Костер уже догорал, а в небе беспощадно сияли яркие, холодные звезды.
«Прах к праху...»
Сашка выбрался наружу, почти на автомате собрал еще дров, навалил их на угасающий костер и, на секунду остановившись перед входом, снова полез в пещеру. Он не вполне отдавал себе отчет в том, что делает, но одно знал точно: как бы ни сложились дела там, внизу, он не хочет, чтобы нашпигованные заснувшими от холода вирусами тела его родственников так и лежали минами замедленного действия всю вечность. Прах к праху...
С невероятным трудом, не обращая внимания на хруст смерзшейся мертвой плоти, он распрямил им конечности и вытащил их за ноги, одного за другим: сначала дядьку, а затем и прадеда. Оглянулся по сторонам, перекрестился, вздохнул и, поочередно ухватив заледенелые тела под пустые, вскрытые Рейнхардом животы, уложил обоих на костер. Отыскал в снегу канистру с остатками керосина и обильно полил сверху.
Погребальный костер нещадно чадил, а трупы категорически не хотели разгораться. И лишь когда он выбрал почти весь сушняк на сотню метров кругом, тела начали полыхать наравне с дровами.
Пламя оказалось настолько мощным и отдавало столько энергии, что отогревшийся и даже просохший Сашка впервые сумел получить передышку и вдруг начал отдавать себе отчет в совершенном безумии происходящего.
Отодвигаясь от яростно полыхающего костра всё дальше и стараясь не вдыхать густой, плотный запах жаркого, он отчетливо вспомнил, как втыкал острие тяжеленного лома в белое беззащитное брюхо маленькой крылатой машины. Как орал что-то угрожающее ни в чем не повинным делегатам, как жестоко и хладнокровно расправился с Лосем и его братвой. И наконец, он вспомнил свой разговор. С мертвыми.
- Бред! - тряхнул он головой. - Это не я!
Сашка неторопливо сходил за новой порцией сушняка, кинул его сверху и увидел, что практически всё уже прогорело и теперь осыпается при малейшем прикосновении, становясь неотличимым от древесной золы серым порошком. И тогда он еще раз - так, на всякий случай, - перекрестился, развернулся и быстрым, деловитым шагом побрел вниз.
Уши и прихваченные морозом кисти рук немного болели. И хотя мороз еще давил, на востоке занималась новая заря, и он знал, что уже сумел пережить эту ночь и хуже теперь не будет.
Постепенно спуск стал еще круче, и Сашка, поражаясь тому, как это сумел проделать неповоротливый и неспортивный Рейнхард, повторил их недавний совместный подвиг и скатился вниз, почитай, на собственном заду. И только у самой речки Шаманки притормозил. На мосту, совсем недалеко отсюда, стояла патрульная машина.
«Так, через мост не пройти, - потер застывающие ладони Сашка. - А где тогда?»
Он перебрал в памяти всё, что знал об этом городе, и понял: больше пройти просто негде! Разве что попытаться преодолеть парящую на морозе Шаманку вплавь.
Сашка дико огляделся по сторонам и увидел, что заря занимается все ярче. Пройдет еще четверть часа, и его сгорбленная темная фигура на пустом заснеженном берегу будет видна километра за три.
«Надо под мост! - мгновенно сообразил он. - Больше прятаться некуда!»
Он еще раз пригляделся к патрульной машине, сделал вывод, что его оттуда пока не увидать, и побежал вперед. В считанные минуты достиг цели и замер: больше бежать было некуда.
Он простоял так часа полтора. Уже давно поднялось из-за сопки неяркое зимнее солнце, по мосту вовсю шуровали в город и обратно грузовики и легковушки, а он всё стоял, переминаясь с ноги на ногу и проклиная тот день, когда сменил умеренный среднероссийский климат на героический северный.
Четыре раза, рискуя быть замеченным, он выбирался из-под моста и немного отходил в сторону. И каждый раз убеждался: патруль на месте.
Он снова начал разговаривать сам с собой, то проваливаясь в странное, полудремотное состояние, то просто пытаясь подбодрить свою уставшую от бесконечных волевых усилий душу. А потом сверху насыпи полетели комья снега и мерзлая щебенка, и Сашка встрепенулся и кинулся прятаться за опору.
- Что за люди пошли? - пробормотал сиплый голос. - Ни одной бутылочки.
Сашка выглянул. Прямо перед ним, растерянно разводя руками в стороны, стояла бомжиха. Испачканная в мазуте сиреневая куртка поверх длинного, ободранного по краю пальто, две вязаные шапочки - одна на другую - и драный платок на голове, безразмерные калоши...
- Бабушка! - позвал он. Бабка отпрянула:
- А?
- Бабушка, там менты еще стоят? - Бомжиха перевела дух:
- Стоят, милок. - Сашка вздохнул и подумал, что еще немного, и можно будет сдаваться.
- А чего ты прячешься? - уставилась на него единственным зрячим глазом старуха. - Хороший человек, а прячешься...
- Я плохой, бабуля. - Ежась и подпрыгивая, вышел он из-за колонны. - Но в город мне всё равно надо... хочешь, я тебе денег дам?
- Зачем? - перепугалась бомжиха.
- Мне они скоро не понадобятся, бабуля, - шмыгнул Сашка носом. - Да и все равно в ментовке отнимут. Или вот что, у тебя курточка не продается? А то, веришь или нет, а никаких больше сил! Застыло всё...
Сашка смотрел, как перепугавшаяся старуха постепенно успокаивается, а затем внимательно взвешивает все «за» и «против», и молил небо только об одном: чтобы она не испугалась еще сильнее.
- Ты мине помог, и я тибе помогу, - внезапно решилась она, и вдруг Сашка вспомнил, где ее видел.
- Йо-пэ-рэ-сэ-тэ! Так это на тебя тогда Бобик напал?!
Спустя пять-семь минут они уже поднимались на мост. Одетый в ярко-сиреневую верхнюю бабкину куртку и в бабкину же вязаную шапочку, Сашка тащил на себе ее же мешок и старался смотреть только под ноги. Бабка мелко семенила рядом.
- Ты бутылочки-то мне не побей, милок, - боязливо просила она. - Мне еще хлебушка купить надо...
- Я ж тебе денег дал, бабуля, - пробормотал он. - Там на весь хлебный магазин хватит...
- За деньги спасибо, но бутылочки-то не побей...
- Я стараюсь, - пытался успокоить ее Сашка и сам же понимал, что гарантий у него никаких: его кидало из стороны в сторону против всякой воли.
Ему даже не надо было придуряться: застывшие, онемевшие ноги не держали, а голова шла кругом, как после хорошей пьянки.
- Не побей, говорю, бутылочки-то...
Менты сидели в машине, и Сашка всей шкурой ощущал их молчаливое недоброжелательное внимание.
- Я тебе еще денег, бабка, дам, - яростно прошипел он, - только заткнись!
- Спасибо, милок, - вздохнула бомжиха. - Ты мне, главное, бутылочки не побей...
Они миновали патрульную машину, прошли мост до конца, затем оставили позади два жилых квартала и тут же наткнулись на следующий патруль.
«Блин! - ругнулся он. - Сколько их здесь?!» И буквально через пять минут убедился: хватает. Собственно, ментов было немного, но вот штатских... Они стояли чуть ли не на каждом перекрестке и внимательно осматривали всех проходящих мимо мужиков.
«Что за черт?! - не мог понять Сашка. - Чего им надо?!»
- Мне направо, милок, - вежливо напомнила старуха. - Ты же мне бутылочки донести обещал.
Сашка мысленно матюгнулся, но направо повернул безропотно. И лишь тогда признал: этот проходящий мимо многочисленных бараков путь намного безопаснее.
- Ты где живешь, бабуля?
- Так в подвале, милок. Вон, Горняцкий проезд, шестнадцать...
Сашка кивнул в знак согласия со всем, что она ни скажет, прошел вслед за бабкой в подъезд и с невероятным облегчением спустился в темное, теплое чрево подвала. Бережно передал неподъемный мешок бабуле, бессильно осел возле пышущей жаром трубы отопления, обнял ее и заплакал.
Это произошло с ним настолько внезапно, что Сашка даже не понял почему... что за причина. Но слезы лились из глаз непрерывным ручьем, горло перехватили спазмы, а рот наполнился вязкой, густой слюной. И только тогда он вспомнил, почему плачет.
- Чего это с тобой, милок? - подсела старуха. - Чего такое?
- Я болен, бабуля, - горько прорыдал он. - Я очень... сильно... болен...
Хотя сказать надо было другое: я обречен оставаться в этом городе навсегда...
Галлюцинировать он начал позже, уже когда старуха помогла ему подняться и, впрочем, не упустив случая снять с него свою замызганную курточку, провела и уложила на сооруженное поверх отопительных труб ложе из несколько слоев картонных ящиков.
Бабка что-то говорила, спрашивала, но Сашка уже был не здесь. Перед ним ярко и радужно вспыхивали цветные пятна, структурированные в нечто спиральное, бесконечно уходящее в замысловатое никуда. Затем его начало трясти, и перепуганная старуха попыталась напоить его кипятком из большого эмалированного чайника. Но Сашку немедленно вырвало, и он снова погрузился в кошмарные цветные видения.
Он совершенно точно знал, что эти пятна, если их посмотреть на просвет, обнаружат в себе сатанинскую схему по захвату земли иноземными пришельцами. Но он точно так же был уверен, что, если пришельцев окрестить растворенным в иорданской воде башкирским медом, вся их злобная натура будет гармонично трансформирована в нечто высокое и бесконечно прекрасное. И он метался, раскидывая руки в стороны, и требовал от бабки немедленно доставить ему хотя бы тонн восемь этого волшебного средства. Ибо пришельцев было много.
А потом он увидел прямо над собой женскую грудь, и это было странно, потому что грудь была поистине космических размеров, уж точно больше его головы.
- А кто у нас кушать будет? - неожиданно молодым голосом проворковала мать.
«Неужели это мне?» - хотел спросить Сашка и тут же увидел свой новый велосипед и понял, что его вопрос относится именно к этому сказочному зверю. Нежно-бирюзовый цвет рамы пробуждал в груди неземное блаженство, а бесчисленные сверкающие на солнце спицы просто пугали своим совершенством. И даже хищные зубья шестерни восхищали именно этой своей хищной целеустремленностью.
Такую же хищную целеустремленность Сашка увидит еще лишь один раз, когда попадет под нож бульдозера. Тракторист и понятия не имел, что кто-то из пацанов прямо сейчас сидит на трубах, там, внизу... Но Сашкина ступня преглупым образом соскользнула и застряла меж труб, и он смотрел, как прямо на него, единым живым целым, движется уже начавшая подсыхать глина, а прямо за ней посверкивает на солнце верхний край ножа. И тогда он понял, что сейчас умрет.
- Как так умрешь? - затрясли его за плечо.
- Это легко, - одними губами шепнул Сашка.
- Нам здесь ментов не надо! - озверело рыкнул в лицо неизвестный бородатый мужик.
- Коля правильно говорит! - подхватила старушка.
- Ментов сегодня не будет, - заверил Сашка. - Менты завтра придут.
Он сказал это с абсолютной уверенностью, хотя сам же знал, что в этот момент гипотетическое завтра находится не ближе Южного полюса. Он даже сомневался в том, что оно вообще наступит. Могло и не наступить. И только он это осознал, как увидел прадеда.
Шаман Николаев стоял прямо перед ним в широченных галифе и щегольской гимнастерке хорошего сукна, но почему-то без одного сапога. И Сашка смотрел на его монгольские скулы, жесткий черный, с красивой проседью, ежик волос и странным образом узнавал себя.
- Ты не в обиде? - испуганно спросил Сашка. - Я ведь не по обряду тебя...
Слово «сжег» он произнести не сумел.
- Прах к праху, - равнодушно произнес шаман. - А теперь ты должен принять Силу.
- Но я не хочу!
- У ребенка нет выбора, родиться или не родиться, - покачал головой шаман. - И если он сопротивляется жизни, то просто родится мертвым.
- Я боюсь, - честно признался Сашка.
- Ты не можешь бояться, ты бессмертен. Бояться может лишь твоя плоть, - криво усмехнулся шаман. - И ты должен победить ее.
- Как?
- Не обращать на нее внимания. Посмотри на свои руки.
Сашка поднес трясущиеся кисти к лицу. Грязные, обожженные у ночного костра пальцы, обломанные ногти с угольной каймой по краям.
- Нравится?
- Нет, - мотнул головой Сашка.
- Тебе не нужны руки, чтобы делать, - достал из-за спины огромный бубен шаман. - Тебе не нужны ноги, чтобы оказаться там, где ты хочешь. Тебе вообще ничего не надо, чтобы следовать Силе.
- Докажи, - глотнул Сашка и мгновенно оказался в своей квартире за тысячи километров.
Мать сидела у телевизора и, вцепившись в кресло, смотрела боевик с участием Ван Дамма. Она очень переживала.
- Чего смотришь?! Стреляй! - аж подлетела она в кресле и вдруг изменилась в лице и растерянно оглянулась: - Саша?
Она поднялась, быстро пробежала к двери, защелкала замками и открыла дверь. На площадке никого не было.
- Показалось... надо позвонить, - пробормотала мать и со вздохом вернулась к телевизору.
- Убедился? - спросил шаман. - Тогда начнем.
- Еще нет! - отчаянно замотал головой Сашка. - Не сейчас!
- У тебя нет времени, - сурово проговорил шаман. - Я начинаю.
Он ударил в бубен, и тот отозвался долгим, вибрирующим звуком. И эта вибрация легко пронизала Сашку насквозь, и он сразу вспомнил, узнал это сладостное чувство единения со вселенской Силой! Как тогда, напротив дядьки, - глаза в глаза.
Шаман ударил в бубен еще раз, и Сашка оторвался от тела.
- Господи! Коля! Он не дышит! - завопила там, внизу, старая бомжиха.
- А я че сделаю? - шмыгнул носом Коля.
И когда шаман ударил в третий раз, Сашка взвился вверх, в белое северное небо, отыскал черное отверстое жерло пещеры в склоне Шаманки и со скоростью гаубичного снаряда ввинтился внутрь. Непонятно откуда, но он совершенно точно знал, что именно здесь проходит один из немногих тоннелей в Нижний мир.
Полет был на удивление долгим. Узкая, чуть наклонная шахта вела его точно к центру Земли, но Сашка почему-то знал, что никакого центра Земли не существует и подвешенная к рогам оленей Великого Тойона Земля на самом деле почти плоская... как бубен.
Звон бубна постоянно откликался в каждой его жилке и, более того, становился всё громче и громче, а когда он достиг почти нестерпимой мощи звучания, Сашка с легким хлопком вылетел из отверстия и понял, что это и есть Нижний мир. И его тут же окружили со всех сторон, схватили и повлекли еще ниже, туда, где никто и ничто не может помешать сделать то, что надо.
- Молодой шаман будет... молодой шаман... - ликующе зашептали черные закопченные стены.
- Если выдержит... если он выдержит... - отозвалось эхо.
- Что я должен выдержать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41