Мы даже не знаем, сколько в ней составных частей. Известно только, что их много и ни одна не укладывается в рамки наших представлений.
Я приник к бутылке с водой, поглядывая на кипящую массу насекомых.
- Мне не нравится такая аналогия, - заявила Лиз. - В ней слишком много «не знаю» и «не могу».
- Что верно, то верно, - согласился я.
Она надела наушники и включила передатчик.
- Окленд?
- Вас слушают, - ответило радио.
- Говорит «Банши-6». Проверка связи. У нас без изменений, разве что насекомые подбираются все ближе.
- Вас понял, полковник.
- Можете хоть приблизительно сказать, когда нас вытащат отсюда?
- Нет. Виноват, полковник. По данным спутника, над всем районом попрежнему стоит дымка. Единственное, что мы можем сделать, - вызвать дирижабль из Портленда.
- Звучит не слишком вдохновляюще, согласитесь.
- Хотите ждать еше неделю? Лиз закатила глаза.
- Ладно, давайте дирижабль.
- О, есть хорошие новости. - Да?
- Состояние вашего пациента устойчивое.
- Замечательно, только вы от меня что-то скрываете.
- Не понял.
- «Устойчивое» можно понимать по-разному. Насколько серьезны его травмы?
- Нас никто не слышит?
Лиз посмотрела на меня, потом оглянулась на Дьюка.
- Он по-прежнему спит? - шепнула она. Я кивнул. Лиз ответила в микрофон:
- Говорите.
- Мы получили довольно странные данные о состоянии его ног. Похоже, датчики испытывают наведенные помехи. Но дело не в заражении: уровень антибиотиков в крови не снижается. Вероятно, это какое-то побочное действие пыли, но наверняка можно будет выяснить только в стационаре. В остальном самочувствие удовлетворительное. Только постарайтесь не трогать его. Мы пошлем со спасателями военврача.
- Вас поняла, - сказала Лиз. - Есть еще хорошие новости?
- Ну, остались только официальные сообщения из десятичасового выпуска. Президент снова собирается выставить свою кандидатуру.
- Спасибо. А результаты бейсбольных матчей?
- «Доджеры» ведут в матче с «Брейвисами», идет середина третьего иннинга, первые два «Доджеры» выиграли.
- Вас поняла. Конец связи. - Она выпрямилась и посмотрела на меня, - Что вы так расстроились? Болеете за Атланту?
- Нет, боюсь за Дьюка. - Я отправился в хвост вертолета.
- Разве вы не слышали? Окленд говорит, что он в порядке.
- Да, я слышал. Еще они сказали, что «Доджеры» выигрывают.
Я присел возле Дьюка. Он не просыпался целый день, и я не знал, хорошо это или плохо. Что лучше: держать его в забытьи или в сознании, пусть даже мучительном? Если помощь не придет в ближайшее время, то и такого выбора не будет - запас медикаментов подходил к концу.
Я посмотрел на дисплей. Пора менять ампулы в капельнице. Антибиотиков оставалась еще целая куча - они были в голубых ампулах, а глюкозы - два последних пузырька. Я не представлял, как выйти из положения. Вертушки не готовились для оказания настоящей медицинской помощи. На них предполагалась лишь эвакуация раненых.
Но главная проблема заключалась в красных ампулах с обезболивающим - осталась только одна, а боль от ожогов, говорят, самая страшная…
Я взялся за одеяло, поколебался - и открыл ноги Дьюка. Они были обожжены, кожа сходила лохмотьями. Мясо покрылось волдырями и гнойными корками. Я невольно отвернулся, потом посмотрел снова. Ноги Дьюка были… в пудре. Нет, покрыты легким розовым пухом. Что за наваждение?.. Я осторожно потрогал его.
Пух не стирался. Он рос из кожи и кололся, как мех червя. Я прислонился к переборке и уставился на ноги Дьюка, пытаясь понять, что это за дьволыцина.
Краешком глаза я заметил, что подошла Лиз. Она взглянула на ноги Дьюка, и лицо ее потемнело. Прикрыв их одеялом, Лиз вопросительно посмотрела на меня.
Я пожал плечами:
- Ничего не понимаю.
Она посмотрела на дисплей, но на экране тоже не было ответа.
Я поднял на нее глаза:
- Долго нам ждать? Когда выяснится, что пенобетон надежен?
Она пожала плечами:
- Час. Может, меньше.
- А если он проснется? Как вы думаете, стоит говорить ему?
Лиз собралась было ответить, но ее опередил Дьюк:
- Что говорить?
- Дьюк! Ты проснулся?
- Время от времени я просыпаюсь. Послушать, как вы воркуете, голубки. Чем вы меня накачали, хотел бы я знать. Ноги так и зудят.
Лиз бросила на меня быстрый предупреждающий взгляд. Дьюк этого не заметил. Я постарался ответить как можно убедительнее:
- Не знаю, как это называется. Оно было в красной упаковке.
- Где мы?
- Все там же, в пудре. Как только небо очистится, нас заберут.
- Как погода?
- Пыль.
- Все еще падает?
- Нет. Но нас засыпало. К тому же стоит дымка.
Лицо Дьюка отекло, но я все-таки заметил, как прищурились его глаза, когда он посмотрел на меня, перевел взгляд на дисплей и снова на меня.
- Здесь розовый свет, - заметил он. - Как глубоко мы торчим в этом дерьме?
- По самые уши. - Это Лиз.
- М-м-м, - поморщился Дьюк. - Тогда не гоните волну.
- Как вы себя чувствуете? - спросила Лиз.
- Хреново. - Он потянулся и схватил меня за рукав. - Джим!
- Да, Дьюк?
- Сделай мне одолжение.
- Говори.
- Убери эту красную ампулу. Я не хочу спать.
- Виноват, командир, но это невозможно. Все остальное - пожалуйста.
- Я выдержу боль, но спать не хочу.
- Не могу. Так положено. Иначе ты умрешь.
- Джим… - Он кашлянул, и я испугался - кашель походил на предсмертный хрип. - Джим… убери ампулу.
- Нет, Дьюк, я этого не сделаю.
Дькж закрыл глаза, и мне показалось, что он снова заснул, но вдруг он опять уставился на меня и тихо позвал:
- Джим. - Да, Дьюк?
Он быстро терял силы, мне пришлось почти прижаться к его лицу. Он прошептал:
- Чтоб тебя…
Его веки сомкнулись, и он снова погрузился в сон. Лиз отложила дисплей.
- Аппарат его отключил. Он переутомился.
- Дьюк ненавидит лекарства. Боюсь, потом мне долго| придется просить у него прошения. - Я сообразил, чтс опять оправдываюсь. - Простите, это по привычке.
Лиз не улыбнулась.
- Чего вы боитесь? - А?
- Можете вынуть ампулу, если хотите. Я замотал головой.
- Нет, не могу. Если нам суждено быть заживо съеденными, пусть он лучше ничего не знает.
Лиз внимательно смотрела на меня.
- Об этом я и толкую. Это лишь первый этап.
- Какой этап?
- Решать за других. На следующем этапе решают, можно ли другому человеку жить или он должен умереть. Вы понимаете, куда это ведет? Помнится, кто-то долго ныл по этому поводу.
- Да, но… - Я поднялся на ноги и залез в фонарь над Дьюком. - Совсем другое дело, когда решаешь ты лично. Я не прав?
Она ответила не сразу, а смотрела на меня, словно прикидывая.
Наконец я не выдержал:
- Ну давайте же! Говорите! Она медленно покачала головой:
- Не стоит. Вы знаете, что я скажу.
- Нет, не знаю.
- Нет, знаете.
- Боже, как я не люблю подобные разговоры. Она вздохнула.
- Это не важно. Мне просто хотелось знать, удовлетворит ли вас такое оправдание.
Я повернулся к ней спиной, раздвинул шторки и уставился на насекомых. Под полуденным солнцем они стали еше активнее. Я облился потом. Продолжать разговор не хотелось - Лиз была права.
Грудь болела все сильнее. Господи, пусть мне будет еще хуже…

В. Как хторранин поступит с медведем-гризли?
О. Трахнет его.

ПИЩЕВАЯ ЦЕПЬ
В основе любой жизни лежит смерть. Нельзя существовать, не поедая когото. Даже фотосинтез использует энергию тепловой смерти Солнца. Человечество - не исключение. Бальзамирование обманывает не могильных червей, а всю экосистему - и то временно.
Соломон Краткий
К концу дня насекомые очистили от пудры стекло фонаря, и теперь можно было рассмотреть их.
Косые лучи вечернего солнца освещали вертолет сзади, и только розовые прожилки на прозрачной башенке напоминали, что еще недавно вертушка была засыпана.
Крошечные насекомоподобные организмы выглядели крупинками. Приходилось сильно напрягать зрение, чтобы вообще увидеть их. Лишь у некоторых, более крупных, просматривались какие-то неясные детали.
- У вас есть видеокамера? - спросил я Лиз.
- Да, парочка в запасе имеется.
- Дайте-ка одну, пожалуйста.
Она принесла камеру.
- О, да это «Сони»! Отлично. Хоть раз в жизни армия не позарилась на дешевку. Сейчас я вам кое-что покажу. Фокусное расстояние у этой штуки можно сделать очень коротким. В университете мы использовали видеокамеры как переносной микроскоп.
Я покрепче уперся локтями и, глядя сквозь окуляр камеры на насекомых, настроил ее. Освещение было отличное - лучи заходящего солнца падали сбоку. Изображение получилось четкое: белесые личинки были видны как на ладони. О Боже, да ведь это… Я узнал их. Чувство было такое, будто я хлопнул стопку крепчайшего ирландского виски.
Я захихикал.
- Что это вас так рассмешило?
Меня действительно разбирал такой смех, что я вывалился из фонаря, закашлялся и осел на дно, пережидая, пока пройдет приступ. Я кашлял так сильно, что легкие, казалось, вот-вот вывернутся наизнанку. В груди полыхал костер. Кашель усиливал боль, а та, в свою очередь, вызывала новые приступы кашля. Я задыхался, однако все постепенно прошло. Лиз испуганно смотрела на меня.
Жестом я показал, что со мной все в порядке, и натянул кислородную маску. Все мое тело по-прежнему было набито розовой пудрой, но что-то изменилось. На меня вдруг снизошло спокойствие. Нет, скорее, я чувствовал себя на седьмом небе, почти что витал в облаках. Я как бы видел свое ставшее прозрачным тело. Может быть, в мою кровь поступила свежая порция адреналина или мои эндорфиновые рецепторы потеряли чувствительность, а может, у меня атрофировалась нервная система? Но что бы это ни было, больше ничего не болело.
И кроме того, меня постоянно разбирал смех. Только теперь я понял, какая глыба напряжения и страха свалилась с плеч. Одышка перешла в глухое отрывистое хихиканье. Вероятно, я смахивал на сумасшедшего. А может быть, и впрямь сошел с ума?
- Маккарти! - Лиз встревожилась не на шутку. - Что с вами?
Я перекатился на бок, встал на четвереньки и, выждав, когда дыхание восстановится, поднялся на ноги.
- Пойдемте, я вам покажу.
Лиз довела меня до кресла. На верхней половине переднего стекла виднелись насекомые. Я передал ей камеру.
- Посмотрите. Узнаете?
Она прижала объектив к стеклу и приникла к окуляру.
- Нет.
- Разве? Вы же видели слайды на докладе доктора Зимф.
- Может, вы прекратите паясничать и просто скажете, что это такое?
- Да ведь это ершики! Абсолютно безвредны для человека! Они да сахарная пудра - единственные хторран-ские виды, которые не опасны для нас. А мы целый день прячемся в этой консервной банке и дрожим от страха! Завтра к утру они очистят нам всю вертушку. На ней не останется ни одной розовой крошки. - Я был не в силах стереть с лица широкую, от уха до уха, улыбку законченного идиота. - Теперь все будет в порядке.
Лиз села в соседнее кресло. Кажется, она успокоилась и пыталась расслабиться.
- Нам точно не грозит никакая опасность?
- Ни малейшая. Я чувствую себя как выжатый лимон. Она рассмеялась.
- Это надо отпраздновать. Вы по-прежнему не хотите пива?
- Разве еще осталось?
- Холодильник у вас под ногами. Я открыл крышку.
- Боже мой! Нет, эта женщина явно привыкла путешествовать с комфортом.
Лиз умоляюще подняла руки:
- Разве можно заранее знать, что утонешь в сахарной пудре? Дайте-ка и мне одну… Спасибо.
Откинувшись в креслах и передавая друг другу камеру, мы наблюдали за неутомимой работой насекомых на стекле обтекателя.
- Вы ведь по специальности биолог? - спросила Лиз.
- Диплом я так и не получил.
- Я спрашивала не об этом.
- Ну хорошо, биолог. Такой же, как и любой в наше время.
- Тогда расскажите мне, что здесь происходит?
- Я могу лишь предполагать. Ершики вылупились в тот же день, когда выпали пуховики - главная их пища.
- Но почему вылупилось так много, невероятно много?
- Для насекомых это обычное явление - отложить тьму-тьмущую яиц. Тогда есть гарантия, что выживет достаточное количество особей для успешного повторения цикла размножения. - Тут у меня появилась другая мысль. - Разумеется, это земное объяснение. Хторран-ское может быть совершенно иным.
- Что вы имеете в виду?
- Да так, это только предположение. Помните, как доктор Зимф говорила, что мы видим сейчас лишь авангард вторжения, своего рода трансагентство, которое явно старается «хторроформировать» Землю?
- Помню. Ну и что?
- Вот об этом я и подумал. Допустим, что мы, земляне, решили «терраформировать» Марс или другую планету. Разве мы стали бы завозить туда всю земную экосистему? Наверное, нет. Мы взяли бы только те организмы, которые лучше других подходят к климату и ландшафту облюбованной нами планеты. Скорее всего, мы даже не взяли бы с собой полный набор организмов, а постарались бы заполнить те экологические ниши, которые смогут гарантировать наше выживание на чужой планете.
- К чему вы клоните?
- Ну хорошо. Мы бы захватили с собой пару видов трав и зерновых, дождевых червей, кроликов, лис, чтобы контролировать численность кроликов, коров, уток, цыплят и так далее. Иными словами, мы были бы вынуждены взять с собой только те виды, которые нужны непосредственно на первых порах. Москиты, термиты, носороги и трехпалые ленивцы ни к чему. Готов поспорить, что хторране поступили так же. Вот почему пуховики и ершики переживают сейчас взрыв численности. Здесь они не испытывают пресса всех хищников, которые питаются ими в родной экосистеме. По крайней мере, пока не испытывают. Может, те появятся позже.
- Да-а, - протянула Лиз и отхлебнула пива из банки. Потом наклонилась вперед и, постучав по стеклу обтекателя, спросила: - А это что такое?
Ее палец указывал на более крупную темную крупинку. Я пригляделся. Существо было круглым, черным и очень шустрым.
- То, что кормится ершиками, - пояснил я.
- Значит, долго ждать не придется, - прокомментировала Лиз. - Вот и первый хищник. - Она разглядывала его в видеокамере. - Похож на паука, только ног чересчур много.
- Если это хторранский организм, то его называют «пасть на колесах». Вот еще один. А вот еще. Солнце почти село, наступает пора ночных хищников. Держу пари, ^ что скоро их здесь будет целая орава.
- А это что? - показала Лиз. - И вот это? - Она передала камеру мне.
Существа походили на золотых рыбок с продольными красными полосами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53