Теперь вокруг Башни Хаберд растет не один такой куст.
— Я думаю, что тем самым, — сказал Биннесман, — ты хорошо послужила Земле. А теперь расскажи про опустошителей. Что ты видишь, когда смотришь на них?
— Тоже вижу… что-то дурное, — сказала Аверан. — Когда они спустились с гор к Башне Хаберд, когда земля задрожала под их ногами и тучи гри заслонили солнце… это было дурно. Не должно быть такого.
— Тебе хотелось их убить? — спросил Биннесман.
— Я понимала, что они убьют Бранда и всех, кого я только знаю. Но их убивать я не хотела. Я хотела только, чтобы они убрались обратно, туда, откуда пришли.
— Я думаю, — сказал Биннесман, — что твоим уделом может стать именно это — помочь отправить их обратно. Возможно, это уже твоя судьба и от нее не уйти.
Аверан вздрогнула.
— Но я всего лишь маленькая девочка.
— Имеющая неестественное пристрастие к мозгу опустошителей, — возразил Биннесман, — и могущая стать Охранительницей Земли.
— А что это значит — быть Охранительницей Земли?
— Ты станешь ее защитницей. Твоим занятием будет поддержание жизни, защита и помощь всему маленькому и беспомощному на Земле.
— Такому, как мыши и ростки? — спросила Аверан.
— И люди, — отвечал Биннесман.
— Вот уж не думала, что люди маленькие и беспомощные, — сказала Аверан.
— Детям они, конечно, такими не кажутся, — кивнул Биннесман. — Но ты видела опустошителей и можешь теперь понять. Было время, много веков назад, когда люди жили общинами и постоянно бегали от опустошителей. Жили в лесах, пугливые, как олени, вечно прятались и дрожали от страха. Мы и сейчас испытываем ужас перед ними, и нам по-прежнему легче убегать, чем сражаться.
Но в свое время люди нашли в земле руду и научились делать оружие, строить крепости и объединять свои силы для войны. Кровяной металл и дары сделали нас равными любому хищнику, подняли нас до положения Лордов Верхнего Мира.
Поэтому, когда ты смотришь на Властителя Рун, тебе кажется, что никого нет на свете столь же могущественного, столь же непобедимого, как человек. Но это весьма далеко от правды.
Аверан, задумавшись, некоторое время молчала.
— Когда вы узнали, что человечеству грозит опасность? Биннесман погладил бороду.
— О том, что темные времена будут длиться не один век, я узнал только сейчас. Многие тысячи лет человечество не нуждалось в защитниках, не нуждалось в помощи Охранителей Земли.
Но впервые я понял, что близятся темные времена, когда услышал, что Земля шепчет мое имя, когда вдруг ощутил потребность защищать и взращивать человечество. Однако насколько темны будут эти времена, я сообразил, только увидев руины Карриса.
— Значит, это так бывает? — спросила Аверан. — Вы слышите зов Земли? И понимаете, что надо делать?
— Это не тот зов, который может услышать ухо человека, — сказал Биннесман. — Внезапное содрогание, знание, вдруг являющееся тебе из глубин души. Ты вдруг просто понимаешь все — и для чего ты живешь, и чем ты связан с Землей, и что ты должен делать.
Чародей не мог скрыть охвативших его чувств. Должно быть, то мгновение, когда он впервые осознал свое предназначение, ощутил свою связь с Землей, было воистину необыкновенным. Даже голос у него задрожал…
И Аверан преисполнилась страстным желанием тоже пережить такое.
— Мне кажется, твое призвание — это защита животных. Ты любишь их больше, чем растения или камни. Тебе, конечно, приходилось слышать об Альвине Лягушатнике?
Аверан засмеялась. В детстве она очень любила сказки о похождениях Альвина Лягушатника.
— Так он на самом деле существовал, — сказал Биннесман. — И на самом деле жил в болотах Кэллонби. И когда болота высохли, он собрал сколько мог лягушачьей икры и пристроил ее по колодцам Брэчстона, отчего, конечно, горожане просто взбесились. Только представь — хочешь напиться, а тебе надо прежде выловить из кружки штук сто головастиков!
Аверан хихикнула, хотя немножко испугалась. А вдруг и ее Земля призовет заботиться о противных лягушках, или о ком похуже?
— Он и вправду прыгал, как лягушка, и ловил языком мух?
— А ты как думаешь? — спросил Биннесман.
— Думаю, это выдумки.
— И ты права, — сказал Биннесман.
— Вы действительно, — взволнованно спросила девочка, — все знаете? Вот так проснулись однажды и уже знали, кого должны спасать?
— Не все так просто, — ответил Биннесман. — Все на свете связано между собой. Иногда, чтобы спасти одно, приходится позволить погибнуть чему-то другому. Например… людям, — он многозначительно глянул на Габорна. — Габорну дарована была способность избирать людей, чтобы спасти семена человечества в грядущие темные времена. Но спасать всех людей ему никто не приказывал. Он должен был пытаться спасти только лучших.
Точно так же может настать час, когда и тебе придется выбирать — что спасти, а чему дать погибнуть.
— Надеюсь, мне позволят заботиться о грааках, — с тоскою вымолвила Аверан. — Или об оленях.
— О, грааки, между прочим, — сказал Биннесман шутливо, — по моему мнению, весьма неприятные звери. И я очень рад, что, если понадобится, спасать их будешь ты, а не я.
— Наверно, если б нам было позволено выбирать, каких именно зверей спасать, — сказала Аверан, — все спасали бы крольчат.
Биннесман глубокомысленно кивнул.
— И котят.
Старый чародей крепче прижал ее к себе своей большой рукою, и на некоторое время оба умолкли. Они въезжали в мертвые земли.
Девочка подумала о Роланде, чей прах покоился теперь в Каррисе, и о том, встретит ли она там барона Полла.
ГЛАВА 14
ТРИУМФАЛЬНЫЙ ВЪЕЗД

Плут считает глупцом того, кто поступает вопреки собственным интересам. Честный человек считает глупцом того, кто поступает вопреки интересам всего человечества.
Следовательно, глупы все люди.
И раз уж я должен жить среди глупцов, я буду играть на стороне глупцов честных.
А хитрые пусть катятся ко всем чертям.
Высказывание Уайта, управляющего герцога Брайтена из Северного Кроутена, по поводу обвинения его в воровстве

Перед башней герцога Палдана собралась огромная толпа жителей Рофехавана — лорды и простолюдины в вонючих шерстяных плащах, и все они громко жаловались на что-то, во всяком случае, так казалось Фейкаалду.
Он стоял в стороне, прислонясь к каменной стене, на ярком солнце. И слушал, закрыв глаза.
Голоса накатывались на него волнами. При дюжине даров слуха и всего шести жизнестойкости весь этот шум вокруг вызывал у него болезненные ощущения — в ушах гудело, голова трещала. Даже опиум, который он выкурил до этого, не помог, только что привел его в какое-то отрешенное, несколько отсутствующее состояние.
Да во рту остался горький привкус. Морща лоб, Фейкаалд пытался разобрать отдельные голоса.
— …Тут и Король Земли не поможет, сказал я ему. Абрикосовым деревьям все двадцать лет расти… — громко говорил высокий крестьянин.
— …как же, твоего разрешения буду ждать… — прокричала женщина в гуще толпы.
— Извините. Здравствуйте. Простите. Прошу прощения, — через толпу пробиралась вежливая девушка.
— Глянь-ка, стоит в своем черном балахоне. Будь я королем, поперла бы их всех из города. И чего он о себе воображает? — сказала о Фейкаалде какая-то прачка на ухо другой, та охотно поддакнула.
Тут вдали средь холмов зазвучали фанфары, и Фейкаалд, взглянув на черный горизонт, увидел приближавшуюся королевскую свиту.
Затем вновь закрыл глаза и прислонился к стене в ожидании, словно ящерица, греющаяся на солнце.
По дороге в Каррис Габорн очень волновался. Слушая, что говорит Аверан старый чародей, он чувствовал себя как никогда слабым.
Силы Земли действительно велики. Но владеть и управлять ими может только тот, кто полностью посвятил себя служению Земле.
И хотя Габорн пытался поступать как Король Земли, таковым он себя почти не чувствовал.
В мыслях его царило смятение. Конец мира приближался. Ощущение это было сродни ломоте в костях. Ночное совещание с Умами короля, разосланные послания, выигранные мелкие битвы — все сделанное казалось ничтожно малым.
Габорн подозревал, что спасение человечества зависит от его схватки с Великой Истинной Хозяйкой.
И в голове его начал складываться безумный план.
План этот полностью зависел от Аверан. Чтобы найти Великую Хозяйку, девочка должна была поесть мозга Пролагателя Путей. Ничего другого он придумать не мог. Вильде Биннесмана тоже ело мозги опустошителей, но оно еще не умело толком разговаривать. Вопросов почти не понимало, что уж говорить об ответах на них.
Поэтому есть придется Аверан. Потом же… Габорн не отваживался думать, что он должен сделать потом.
В легкомысленные времена своей юности он мечтал играть в театре. И с этой целью старательно изучал искусство имитации в Палате Обличий Дома Разумения.
Палата Обличий, хоть и называлась «палатой», наделе мало походила на таковую, как, впрочем, и многие другие места обучения.
Так, например, Палата Ног, где обучали искусству путешествия, и вовсе представляла из себя постоялые дворы и конюшни, которые в процессе занятий должен был посетить ученик.
Существовали и более тайные палаты, ученики которых занимались в запертых или темных комнатах. Некоторые мастера очага ревниво оберегали свои знания от посторонних и потому, как мастер Вангрив из Палаты Сновидений, давали уроки в подвальных залах, подальше от любых могущих подслушать ушей.
Но Палата Обличий была открытой и находилась в месте, которое мог посетить любой, в очень красивом месте — на острове, в великолепном замке Руэ.
Замок Руэ был выстроен восемь столетий назад неким купцом, не в оборонительных целях, а ради красоты и изящества. Поэтому каменные стены его были выбелены, и на рассвете и закате, на фоне изумрудного моря, замок казался розовым. Высоко возносились его стройные башни, и буйно цвели пышные сады, орошаемые зеркальными прудами, где цвели круглый год белые водяные лилии и пели по вечерам лягушки. Над многочисленными водоемами были перекинуты изящные мостики.
Для отдыха и размышления это было замечательное место. Вечерами можно было гулять по окрестностям замка, бродить по его улочкам, покупая самые необыкновенные кушанья и лакомства: клешни голубого краба, сваренные в морской воде, копченые лебединые ножки, свинину, приправленную кориандром и тушеную с айвой, пирожки с фигами и корицей; горячий ром, приправленный маслом и мускатным орехом.
В грандиозном Большом зале замка Руэ размещался старейший, один из лучших в Мистаррии театр. И каждый, кто здесь учился, мечтал сыграть однажды главную роль в каком-нибудь из знаменитых спектаклей, например в «Этой железной клетке» Танандира или в «Истории простака» Бомбрея.
Габорн тоже в пылу юности мечтал об этом, мечтал стать великим актером.
Но Дом Разумения — это не просто красивый фасад или мощеные улицы, где пахнет лакомствами, не только пышный театр, где показывают свое искусство актеры.
Это место обучения и практики. И в замке было множество учебных залов, коридоров и укромных уголков.
Делом жизни великого актера Торрина Биласси было изучение лиц — как человек щурит глаза, когда смеется, как приоткрывает губы, вожделея. Пока он был жив, мастера делали тончайшие слепки с его лица, запечатлевая все эти выражения.
Теперь по всему замку Руэ на стенах висели десять тысяч лиц Торина Биласси. Каждая маска была вылеплена из глины и закреплена на металлическом диске около трех футов в диаметре. В честь королей Мистаррии маски были окаймлены дубовыми листьями и после обжига выглядели так, словно были вырезаны из песчаника.
По коридорам можно было бродить часами, разглядывая их — вот выражение «Узнаю старого друга», вот «Наткнулся в темной комнате на вора», вот «Отец смотрит на своего первенца».
Габорну в Палате Обличий довелось видеть маску под названием «Как я представляю себе лик Короля Земли».
Это было лицо победителя, мудрого, великодушного, сильного и безупречного. Лицо, выражавшее любовь ко всем людям, обещавшее спасение и детям, и нищим, и слабоумным.
И направляясь в Каррис на второй день месяца Листопада, Габорн придал своему лицу это выражение.
Он знал, что никогда не сыграет в Большом зале замка Руэ. Никогда не появится на сцене в «Этой железной клетке» в роли сэра Гутфита.
Габорн сожалел об этом. Роль сэра Гутфита ему очень нравилась. То был рыцарь, который, надевая доспехи, почему-то чувствовал себя запертым в клетку. А его оруженосец всячески старался сделать из своего господина храбреца, понукая его вступать в схватки, которые тот мог выиграть наверняка. Бедняга же, пытаясь унять свару меж хозяйкой постоялого двора и девицей легкого поведения, был побит дубинкой и занемог окончательно.
Но на сцену Габорн уже никогда не выйдет.
И по дороге в Каррис он входил в роль Короля Земли. Более замечательной роли не было на свете, а зрителями его должны были стать все жители Карриса.
Но душу его омрачали сомнения и тревоги. Через мертвые земли он ехал как во сне, все время думая об этой девочке, Аверан, о ее странном даре, гадая, куда она может его повести и осмелится ли он пойти за нею.
Очень скоро герольды его начали трубить в золотые трубы, и к тому времени, когда Габорн въехал на холм перед Барренской стеной, добрая половина жителей Кар-риса уже столпилась у городских ворот, на башнях и крепостных стенах.
Приветственные крики их были столь громки, что оглушали и здесь, за полторы мили от города. Вспугнутые вороны, чайки и голуби взлетели с крыш и кружили теперь над башнями.
Ехавшая рядом с Габорном Иом при виде развалин Карриса в испуге открыла рот. Описания очевидцев не могли передать этого ужаса — обвалившиеся стены, огромная дыра, оставленная мировым червем, равнина, усеянная трупами опустошителей с разинутыми в результате сокращения мышц пастями.
Каррис встретил Габорна оглушительными рукоплесканиями. Трубили рога, мужчины, вскидывая кулаки, ликующе кричали. Женщины проливали слезы благодарности, матери поднимали детей над головой, чтобы те увидели короля.
— Вот он, вот Король Земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58