Он у них главный и слывет безжалостным джентльменом.
– И все эти люди находятся на борту «Утренней Звезды»? – спросил я.
– Думаю, да, – ответил он.
– И этот доктор Темплтон пытается ввести Энни в транс, чтобы она могла указать им координаты Ван Кемпелена?
– Боюсь, что так.
– Если ее поле такое мощное, как вы утверждаете, то он не сможет ничего сделать.
– Скорее всего, они попытаются накачать ее наркотиками. Лично я, сделал бы именно так.
Я изучал его, в то время как он стоял опершись на лабораторный стол, устремив, в свою очередь, на меня испытующий взгляд.
– Что ж, – сказал я через некоторое время, – разрешите мне снова поблагодарить вас за своевременную помощь и за информацию об Энни…
Он улыбнулся.
Не то чтобы я совсем не верю в альтруизм, – сказал я, – но у вас было столько неприятностей из-за меня.
– Я готов к множеству новых, – сказал он, – чтобы расстроить планы этих людей. И вы правы. В этом деле у меня есть свой интерес.
Я пожал плечами.
– Все это слова, а где же факты? Я был бы рад услышать истинные мотивы.
– Я очень состоятельный человек, – сказал он тогда.
– Это можно было предположить, – ответил я, многозначительно скользнув взглядом по мебели с искусной резьбой, ковру восточной работы и множеству великолепных картин.
– Итак, если это не жажда наживы, то, должно быть, месть, не так ли? – спросил я. – Можно предположить, что один из этих людей чем-то здорово вам насолил…
Он покачал головой.
– Хорошая версия, но неверная, – сказал он. – Все дело именно в деньгах. Я достаточно осведомлен, чтобы поверить в историю Ван Кемпелена, достаточно знаю об Энни, чтобы положиться на ее способности в раскрытии тайны. И я достаточно богат, для того, чтобы допустить такое положение дел, при котором серьезные колебания цен на золото стали бы для меня необратимыми. Я в исключительной ситуации, из которой есть два выхода: или разориться самому, или помешать им. Ваша цель – любовь, моя – деньги, и оставим эти разговоры о мести. Итак, мы, как я понимаю, теперь союзники.
– Именно так. И я искренне хочу пойти с вами против них.
Он отодвинулся от своего лабораторного стола, улыбаясь.
– Хорошо, тогда решено.
Он пересек комнату, подойдя к небольшому секретеру, сел, достал ручку, чернила и начал писать, не прерывая разговора:
– Короче, я должен представить вас моему главному консультанту по месмеризму, монсеньору Эрнесту Вальдемару.
– Буду рад встретиться с ним, – сказал я.
– Уверен, уверен, – ответил он. – Вы возьмете на себя руководство этим делом по преследованию и пресечению действий этих людей и по спасению вашей леди.
– Я? Буду командовать?
– Да. Ведь вы военный человек, не так ли?
– Я не понимаю. А вы?
– Долгие морские путешествия плохо действуют на меня, да еще эти события последних дней… Я думаю, что Грисуолд с компанией скоро направятся в Европу, куда бежал Ван Кемпелен.
– А куда именно?
– За этой информацией вам следует обратиться к монсеньору Вальдемару.
– Когда я могу увидеться с ним?
– Вас представит ему его сиделка, мисс Лиги.
– Он инвалид?
– О, у него свои проблемы. Но его добродетели компенсируют все.
Он закончил писать страницу и начал другую.
– Да, – продолжал он, – этот корабль, капитан и команда будут в вашем распоряжении. Включая Петерса и его орангутанга, Эмерсон, как он называет зверя. Я снабжу вас рекомендательными и деловыми письмами к людям и банкам множества тех мест, где вы можете оказаться, перед тем, как покинуть вас.
– А где можно будет вас найти, – спросил я.
– Предполагаю, вы вряд ли когда-нибудь слышали о местечке Арнгейм? – сказал он.
Я покачал головой.
– Оно находится в штате Нью-Йорк. Я укажу подробности в инструкциях. Надеюсь, вы навестите меня, чтобы сообщить о полном успехе предприятия. Я буду весьма признателен вам, получив известие о трех некрологах.
– Минутку, сэр, – уточнил я. – Я имею намерение освободить Энни и не собираюсь никого убивать.
– Конечно, нет, – ответил он. – Я просто сказал, что известие об их кончине доставило бы мне удовольствие, так как это жестокие люди, и я не исключаю возможности стычки, в которой вы, профессиональный военный, вынуждены будите применить силу с целью самообороны. В этом случае я был бы очень вам признателен.
– Да будет так, в лучшем из всех существующих миров, – добавил он, смеясь.
Я кивнул.
– Все мы в руках Всемогущего, – изрек я, что было довольно двусмысленно, и не давало ему весомого повода думать, что я выполню его наставления.
По крайней мере, он еще шире улыбнулся и кивнул мне в ответ так, словно мы достигли взаимопонимания.
Я встал, повернулся, сделал несколько шагов, чтобы привести в порядок свои мысли. Элисон продолжал писать.
– Вы хотите поручить мне командование судном? – поинтересовался я, спустя некоторое время.
– Капитан Гай продолжит командование, – ответил он, не поднимая головы. – Он из тех людей, для которых исключена возможность неповиновения. Он будет беспрекословно выполнять все ваши приказы.
– Хорошо, – сказал я, – а то я ничего не понимаю в управлении кораблем.
– Все, что вам будет действительно необходимо, – это сказать ему, куда и когда вы хотите отправиться.
– А это я должен узнать у Вальдемара?
– С помощью Лиги, да.
На мгновение он перестал писать и посмотрел на меня.
– Если у вас возникнут проблемы, – сказал он затем, – советую обратиться к Дику Петерсу. Хотя он грубоват в обращении, его образование оставляет желать лучшего и внешность не безупречна, он беззаветно предан и очень силен. Никто здесь, на корабле, не смеет перечить ему.
– Легко могу в это поверить, – сказал я.
Я сходил за графином, пронес его через всю комнату к лабораторному столу, где оставил свой стаканчик деликатных размеров, наполнил его и выпил. Я заметил, что Элисон перестал писать и наблюдает за мной.
– Забавно, – сказал я и сделал еще глоток.
Тогда он спросил: – Есть проблемы?
– Да, – ответил я. – Значит ли это, что я отплыву без разрешения из форта Молтри?
– Да, это так. А вы думаете они выдали бы вам разрешение для участия в предприятии такого рода? Или у вас было время, чтобы попросить об этом?
– Нет. Ситуация мне ясна. Но служба, большей частью, не была мне в тягость, и я не хотел бы ее закончить дезертиром. Я бы хотел написать письмо вышестоящему офицеру с просьбой об отпуске и объяснить, что у меня были серьезные личные мотивы, чтобы поступить так.
Он какое-то время размышлял над этим, потом опять улыбнулся.
– Очень хорошо. Сочиняйте ваше письмо, я возьму его с собой, когда сойду на берег и прослежу, чтобы оно было доставлено. Разумеется оно должно быть подписано: «Эдгар Алан По».
– Я не думал об этом… – начал я.
– С другой стороны, я могу поговорить со своим знакомым сенатором и ускорить вам немедленную отставку.
– Пожалуй, это будет даже лучше…
– Ну, тогда, решено. Когда вы вернетесь в Арнгейм с добрыми вестями, все необходимые бумаги будут уже готовы.
Он подмигнул и снова начал писать. Я ходил, пытаясь упорядочить свои мысли. Через некоторое время я откашлялся.
Он опять поднял на меня взгляд: – Да?
– А где я буду жить, – поинтересовался я.
– Здесь, в этой каюте, – был ответ, – как только я ее освобожу. Он сложил письмо, отложил его в сторону и добавил: – А это произойдет очень скоро.
Я коснулся пальцами своей рубашки. Я был в гражданской одежде, пригодной разве только для того, чтобы бродить по безлюдной местности.
– Жаль, что мне не во что переодеться. Странно чувствуешь себя отправляясь на такое дело и имея на плечах вот это.
– Поищите что-нибудь в этих сундуках, – сказал он, жестом указывая сразу на три: большой – рядом с койкой, другой – в углу и огромный – посреди комнаты. – В них вся одежда.
Я последовал его совету.
– Надеюсь, вы старший сержант? – спросил он.
– Да.
– Значит вы уже на втором сроке службы?
– Да.
– Доводилось служить в кавалерии?
– Да.
– Значит, вы умеете пользоваться саблей?
Воспоминания о блестящих сабельных клинках, колющих и режущих в лучах вечернего солнца, всплыли в деталях.
– Да, – ответил я. – У солдата должна быть крепкая рука.
Он прищурился, словно пытаясь понять, не шутка ли это. Я, действительно шутил, хотя это была чистая правда.
– Хорошее оружие, – сказал он наконец, – а главное – бесшумное. Хочу, чтобы вы знали: У капитана Гая много всякого оружия, и при желании вы могли бы потренироваться.
– Спасибо.
Я изучил его. Наконец, не смог удержаться и спросил: – Когда-нибудь сами баловались этим?
– О, да, когда я был моложе, – ответил он, – в Карибском море.
– А я думал, что вы подвержены морской болезни.
– Тогда еще не очень, – сказал он.
– На каких кораблях вы ходили? – не мог я не спросить.
– На торговых, конечно, – ответил он, словно пробуждаясь от воспоминаний и осознавая направленность моих вопросов. – Конечно на торговых.
– Думаю, что немного практики не помешает, – сказал я тогда.
Было ли это подергивание его левого глаза простым подмигиванием? Мысленно я закрыл его повязкой, представил черную бороду, а вокруг головы – красный платок. Я пытался представить себе, как в таком обличье, может, сорок лет назад он махал абордажной саблей. Удивительно…
– Неплохая идея, – сказал он.
Я вынул несколько брюк и рубашек среднего и высокого качества, два жакета, светлый и темный, которые могли бы мне пригодиться. Красновато-коричневая рубашка и черные брюки были мне впору, и я остановил свой выбор на этой одежде.
– Ну что ж, неплохо, – заметил Элисон, взглянув на меня и ставя свою подпись под последним из писем. – Я покажу вам, где находится потайной сейф, куда мы положим это. Затем представлю вас мисс Лиги, прежде чем удалиться.
– Очень хорошо, сэр, – ответил я.
Все это было сделано. Таким образом я познакомился с Сибрайтом Элисоном, владельцем имения Арнгейм.
Когда туман вплотную подполз к окну, он написал:
Я говорил о Воспоминаниях,
которые преследуют нас в Юности.
Но иногда они
преследуют нас даже в Зрелости,
становясь постепенно все менее и менее
различимыми,
время от времени беседуют с нами
тихими голосами…
Ветер разогнал туман. В этом просвете пробил себе дорогу кусочек луны… Он думал о том, что будет дальше, о конце.
3
Я шел, но – боже! – песок уходил у меня из-под ног; я спотыкался и падал несколько раз. Сквозь плотный туман море ревело, как умирающий Левиафан, то и дело накатывая с силой урагана, отрывая огромные куски береговой линии и проглатывая их в своей агонии. Определив направление, я карабкался на более высокий участок, а стихия проглатывала берег за моей спиной. Хватаясь за корни, скалистые выступы, скатываясь назад и снова цепляясь, я выбрался, наконец, из зоны ее досягаемости, оказавшись там, однако, где свистели и завывали ветры, отвечая звериному реву моря внизу. О боже! В своем буйстве стихии стремились друг к другу, потом спасались бегством. Земля, воздух и вода пульсировали гигантскими сердцами. И потом, когда я поднимался вверх, преодолевая последний фут, четвертый недостающий элемент присоединился к ним, чтобы довершить ужасающий образ, возникший передо мной: сноп искр низвергся с небосвода, чтобы объять пламенем дерево, видневшееся впереди. Инстинктивно я поднял руку, а когда опустил, дерево задымилось и вспыхнуло на ветру, и неподалеку от него обозначилась фигура человека, смотревшего сквозь меня в направлении невидимого бушующего моря. Его темный плащ развивался на ветру.
Я заслонил лицо рукой и, пригнувшись начал двигаться к нему.
– Алан, – крикнул я, узнав его, когда подошел ближе; потом добавил: – По!
Он слегка повернул голову в моем направлении, что-то, похожее на задумчивую улыбку, оказалось на его лице, когда он ответил: – Перри, как хорошо, что ты здесь. Я знал, что ты придешь.
Я подошел к нему. Его плащ хлестал меня по правому боку.
– Что за дьявольщина здесь происходит? – спросил я.
– Это не что иное, как похороны Земли, дорогой Перри, – ответил он.
– Я не понимаю.
– Покрытая шрамами оболочка Земли истощается по мере того, как физическая сила слова покидает ее атмосферу, – сказал он. – Страсти большинства стихий и нераскаявшихся сердец выпущены на свободу. Мириады несбывшихся надежд угасают вокруг.
Я откинул волосы со лба. Дерево треснуло у нас за спиной, причудливо вспыхнув в тумане. Море гудело подобно грому.
– Память о прошедшей радости – не это ли настоящее горе? – продолжал По.
– Хорошо, может и так, – ответил я. Разглядев его получше, я понял, что он, всегда казавшийся сверстником, был на самом деле гораздо старше. Линии его лица были прочерчены глубже, под глазами – темные круги. Было почти так, как-будто мы увидели друг друга в разное время, соответствующее каждой из наших жизней.
– Мысль о будущей радости, – предположил я – может привести все в равновесие. Разве это не повод для надежды?
Некоторое время он пытался осмыслить сказанное мной, потом покачал головой и вздохнул.
– Надежда? – повторил он. – Это слово тоже покинуло атмосферу. Земной, Земля… Все рушится, дорогой Перри. И весь твой облик наглядное подтверждение тому.
– Алан… – начал я.
– Пусть будет «По», – сказал он, – между нами.
– Тогда, черт побери, По! – закричал я. – О чем ты мне говоришь? Я, правда, тебя не понимаю!
– Любимый образ угас, – ответил он. – В его отсутствие скорлупа нашего мира раскалывается. Она ушла, мое второе я. Увы! Самый жестокий из всех жестоких дней! Та, которая наполняла собой это место, больше не придет. И ты знаешь ее имя.
– Энни, – вздохнул он и указал куда-то дрожащей рукой.
Я повернул голову в том направлении, куда он указывал, к морю, и туман расступился, чтобы поверх жующей морской стихии я мог увидеть подобие серого мавзолея, такого блестящего от воды, которой он словно был пропитан насквозь, что казался сделанным из стекла.
– Ее гробница, – сказал он тогда.
– Я не верю тебе, – воскликнул я и бросился прочь от него.
– Перри, – звал он. – Вернись! Это бесполезно! Не знаю, что будет со мной, если что-то плохое случится с тобой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28