Ц Ну, давайте, давайте посмотрим, Ц сдался эксперт, Ц честное слово, не
понимаю, зачем вам это.
Он курил у подоконника и матерился про себя, пока Бородин разглядывал го
лову и шею трупа. Он знал совершенно точно, что никаких внешних поврежден
ий, кроме восемнадцати колотых ран, на теле не было и быть не могло. Он ведь
тоже не вчера родился и на своем веку перевидал насильственных, трупов с
отни три, не меньше. Как правило, если человека режут, его перед этим не душ
ат. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
Ц Кирилл Павлович, можно вас на минуту? Ц тихо позвал его Бородин. Ц Вот
, взгляните сюда. Что это, как вы думаете?
Пухлый палец указывал на продолговатое темно-красное пятно на шее. Эксп
ерт несколько секунд молчал, наконец тяжело вздохнул и произнес, покосив
шись на следователя:
Ц Ну, допустим, кровоподтек.
Ц Допустим или точно?
Ц Послушайте, я не понимаю, вы что, настаиваете на дополнительной экспер
тизе? Ц повысил голос Кирилл Павлович. Ц Тогда давайте оформлять все, к
ак положено.
Ц Нет, на дополнительной экспертизе я не настаиваю, Ц замотал головой с
ледователь и, помолчав, добавил задумчиво:
Ц Пока не настаиваю. Сейчас мне просто нужна от вас небольшая консульта
ция. Для меня не совсем ясна картина смерти.
Ц Женщину восемнадцать раз ударили ножом. Вам что, мало этого?!
Ц Мне достаточно, Ц Бородин одарил эксперта теплой лучезарной улыбко
й, Ц я просто хочу выяснить, почему она не кричала и не сопротивлялась. Во
т видите, мы с вами внимательно посмотрели и обнаружили кровоподтек. Так
ой след, если не ошибаюсь, мог остаться в результате удара тупым предмето
м, ребром ладони например. Здесь, Ц он ткнул пальцем в собственную розову
ю пухлую шею, Ц проходит сонная артерия. Впрочем, я не специалист. Специа
лист вы, Кирилл Павлович.
«Совсем сдвинутый, Ц подумал эксперт, Ц разве нормальный человек буде
т на себе показывать?»
Ц Да это вообще может быть родимое пятно, Ц буркнул он, Ц или вы думаете
, ваша олигофренка на самом деле Жан-Клод Ван Дамм?
Ц Как, простите? Вам Дамм? Кто это? Ц Бородин подался вперед всем корпусо
м, склонил голову набок и стал похож на старого говорящего попугая. Экспе
рт не выдержал и рассмеялся. В пустом кафельном морге загудело эхо. Бород
ин удивленно подвигал бровями и быстро прошептал:
Ц Ох, как заразительно смеетесь, Кирилл Павлович. Я понимаю, это нервное.
Конечно, это у вас от усталости.
Судебный медик успокоился, откашлялся и тихо, доверительно спросил:
Ц Илья Никитич, простите, вы издеваетесь, да? Вы что, правда не знаете, кто
такой Жан-Клод Ван Дамм?
Ц Какой-то известный спортсмен?
Ц Кинозвезда, герой самых крутых американских боевиков.
Ц Ну да, ну да, Ц рассеянно кивнул следователь, Ц то есть вы хотите сказ
ать, что удар по сонной артерии был нанесен человеком, который владеет пр
иемами каратэ?
Ц Да, причем владеет неплохо. В принципе такой удар относится к разряду с
мертельных. Каратист не мог не знать этого. Если надо было убить, одного та
кого удара хватило бы. Более того, было бы весьма сложно установить истин
ную причину смерти. Это профессионал тоже должен знать. Зачем понадобило
сь еще восемнадцать ножевых ранений?
Ц То есть вы не исключаете, что эти ранения нанесены посмертно?
Ц Точно установить нельзя, все происходило слишком быстро. Слушайте, а в
едь она маньячка, эта ваша подозреваемая. Она вырубила тетушку, а потом ст
ала ее резать, уже для собственного удовольствия. Кстати, нашли орудие уб
ийства?
Ц Нет.
Ц Вот это класс! Ц присвистнул эксперт. Ц а что говорят психиатры про в
ашу подозреваемую? Может, она вообще никакая не олигофренка просто устро
ила спектакль? Кончила тетушку потом поняла, что не сумеет замести следы,
и решила так красиво закосить?
Ц Спасибо, Ц кивнул Бородин, Ц хорошая версия. Нет, психиатры исключаю
т симуляцию. Девочка действительно больна с рождения. Оли-гофрения в ста
дии дебильности. А приемами каратэ она не владеет. Девочка полная, рыхлая,
вряд ли она вообще знает, что такое каратэ.
Ц Жаль, жаль, Ц покачал головой Кирилл Павлович, Ц похоже, дело может за
виснуть и заглохнуть. А так все хорошо начиналось, по материалам все так я
сно и гладко выходило. Теперь уж, понятно, придется искать убийцу-каратис
та, Жан-Клода Ван Дамма. Или нет?
Ц Да, Ц кивнул Илья Никитич, Ц придется искать.

Глава 4

Олег Солодкин принял дозу, ему стало хорошо, и жестокие сомнения оставил
и его. Он продолжал глядеть в компьютерный экран, но уже не видел там никак
их мух и личинок. На экране и в его просветленном мозгу порхали, приятно шу
рша крыльями, райские бабочки, крошечные птички колибри сверкали радужн
ым оперением, нежные теплые ангелы шептали ему на ухо, что все замечатель
но.
«Ну зачем себя мучить? Ц весело думал Олег. Ц Да, я наркоман. Я сумасшедши
й. Иногда не отдаю себе отчета в собственных действиях и все забываю, забы
ваю. Какой ужас! Однако ведь правда, все гении были сумасшедшими. Творчест
во требует огромного напряжения духа, для творца мир должен всегда остав
аться загадочным и прекрасным. А это возможно только под кайфом. Байрон к
урил опий и страдал эпилепсией. Мопассан злоупотреблял морфием. Блок уме
р от кокаина. Эдгар По был доставлен в больницу для бедных в состоянии нар
котического опьянения и умер там от кровоизлияния в мозг. Ему было сорок,
как мне сейчас. В этом возрасте надо либо умереть, либо начать все с нуля».

Начать с нуля было, конечно, приятней. Он представлял, что за спиной у него
не сорок лет реальной жизни, а полнометражный художественный фильм, гени
альное кино, полное и свободное выражение его глубокого, неповторимого в
нутреннего мира.
Всякий раз после очередной «завязки», после ломок и депрессий, он, приняв
дозу, возвращался к сладкой детской мечте о гениальном кино, которое пом
ожет ему освободиться от прошлого и начать с нуля. Столько всего интерес
ного роилось у него в голове, яркие, причудливые образы просились на бума
гу, то есть на экран компьютера, а потом на киноэкран. Он закрывал глаза и в
идел череду выразительных картинок. Казалось, стоит прикоснуться к клав
иатуре, и текст заветного киносценария польется плавно и легко, как джаз
овая импровизация.
Он изобразит себя в детстве, маленького толстого мальчика, закормленног
о жирными деликатесами, замученного французской спецшколой, музыкальн
ой школой. Он наполнит действие пронзительным, как зубная боль, визгом уч
енической скрипочки. Мама хотела сделать из него великого музыканта, что
бы сообщать всем вокруг: «Мой сын Ц великий музыкант». Маленькая скрипк
а стала для него мистическим одушевленным существом. Когда он брал ее в р
уки, прижимал к челюсти, касался смычком тугих дрожащих струн, голова его
наполнялась болью, а душа ненавистью. Это создание, полое внутри, гладкое
обтекаемое, лоснящееся маслянистым лаком снаружи, издавало в его руках о
мерзительные визги и скрипы. Олег подозревал, что ненависть взаимна. В ру
ках учительницы музыки его скрипочка сладко пела и захлебывалась счаст
ьем, как любящая собачонка при встрече с хозяином.
В музыкальной школе ему задавали огромные домашние задания, и даже в те д
ни, когда не надо было ходить на занятия, он должен был пилить на инструмен
те по несколько часов. Родители проводили целые дни на работе, но обложил
и его со всех сторон, как волчонка красными флажками. Они дарили подарки л
ифтершам, и за это получали исчерпывающую информацию, в котором часу он в
ернулся из школы, уходил ли куда-то еще, приходил ли кто-то к нему. Они дари
ли подарки всем его учителям и настоятельно просили держать мальчика в е
жовых рукавицах, подробно докладывать, как он выполняет домашние задани
я, как ведет себя, с кем дружит.
Он не мог гонять мяч на спортплощадке, шляться в компании мальчишек по ок
рестным дворам и переулкам, залезать на таинственные вонючие чердаки и т
ам, чувствуя себя взрослым, сильным, курить, пить портвейн, травить оглуши
тельно похабные анекдоты. Он был толстым, неуклюжим, застенчивым мальчик
ом со скрипочкой. А хотел быть поджарым, ловким пацаном, настоящим дворов
ым пацаном, которого все знают, уважают и боятся.
Лет в двенадцать он начал таскать у матери сигареты, но курить в одиночес
тве на балконе было неинтересно. Тошнило, кружилась голова, приходилось
идти на сложные ухищрения, чтобы родители не заметили, и трястись от стра
ха, что все-таки заметят. В родительской спальне, перед зеркалом, он пытал
ся выработать особенную, вкрадчиво-расхлябанную блатную походочку. При
спускал штаны, подволакивал ноги. Корчил рожи, копируя надменно-томную г
римасу, с которой матерились и сплевывали сквозь зубы его ровесники, дво
ровые боги. Глотал лед, чтобы голос стал хриплым. Глядя в глаза своему раст
ерянному отражению, произносил витиеватые матерные тирады. Шариковой р
учкой рисовал на груди кресты и черепа. Тер наждаком костяшки пальцев, им
итируя последствия удачного удара кому-то в зубы.
Огромное, трехстворчатое зеркало было немым свидетелем отчаянных один
оких представлений. Толстый мальчик часами выделывался перед ним, вмест
о того чтобы общаться со скрипкой. Зеркало видело и те позорные минуты, ко
гда стрелки часов подползали к восьми, и мальчик метался в панике, стирая
плевки со светлого паласа, пасту шариковой ручки со своего тела, прижига
я одеколоном стертые до крови костяшки, хватался за скрипку, которая вал
ялась тут же, на родительской кровати, и, суматошно водя смычком по струна
м, уносился к себе в комнату. Мать всегда возвращалась к восьми. У нее был у
дивительно чуткий слух, она еще на лестничной площадке улавливала голос
скрипки, и если слышала, что мальчик занимается, входила в квартиру с улыб
кой, весь вечер оставалась ласковой и какой-то даже трепетной по отношен
ию к сыну.
Всякий раз, когда приходили гости, мать, дождавшись подходящего момента,
произносила небрежно, как бы между прочим:
Ц Олежик, ты нам сыграешь? Он ненавидел себя за то, что не мог сказать:
«Нет, мама». Он скромно опускал глаза, кивал, доставал из футляра прокляту
ю скользкую деревяшку и с пылающими ушами, с мокрыми подмышками выходил
на середину гостиной. Гости почтительно затихали. На лицах читалось умил
ьное внимание. Даже те нестерпимые звуки, которые издавало маленькое чуд
овище в его потных руках, не сдували со взрослых лиц серьезного выражени
я. Они покорно слушали, терпели, потом хлопали в ладоши и одобрительно кив
али: «Да, очень музыкальный мальчик».
В седьмом классе он сжег скрипку. Это была тонкая, заранее продуманная оп
ерация. В кладовке нашел бутыль с керосином, замотал горлышко с ненадежн
ой пробкой полиэтиленовым мешком, затянул аптечной резинкой, потом еще з
авернул в газету. Главное, чтобы из его сумки впоследствии не воняло керо
сином. У матери был великолепный нюх.
Вместе с керосином он положил в сумку пластмассовую пионерскую флягу, до
половины заполненную ликером «Шерри», горсть своих любимых шоколадных
конфет «Стратосфера», сигареты, спички. Музыкальная школа находилась в т
рех троллейбусных остановках. Он ехал и бормотал себе под нос песню «Бит
лз». Он уже был счастлив, хотя ничего еще не произошло. На занятиях он игра
л вдохновенно и точно, как никогда прежде, и учительница ничего не понима
ла, даже спросила: почему же раньше у него так не получалось?
Домой он отправился пешком. Шел мелкий дождь, вечер был тихий, теплый. Свер
нув в пустой переулок, Олег перелез через забор и оказался на заброшенно
й стройке.
На бетонную плиту он поставил флягу, рядом положил конфеты и сигареты, ра
скрыл футляр и наполнил нутро скрипки керосином. Прежде чем кинуть спичк
у, прикурил от нее.
Несколько минут он завороженно глядел на пламя, которое просто, красиво
и деловито пожирало его деревянного врага. Ничего прекраснее этого огня
он в своей жизни не видел. Взял дрожащей рукой флягу, стал медленно, малень
кими глотками пить сладкий ликер прямо из горлышка, закусил конфеткой. М
ир, до этого тусклый, черно-белый, несправедливый и скучный, осветился вол
шебным огнем, наполнился яркими живыми красками. Больше не будет никакой
скрипки, он скинет вес, начнет качать мышцы, выйдет во двор и наконец стан
ет таким, каким хотел быть всегда. Сильным, грубым, приблатненным, с тяжелы
ми кулаками и легкой башкой.
Домой он явился к половине девятого. Мать, увидев его, побледнела. Куртка б
ыла порвана, измазана кровью и известкой. Кровь алела на лице и на руках. О
н протянул матери обугленную крышку от скрипичного футляра.
Ц Только не волнуйся, Ц произнес он отрывисто, с придыханием, Ц их было
десять человек. Они затащили меня на стройку, держали за руки, за ноги и жг
ли скрипку. Они не из нашего двора. Я никогда их раньше не видел. Настоящие
блатари, варвары.
Мать ринулась звонить в милицию. Он был готов к этому и не боялся. Он знал, ч
то из-за какой-то там скрипочки никто не станет всерьез суетиться, и оказ
ался прав. Позднее, когда родители хотели купить ему новую скрипку, он пус
кал скупую подростковую слезу, задыхался и шептал: «Не надо… я прошу вас, н
е надо… я не смогу больше играть, я не смогу взять ее в руки, мне все время бу
дет мерещиться огонь и эти жуткие рожи, и как они меня держали, заставляли
смотреть…»
Ему так понравилась история про мальчика со скрипкой, что он решил запис
ать ее. Получился маленький рассказ. Он изобразил неуклюжего вундеркинд
а, живущего одной лишь музыкой и далекого от грубой реальности. Он живопи
сал главаря банды, сцену слежки, сцену избиения юного музыканта и варвар
ский ритуал казни прекрасного инструмента. «Смотри, смотри, гад!» Ц хрип
ло приговаривал главарь и бил связанного вундеркинда ногой в живот. Отсв
еты пламени озаряли зверские лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10