На рассвете прозвучал вызов. Я включился, открыл канал связи, и у меня в сознании появилось изображение: смуглый человек с длинными черными волосами и широкими ноздрями сидит на софе. На нем темно — синий мундир Объединенной Морской Пехоты.
— Я Джафари, — сообщил мундир. — Как я понял, у вас находится кое-что, принадлежащее мне. — В голосе его была тревожащая бесцветность, полное отсутствие интонации. Подчеркивание глубины сцены было типично для созданного компьютером изображения.
Сунув руку в карман, я нащупал кристалл.
— Мне кажется, вы ошибаетесь.
— Мне нужна женщина, — ровным голосом продолжал он. Это заявление поразило меня и одновременно вывело из равновесия. — Вот что я предлагаю: послать своих людей за ней мне бы обошлось в двести тысяч стандартов, но я бы получил ее. Хотя обоим нам было бы легче, если бы вы сами привели ее ко мне и приняли двести тысяч в знак моей признательности.
— А что вы с ней сделаете? — спросил я. Джафари, не отвечая, смотрел на меня. Глупый вопрос… — Она очень больна, — вдруг выпалил я. — В течение нескольких дней ей опасно передвигаться.
— Я охочусь за ней несколько месяцев, но сейчас пора заканчивать. До захода солнца вы должны привезти ее в аэропорт в Колоне! Поняли?
— Да, понял.
Он, казалось, всматривается в меня, словно наяву может разглядеть мое лицо.
— Вы не совершите ничего неразумного? Не попытаетесь сбежать?
— Нет.
— Вы и не сможете. У вас нет выбора.
— Понимаю.
— Хорошо, — сказал Джафари. — Я буду добр к ней. Так ей будет лучше. Я не бесчеловечен.
— Я не убегу, — повторил я. Джафари прервал связь.
Я опустился на диван. Ощущение было такое, словно меня уже заколотили в ящик. Вспомнил каждое его слово, каждый жест. Он пригрозил, что пошлет ко мне своих людей, и я подумал, не те ли это люди, что вырвали Тамаре руку? Какие же люди могут так поступить? Последние слова Джафари могли означать присутствие эмоций или, по крайней мере, подобие эмоции. ОМП не может легально действовать на Земле. Но я знал, что это не остановит Джафари. Как начальник отдела кибернетической разведки, он может подключиться к искусственному разуму армии, и тогда в его распоряжении окажется кристаллический мозг, в котором содержится в миллиарды раз больше информации, чем в органическом. В этом случае я не смогу ни снять деньги со счета в банке, ни позвонить, ни пересечь границу, ни просто миновать полицейский монитор. Я смачивал лоб Тамары до тех пор, пока усталость не одолела меня.
* * *
Уже давно рассвело, когда из спальни вышел Флако.
— Ах, Анжело, — сказал он, — если бы меня разбудил ангел смерти, я обнял бы его от всего сердца. Как я жалею, что мой дедушка не изобрел рома, которым можно было бы напиться без похмелья.
— «Небольшая цена за такое счастье», — процитировал я в ответ старую песню. Флако сел на кровать, а я обследовал голову Тамары в поисках шрама, любого признака, который мог показать, что ее мозг пересажен. Признаков не было, но это ничего не значило: хороший пластический хирург никаких следов не оставит. Сказав: «Присмотри за Тамарой», я пошел готовить завтрак. Поджарил немного бобов с рисом, открыл пакет с пончиками и сварил кофе.
Вскоре на кухню заявился Флако.
— Она спит, как ангел.
— Хорошо. — Я протянул ему тарелку. Он сел за стол. Мы ели молча.
— Могу рассказать, о чем ты думаешь, — заговорил он наконец. — Я был не настолько пьян, чтобы забыть тот звонок в ресторан. Может, перевезти ее в мой дом?
— Нет. Если он смог позвонить тебе, то знает, где ты живешь.
— Тогда нужно перевезти ее еще куда-нибудь. Мы можем спрятать ее на банановых плантациях.
— Это бы подошло, — согласился я. Мы еще немного посидели молча. Я не знал, стоит ли рассказывать Флако о вызове Джафари. Флако хороший друг и хороший человек, но в глубине души он вор. Вполне возможно, что ради денег он способен украсть Тамару.
— Что тебя тревожит? — спросил Флако. — Боишься спрятать ее на банановых плантациях?
Я погладил пальцем потертый пластик стола. Тамара поднялась и пошла в ванную: я слышал, как там льется вода. Она умывалась.
— Нет. Вчера я сделал ей инъекцию от антител. Это может быть опасно. Она может от этого умереть.
— Какова вероятность?
— Не знаю. Надеюсь, не очень высокая.
— Тогда бы я не беспокоился об этом и не выглядел бы таким мрачным. Глядя на тебя, можно подумать, что ты петух и твой хозяин умер. — Я немного посмеялся. — Послушай, дела не так уж плохи. Флако все устроит. Когда Тамара войдет, я проверю, не беженка ли она. — И он потянул себя за веко — знак, что я должен молчать.
Появилась Тамара.
— Я ухожу, — объявила она.
— Знаем, — ответил Флако. — Я иду с тобой. Спрячемся на банановых плантациях среди беженцев. Там тебя никто не найдет.
— Вы не знаете, от кого я скрываюсь, и не подозреваете об их возможностях.
— Это неважно! — продолжал Флако. — Никто не следит за плантациями: рефуджиадос слишком быстро появляются и исчезают. Там живут сотни тысяч людей, и никто никогда не спрашивает у них удостоверений личности.
— Ну, в таком случае, не знаю…
— Ты прекрасно растворишься в толпе беженцев, — повторил Флако. — У тебя такой голодный вид…
Тамара какое-то время смотрела на него, будто хотела понять некий скрытый смысл его шутки, потом принужденно улыбнулась, сказала «Хорошо» и начала есть.
— Кстати о рефуджиадос. Угадай, кого я вчера видел… — обернулся ко мне Флако. — Профессора Бернардо Мендеса! — Я слышал это имя, но не мог вспомнить, в связи с чем. Посмотрел на Тамару, мы оба одновременно пожали плечами. — Ну, ты же знаешь, Бернардо Мендес! Великий социальный инженер, который проделал такую большую работу в Чили. Тот, кто пообещал с помощью генной инженерии за три поколения вывести совершенного человека! Я видел его вчера на ярмарке. Он со своей идеей явился в Колумбию — так колумбийцы сделали ему лоботомию и выбросили за границу, в качестве примера для беженцев. Им не понравилась его разновидность социализма, и они укоротили ему мозг. Теперь он бродит по улицам в мокрых штанах и ворует еду.
Тамара отодвинула тарелку и побледнела.
— Может, это капиталисты? — предположил я. — Может, это они сделали ему лоботомию.
— Нет, — утверждал Флако. — Колумбийцы. У меня есть друг, а вот его друг точно знает.
Женщина возразила:
— Точно никто ничего не может знать. Флако улыбнулся и подмигнул мне.
— Тс, тс… так много цинизма — а ведь еще только завтрак! Какой же циничной она будет к обеду? Ну, все равно: стыдно видеть великого человека в таком состоянии: он все время мочится в штаны. Теперь он не умнее игуаны или утки.
— Не будем говорить об этом, — заключила наша собеседница, и мы закончили завтрак в молчании.
* * *
Мы захватили запас съестного и одежды и отправились на плантации, все время проверяя, не следят ли за нами. Затем мы долго шли среди деревьев, не встретив ни одного человека, но потом вдруг оказались в небольшом поселке среди множества палаток. Ни одна из хижин не принадлежала герильям, все они жили дальше к востоку. Флако выбрал место потише, среди четырех грязных заплатанных палаток, на двух наверху — следы птичьего помета: там проводят ночь куры. Возле одной из палаток в алюминиевой ванночке сидел голый ребенок. Воды там почти что не было. Зубы у ребенка отсутствовали, во рту он держал тряпку. По тельцу и по тряпке ползали мухи.
Флако позвал, и из палатки вышла молодая чилийка. Расстегнув блузу, она начала кормить ребенка. На вопрос, могут ли они с Тамарой пожить здесь, женщина ответила, что жильцы одной из палаток исчезли неделю назад, так что остаться можно. Исчезновения здесь обычны: многих рефуджиадос находят убитыми, причин никто не знает. Полиция ничего не делает. Флако и Тамара как будто хорошо устроились, и я отправился на свое рабочее место — в павильончик на ярмарке.
Народу сегодня было — тьма, и если бы я не думал о том, сумеет ли Тамара скрыться от Джафари, день можно было бы считать удачным. Китайские и корейские моряки, лидийские торговцы, южноамериканские герилья — казалось, весь город вышел на улицу, и вскоре перед моим киоском колыхалась огромная толпа, все в ярких костюмах, снуют и толкаются. Воздух заполнили запахи пота, пыли и острых приправ, люди кричали и торговались.
Мне всегда нравилось, как выглядит ярмарка. Будучи студентом университета, я жил со своим дядей в Мехико. В нижнем городе все тротуары односторонние, и если пешеходу нужно зайти в магазин на другой стороне улицы, он должен пройти мимо него, дойти до следующего перекрестка, пересечь улицу, а потом только вернуться к магазину, в который он хочет зайти. Уже тогда меня тошнило при виде огромного количества людей, марширующих в одном направлении. Все шли в ногу, словно скованные невидимыми кандалами. Помню, когда впервые оказался в Панаме, именно беспорядочная толчея на ярмарке привлекла меня. Мне всегда нравилось отсутствие порядка в Панаме, но теперь, обдумывая ночной разговор с Флако, я пытался понять, может, мне просто нравится возможность повернуть и идти навстречу толпе? Может быть, это мой способ быть хозяином самого себя? — Флако появился в полдень и купил л будочке по соседству кувшин воды. Он заглянул ко мне, мы поговорили.
— Заметил ее выражение лица, когда я рассказывал о Бернардо?
— Si, она выглядела больной.
— Она рефуджиада, точно?
— Да, она выглядела совсем больной, — повторил я. Флако рассмеялся и сказал, чтобы я попозже заглянул к ним и принес фруктов. Пообещав, что приду, и отдав ему компьютерный кристалл, я попросил продать его. Он ответил, что постарается. Флако исчез в толпе, а я смотрел ему вслед, проверяя, нет ли слежки. Но толчея была такая, что определить это я просто не смог.
Дела сегодня шли хорошо: продав омоложение (это происходит не чаще раза в месяц), я убедил себя остаться в киоске дотемна, говоря себе, что могут появиться еще клиенты. Однако срок, назначенный Джафари, уже прошел, и чувство страха не покидало меня.
Палатка, в которой временно поселился Флако, располагалась в 114 — м ряду к югу от канала и примерно в трех километрах к западу от Колона. Я отправился туда в темноте, захватив ведро с фруктами и бутылки с минеральной водой. Все это я купил на ярмарке.
Банановые деревья и теплая земля светились, и я хорошо видел. Пока за мной никто не следил.
Добравшись до лагеря беженцев, я заметил огромного негра метрах в пятидесяти от палатки Флако; он стоял согнувшись, словно решил помочиться. Я хотел было тихо обойти его, чтобы не испугать, но, приблизившись, разглядел, что он нагнулся над Флако и снимает с его шеи удавку — гарроту. Флако был мертв. Я закричал: «Стой!» — негр оглянулся и бросился ко мне. Но я увернулся, и он побежал дальше.
Пульса у Флако не было. Я расстегнул ему рубашку, чтобы было легче дышать, но в горле у него булькнуло, и из раны под кадыком хлынула кровь. Чтобы проверить, насколько рана глубока, я засунул туда руку. Пальцы коснулись перерезанного позвоночника…
Я отполз в сторону, меня вырвало. И только потом закричал:
— На помощь!
Из своей палатки выскочила чилийка, вместе с ней и Тамара. Чилийка пришла в ужас, увидев мертвого Флако, она все время крестилась и стонала. Тамара просто смотрела на труп, широко раскрыв рот от ужаса.
Меня разобрало зло, я вскочил, полный решимости догнать убийцу Флако. Пробежал метров пятьсот и увидел его — он прятался за банановыми деревьями. Прыгнув ко мне, он взмахнул ножом, а я, в свою очередь, постарался выбить ему коленную чашечку, но сумел только сильно ударить по ноге.
Убийца побежал, выронив нож. Я подобрал его и кинулся следом. Он бежал не быстро, все время хватаясь за колено и хромая, я же чувствовал себя легко и свободно. Движения и дыхание подчинялись ритму моего тела, оставляя мозг свободным для создания картин мести: хорошо бы разрезать этого человека от промежности до горла…
Я уже почти лишил его подвижности; оставалось его убить. Очевидно, он меня недооценил: конечно, я уже не молод, однако всегда следил за собой. Представляя себя старым львом, который вдруг обнаружил, что у него еще остался один клык и он может убивать, я наслаждался этим ощущением и потому не торопился; пусть он боится меня. Пусть он ждет смерть, чувствует, как она приближается. И тут вдруг я поймал себя на мысли, что сейчас напоминаю капитана, который не торопясь расстреливал детей на берегу. Нож сам выпал из руки. Негр почти перестал хромать и побежал заметно быстрее, но я продолжал преследовать его.
В моей голове прозвучал сигнал вызова комлинка. Я ответил.
— Хорошо бежишь, старый хрен, — убийца похвалил меня по-английски. Я не ответил. Мы выбрались из зарослей и пересекли дорогу вдоль канала. Потом перелезли через защитную сетку и рельсы поезда на магнитной подушке по ту сторону дороги. — Что ты будешь делать со мной, старик, если поймаешь? — спросил он.
— Вырву тебе кишки, — пообещал я. Он пробежал тоннелем под старым каналом, потом под новым, я не отставал. Мы держались направления на гетто Колона.
Вокруг уже виднелись деловые здания. Постепенно по обе стороны дороги, как стены каньона, поднялись многоквартирные жилые дома. На улицах почти никого не было — все, услышав топот бегущих, старались скрыться.
Я миновал трех грязных молодых людей, пивших пиво. Один из них рассмеялся и спросил: «Помочь?», но, когда я ответил «Да!», так и не побежал за мной.
Нужно было ожидать, что я встречу одну из полицейских камер, которые постоянно следят за этим районом. Но всякий раз камера оказывалась вырвана, и в одно и то же время я испытывал облегчение и страх: что бы ни произошло, это останется между нами: убийцей и мной.
— Пусть драка будет на равных. Давай найдем место, где есть хоть немного света, чтобы я тоже мог тебя видеть, — предложил человек.
Около баков с мусором рылся бродячий пес. Он зарычал и погнался за негром. Человек и собака добежали до освещенного перекрестка и свернули за угол — сразу вслед за этим собака завизжала от боли, и я на секунду приостановился. Впереди что-то ярко сверкнуло — я только собрался свернуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68