– Вам нужна наша помощь в борьбе против темных вожаков.
Рорри Капасхен мгновенно оправился от удивления. Как ни в чем не бывало он вернулся на место и спокойно признал:
– Да. Их набеги продолжаются уже почти сто лет и с каждым годом становятся все более разрушительными. Этот год был особенно тяжелым, а кто знает, что принесет следующий. Мы пытались объединить против них силы всех кланов, но совет Бенала отклонил наше предложение. Мало кто осознает всю опасность. Нас поддержал только клан Байлок, земли которого тоже пострадали от набегов. Но, – его взгляд стал жестче, – насколько мне известно, ваши воины уже сталкивались с этим врагом.
Лианьи невольно покосилась на Карна. Он ответил спокойным недоуменным взглядом. Прототип явно не понимал, чем заслужил такое внимание. Разумеется, он всегда был желанным гостем в Девасе и прекрасно знал о существовании крылатых, хотя и не сохранил воспоминаний о родине беженцев. Карну известно только, что Урза поддерживает Лианьи и ее народ – а мнение Урзы для него важнее всего. Нет, скорее проговорился ненароком один из учеников, которых Лианьи по-прежнему иногда принимала. Кроме серебряного человека было не меньше дюжины других, также посвященных в тайны Деваса. Карн никогда не обманул бы ее доверия.
Однако пригласили его неспроста. Капасхены знали, что ему не раз удавалось убедить серранцев, когда все прочие аргументы были исчерпаны. Может быть, сам Карн об этом и не помнил – зато помнили вожди клана и надеялись обратить его влияние в свою пользу.
– Ты поддерживаешь эту просьбу, Карн? – С тем же успехом Лианьи могла спросить, поддерживает ли ее Урза.
Чуть помедлив, серебряный человек кивнул:
– Думаю, она заслуживает твоего внимания, Маршал. Люди гибнут.
Его заминка сказала Лианьи все, что ей хотелось узнать.
– Люди напуганы, – снова заговорил Рорри Капасхен. – В нашем клане начинают верить в страшные мифы о Властелине Пустых Земель. – Сам он вряд ли верил в старые сказки, но не мог скрыть тревоги за свой народ.
– А ты не веришь? – спросила Лианьи. Она припомнила, как впервые услышала о пресловутом Властелине. О нем толковал купец, первым наткнувшийся на поселение беженцев, обосновавшихся в Бенале.
Рорри Капасхен принял вопрос как должное.
– Нет, – просто ответил он. – Не хочешь ли ты сказать, что веришь в него сама?
Лианьи заметила мучительную тревогу в глазах своих сторонников.
– Я, – осторожно заметила она, – верю, что существует зло, которого мы не понимаем. О существовании которого можем даже не знать. Да. – Она смотрела на Карна, склонившегося к ней. Он не мог не распознать в ее уклончивом ответе отзвука предостережений Урзы. – Возможно, существуют эти так называемые Пустые Земли, и, если мне придется столкнуться с одним из их властелинов, я буду драться. – Она тряхнула головой, отбросив непокорную прядь. – Но пока я не вижу доказательств их существования, Рорри Капасхен. Мне очень жаль.
Предводитель Капасхенов гордо выслушал отказ, но в его голосе сквозило разочарование.
– И мне жаль. Я помню рассказы деда, обучавшегося в Девасе. Он высоко ставил твое искусство, Маршал. Для меня было бы высокой честью сражаться рядом с тобой. – Взгляд темных глаз сказал все, чего не сказали слова. – Я сожалею, что ты не считаешь наше дело правым.
– Проклятие, Карн!
Она не сомневалась, что последний выпад – его работа. Карн знал, чем задеть ее за живое. Лианьи сжала кулаки, сдерживая вспышку негодования. Ее глаза отыскали Прототипа, и у того хватило совести неловко заерзать под этим немигающим взглядом. Значит, здесь Карн действует по собственному усмотрению. Его мнение тоже имеет немалый вес, но сейчас его недостаточно. Это не учения. Речь идет о жизни ее людей. И о риске снова накликать себе на головы фирексийцев.
– Постарайся понять, – медленно заговорила она, выбирая слова, чтобы не сказать лишнего. – Когда-то наш народ жил в мире и довольстве. Некто… – Она оборвала себя и начала сызнова: – Мы оказались вовлечены в чужую войну и лишились всего. Я не стану снова рисковать всем, не имея очень веской причины. Мы не можем позволить себе ошибиться. – Лианьи медленно разжала кулаки и обняла пальцами ножку хрустального бокала. – Прости, Рорри Капасхен. Сознавать, что ты защищаешь правое дело, и даже иметь на это мужество – еще не достаточно.
Рорри кивнул, смиряясь с окончательным решением, но Карн помрачнел. Его блестящее лицо потемнело.
– Изаррку ты говорила другое.
Хрупкая ножка переломилась в белых пальцах. Кровь и вино пролились на светлые доски стола. Лианьи неловко вытерла лужицу льняной салфеткой и зажала ее в кулаке, чтобы остановить кровь из порезанной ладони. Каким образом Карн об этом вспомнил? Да, она сказала однажды Изаррку, что истинного героя делает сознание своей правоты и мужество ее отстаивать. Изаррк вспомнил ее слова только через много лет… Лианьи осторожно взглянула на одного из бенальцев, сидевших по ее сторону стола. Мальчик, потомок Изаррка, не поднял взгляда.
– О чем ты, Карн? – Рорри с недоумением оглянулся на серебряного человека. Лианьи хотелось задать тот же вопрос, и она порадовалась, что вождь Капасхенов сделал это за нее.
Карн смутился, поднял взгляд на Рорри, перевел его на Лианьи, и в замешательстве опустив на свои серебристые руки, покачал головой.
– Простите. Вспомнилось. Показалось, что вспомнилось. – Голос его звучал неуверенно: – Ошибся.
Предводитель клана кивнул и снова обратился к Лианьи:
– Если слова Карна рассердили тебя, Маршал, прими мои извинения.
Лианьи качнула головой.
– Нет. Совсем наоборот. Он напомнил… – Она не решилась сказать правду. – Напомнил мне об одном случае. Позволь мне еще подумать над твоим предложением, Рорри Капасхен. – Она вскинула ладонь, обрывая радостное восклицание бенальца: – Прошу тебя, оставим это пока.
Рорри молча кивнул, опасаясь спугнуть удачу.
Застольные беседы потекли своим чередом, но Маршал сидела молча, погрузившись в задумчивость. Страх совершить ошибку? И это тоже. Но впервые за много веков Лианьи усомнилась в себе. Она была воином и умела вести за собой воинов. И она столетиями избегала битвы, оберегая себя и свой народ. Не напрасно ли?
– Джойра мой друг, мой лучший друг. Мы повстречались в первой академии, до того как судьба изгнала нас с Толарии. Это она дала мне имя Карн. Древнее название транского металла. Она сказала, это имя означает «сила».
Вечером, оставшись в своих покоях один, Карн твердил еженощную мантру, мерно шагая по тяжелым половицам. Когда все теряло смысл, повторение этих слов помогало держаться за жизнь.
Остановившись у стола, серебряный человек поднял толстый том, исписанный его рукой. Воспоминания множества сменяющих друг друга жизней. Зачем он цепляется за прошлое, если удержать его все равно невозможно? Карн посмотрел на нарисованное лицо. Этот портрет он носил с собой всегда и всюду. Человек, женщина, темные волосы и внимательные глаза. Старый, очень старый рисунок. Когда-то, он не помнил когда, Карн наложил на него заклятие сохранения. Лицо на портрете не вызывало никаких воспоминаний. Он знал только, что женщину звали Джойра и она была его другом. Он знал это из еженощно повторяемых фраз. Он дал себе слово сохранить память о ней, но память стерлась, и Карн понимал: так же исчезнут и сегодняшние воспоминания.
Он медленно перевернул портрет лицом вниз. Не сегодня. Сегодняшний день принадлежит живым друзьям, каждому по отдельности и всем вместе. Карн знал, как важны они в его жизни. Но и в их жизни есть место Карну. И то, каким он останется в их памяти, когда они исчезнут для него, вдруг показалось ему самым важным.

Глава 23

Треск расколотых стволов, вой и рычание лесных жителей смешивались со скрежетом покореженного металла, ревом двигателей и шипением огненных струй.
Синева разлилась по кронам леса на мили вокруг. Волны тревоги расходились от дерева к дереву. Ближе к месту сражения цвет становился все насыщеннее, и схватка кипела в тени черной как ночь листвы. Разведывательный отряд Фирексии столкнулся с обороной Явимайи.
Ветви хлестали Рофеллоса по лицу. Лановар верхом на боевом моа двигался слишком быстро, и лес не успевал очистить ему дорогу. Крепко зажмурив глаза, эльф правил на звук битвы, выбирая путь по запаху раздавленных сигнальных жуков. Для пришельцев их дух был невыносимо отвратителен, но эльфы принимали его просто как нераздельную часть Явимайи и доверяли указаниям запаха, как доверяли бы собственным глазам. Все в Явимайе служило на пользу целому: растения, насекомые, эльфы, звери…
Сейчас эльфы мчались в атаку на фланг врага, спеша схлестнуться с фирексийцами. Они ударят и, не дожидаясь, пока все силы пришельцев обратятся против них, исчезнут только для того, чтобы ударить снова, с другой стороны. Деревья склонялись и вздымали корни, прикрывая отступление эльфов. Кустарник раздвигался, пропуская своих, чтобы снова сомкнуться непроницаемой колючей стеной перед погоней чужаков. Фирексийцев встречали ливень взрывающихся плодов и частокол острых сучьев.
Явимайя уничтожал врагов и заботливо следил, чтобы ни один из лесных обитателей не пострадал от оружия леса. Эта забота коренилась глубоко в сознании Рофеллоса, ибо в этом умении никто не мог сравниться с эльфами Лановар. Лес даже позволил Рофеллосу отвергнуть попытку вызвать Мултани. Эльф счел ее излишней для такой простой битвы. Объединенное сознание эльфа и леса направляло силы обороны. Его рука – их рука – сжимала секиру зеленого листа. Рофеллос шагнул навстречу солдату, бившемуся в сети лиан, и одним ударом рассек ему грудь. Удар черного клюва моа лишил пришельца руки. Потом он – они – развернулся и ускользнул под защиту лесной тени. Легкие удары тонких побегов были малой платой за свободу, дарованную ему в бою.
Лановары были прирожденными воинами, однако, если верх одерживало естественное стремление эльфа вырваться на свободу, Явимайя погружал его в спячку – дремоту дикого цветка, пересаженного на ухоженную клумбу. Рофеллос уже с трудом различал смешавшиеся в нем ипостаси: Рофеллос – Лановар, Рофеллос – посланник к Явимайе и – посланник Явимайи.
«Ничего», – утешал Явимайя. Этой ночью он прежде всего Лановар, а тьма пронизана золотым сиянием битвы.
Дразня врага, Рофеллос выкрикнул лановарское ругательство. Боевой моа присоединил свой голос к его крику, резкий клекот, вплетающийся в шум леса, должен был увеличить замешательство чужаков. Эльф пригнулся к самой шее птицы, защищаясь ее мощными плечами от ударов веток. Он обошел фирексийцев с тыла. Перед ним был огромный боевой дракон, толстая броня которого защищала механизм от ударов ветвей. Пасть демона с механическим упорством перекусывала корни одного из деревьев. Рофеллос проскользнул сбоку, промчавшись мимо пеших солдат, и, не дав им опомниться, вонзил зеленый клинок глубоко в бронированое тело.
Тихий шепот, обращенный к орудию, – и листья клинка обвились вокруг древка, превратив секиру в посох, которым эльф мог размахивать на скаку, не опасаясь повредить верного моа. Свободная рука нырнула в висевший на поясе мешочек. Промчавшись перед самым носом чудовища, Рофеллос зашвырнул в разинутую пасть горсть желудей с острыми носиками и шершавыми, как наждак, шляпками.
Огромная машина содрогнулась. Железные внутренности скрипели и звякали, не в силах переварить угощение. Броня, непроницаемая снаружи, лопалась под давлением изнутри, не предусмотренным конструкцией механизма. Корни прорвались сквозь трещины и мгновенно ушли в землю, пленив чудовище. Ветви, вырастая из набиравших толщину стволов, довершали разрушение. Рофеллос затаился под защитой куста камнешипа и в восторге наблюдал – наблюдали – за паническим бегством вражеских солдат. На их глазах стальной дракон превратился в кущу молодых дубов. На ветвях и под стволами еще болтались изуродованные обломки сложного механизма.
«Слишком медленно, – услышал Рофеллос прорвавшуюся в единое сознание собственную мысль. – Развитие быстрорастущих дубов нужно ускорить. А еще лучше, чтобы деревья сами обстреливали врага желудями-снарядами». Другая часть разума ощутила согласие Явимайи.
Лановар вырвался из кустов, бросая моа в новую схватку. Листья-клинки разворачивались, превращая посох в тяжелую секиру. У него уже возникла новая мысль. Моа был достаточно проворен, но хорошо бы увеличить его прыгучесть, чтобы перескакивать через ряды врага или через боевые машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33