черноволосая Кариночка, уже успевшая подать главному врачу халат, опустилась на колени и стала надевать шефу туфли. Да ещё и старательно смахнула с них пылинку. Ну и дрессировка персонала!
— Кариночка, позвони в Лондон, скажи, что заключение будет готово завтра утром. Про твоё соревнование не забыл, помню. Позвонишь — и можешь идти. Желаю победы. Кариночка у нас, кроме всего прочего, ещё и каратистка. На первенстве Москвы выступает, — пояснил Марк Донатович гостям и широким жестом показал на кожаную дверь. — Милости прошу ко мне.
Замечательный у него был кабинет: не столь уж большой, но весь наполненный светом, с прекрасным видом на сад, с дизайнерской мебелью, стены сплошь увешаны дипломами и фотографиями, а на отдельном столике изысканная минималистская икэбана.
Любопытный типаж, думал Ника, разглядывая доктора Зица. Сразу видно — личность.
Это был высокий, полный человек с прямыми седыми волосами, в очках и с большим золотым перстнем на припухшем от жира пальце. Весь он был какой-то широкий, избыточный, и всё на нем было широкое — щегольский халат (оказывается, и докторский халат бывает щегольским), белые брюки, удобные плоские туфли. Движения больших рук были размашисты, голос раскатист и барственен. Но больше всего поражали ярко-синие, очень молодые глаза, странно смотревшиеся на морщинистом лице.
Без интереса скользнув по Саше и на несколько секунд задержавшись на Николасе, мальчишеские глаза седовласого доктора остановились на Вале, сверкнули искорками и с этого момента глядели на неё почти неотрывно. Да и говорил Марк Донатович, главным образом адресуясь к эффектной фандоринской секретарше.
Валя, конечно, рада стараться: ноги сдвинула, руки пристроила на коленях, глазки целомудренно опущены, но время от времени прицельно постреливают по объекту из-под длинных ресниц.
— Вы супруга Николая Александровича? — вот первое, чем поинтересовался Зиц.
— Нет-нет, — проворковала Валя, кокетка. — Мы коллеги по работе, и ещё я дружу с его женой.
Приятнейше ей улыбнувшись, врач ненадолго одарил вниманием Сашу:
— Деточка, я знаю, какой ты перенесла шок. Но не надо устраивать из случившегося трагедию. Как говорили в древности у нас на Руси, твой папа «впал в изумление», то есть выпал из ума. Помнишь, как у Высоцкого: «Он то плакал, то смеялся, то щетинился, как ёж. Он над нами издевался — ну сумасшедший, что возьмёшь?»
— Папа не сумасшедший! — надорванным голосом выкрикнула девочка.
— Ну конечно. Это просто последствие травмы. Уверен — временное. Я обязательно его вылечу.
Зиц успокаивающе похлопал Сашу по руке, но смотрел уже снова на Валю.
— Скажу без ложной скромности: специалистов моего уровня по физиологии мозга в мире двое-трое, ну максимум четверо. И ни у одного из них нет моей генеалогии, а в нашей профессии это очень, очень важно. По отцу я происхожу из Коровиных, это четыре поколения психиатров. А мой прадед по матери — и вовсе академик Зиц, тот самый, великий нейрофизиолог. Вот почему у меня двойная фамилия, и «Зиц» в ней стоит на первом месте, так договорились между собой мои родители. Между прочим, «Марком» они меня назвали в честь императора Марка-Аврелия, это вам тоже не комар чихнул.
Марк Донатович усмехнулся Вале, как бы иронизируя над собственной похвальбой. Общий эффект получился такой, какой надо: и впечатляюще, и обаятельно.
Было видно, что главврач обожает распускать перья перед красивыми женщинами, поэтому Ника решил повернуть разговор в более деловое русло:
— Скажите, что за диагноз у Сашиного отца? Сама она не смогла нам объяснить.
— Ещё бы. Пойдёмте в палату. Расскажу по дороге.
Отвлечённый от созерцания Вали, Зиц сразу стал сама деловитость. Взглянул на свой «роллекс», вскочил, заторопился.
— Ты, деточка, можешь подождать здесь, — сказал он Саше. — Я понимаю, это тяжело.
Та, побледнев, покачала головой.
— Нет, я с вами.
Первый раз Марк Донатович остановился в кабинетике секретарши (которая, очевидно, уже успела поговорить с Лондоном и упорхнула). Поднял палец и сказал:
— Начнём с того, что последствия всякой Си-И-Ти, то есть cranioencephalic trauma — черепно-мозговой травмы, непредсказуемы и чреваты непредсказуемыми осложнениями. Человеческий мозг — система тонкая, таинственная, постоянно ставящая нас в тупик. Да что же вы встали? Пойдёмте.
По ходу объяснения эта сцена повторялась неоднократно. Доктор останавливался в коридоре, на ступеньках, на лестничной площадке, снова в коридоре, выдавал очередную порцию сведений и удивлялся — что это слушатели стоят, когда нужно торопиться.
Понимать его речь, изобиловавшую аббревиатурами, по преимуществу англоязычными, было непросто — даже носителю языка Николасу, не говоря уж об остальных. Суть же сводилась к следующему.
От сильного удара в мозгу больного нарушилось нормальное кровообращение, что полностью изменило установившиеся психофизические параметры поведения. Этот тип посттравматической дисфункции носит общее название «Organic Aggressive Syndrome» — «Органический агрессивный синдром», причём в случае пациента Морозова стопроцентно прослеживается симптоматика редчайшей разновидности OAS, так называемого Kusoyama Syndrome, Синдрома Кусоямы. Психиатрический диагноз подтверждается результатами SPECT, Однофотонной эмиссионной компьютерной томографии. В обоих полушариях имеются выраженные гипокаптуры. Почти не вызывает сомнений, что серьёзно нарушен серотонергический баланс, в связи с чем возникли кардинальные личностные изменения. Проводимый курс лечения предполагает фармакологическую компенсацию 5-эй-ти-нейротрансмиссии, однако пока положительный результат не прослеживается. Должен произойти качественный скачок, который восстановит нормальное кровообращение, а также белковый и гормональный баланс.
Дослушав всю эту муть, Фандорин спросил:
— Он что, от удара сошёл с ума? Тронулся рассудком?
Марк Донатович с сожалением посмотрел на него. Вздохнул.
— Нет, с ума Морозов не сошёл. В том смысле, что способности к рациональному мышлению он не утратил. «Тронулся рассудком» — определение крайне некорректное, но более верное. Видите ли, патологическое состояние, известное как Синдром Кусоямы, пока очень мало изучено медициной, а в столь острой форме вообще регистрируется впервые. Это интереснейший феномен! Такая удача! — Врач поперхнулся, поглядев на дочь больного. — Я имею в виду, в научном смысле.
— Да что за Кусояма такая? — нетерпеливо спросила Валя. — Вы по-нормальному, по-человечески объяснить можете?
Оказалось — может. Во всяком случае, если попросит красивая женщина.
— Если упрощённо, человек становится своей полной противоположностью. В ментальном и нравственном смысле. Инстинкты и комплексы, которые пациент все шестьдесят лет жизни подавлял усилием воли, сознания, воспитания, вырвались на поверхность. То же, что составляло приоритетные и обыденные интересы, утратило всякую ценность. Жертва синдрома, впервые описанного профессором Кусоямой, так сказать, сжигает всё, чему поклонялась, и поклоняется всему, что сжигала. Человек как бы превращается в свой негатив — ну, вроде фотоплёнки. Что было белым, становится чёрным. Что было чёрным, становится белым. Понимаете?
— Нет, — честно признался Ника и поглядел на Валю.
Та пожала плечами. Саша, тяжко вздыхая, смотрела в пол.
— Да, это надо видеть собственными глазами, — снисходительно обронил Марк Донатович. — Идёмте, что вы всё останавливаетесь? Время, время!
До стационара было уже рукой подать. Глядя на тропические деревца в кадках, на плазменный телевизор в холле, Фандорин спросил:
— Скажите, а на какие средства содержится эта прекрасная клиника?
— Не клиника. Научно-исследовательский центр, — поправил его Зиц. — Первоначально мы существовали исключительно на частные пожертвования. У нас есть главный спонсор. Он и сам давал деньги, и, главное, помогал привлечь средства других состоятельных людей. Но теперь мы достигли европейской известности и вышли на самоокупаемость. Собственно, уже и прибыль даём. За счёт выполнения различных заказных исследований и программ… Ну вот мы и пришли.
Он остановился перед стеклянной матовой дверью, однако вошёл не сразу. Потёр пальцами виски, будто хотел сосредоточиться или сконцентрировать волю. Потом обнял Сашу за плечо:
— Мужайся, деточка. Как говорят французы: «Кураж!»
А Нике и Вале сказал:
— Опасаться нечего. Палата специально оборудована.
На душе у Николаса, и так одолеваемого нехорошим предчувствием, стало совсем тревожно.
— Погодите, — начал он. — Что значит «специально оборудована»? И почему мы должны чего-то опаса…
— А-а! — воскликнул доктор, глядя мимо него. — Аркадий Сергеевич! Уже приехали? Это и есть наш спонсор, о котором я вам говорил, — вполголоса объяснил он Вале и поспешил навстречу троице, появившейся из-за угла: двое мужчин и подросток.
— Вот, Николай Александрович, становитесь спонсором, и к вам тоже люди потянутся, — прокомментировала бегство главврача Валя. — А так ваш номер шестнадцать, стойте и ждите.
Спонсор Аркадий Сергеевич не сделал ни одного движения навстречу доктору. Этот человек явно привык, чтобы к нему кидались, причём со всех ног. Даже вальяжный Зиц-Коровин поневоле перешёл на полурысцу. Правда, этот несолидный аллюр получился у Марка Донатовича не подобострастным, а этаким порывисто-энтузиастическим.
— Приветствую светило отечественной и мировой медицины, — с улыбкой протянул руку Большой Человек.
Собственно, это был не просто Большой Человек, но ещё и государственный муж — Николас разглядел на пиджаке трехцветный депутатский значок, официальность которого несколько смягчалась курительной трубкой, торчавшей из нагрудного кармана.
Рост, стать, спокойный взгляд, модуляции голоса — всё свидетельствовало о крупнокалиберности Аркадия Сергеевича. Такой, наверное, и в детском саду выглядел маленьким начальником.
Сопровождали спонсора двое: паренёк в бейсбольной кепке задом наперёд и невысокий крепыш в чёрном костюме. Профессию крепыша выдал цепкий, обшаривающий взгляд, которым тот окинул Фандорина и его спутниц. Понятно — телохранитель. Нарочно, что ли, депутат такого коротышку подобрал — дабы смотреться ещё величественней?
Но если это охранник, почему он стоит за спиной у мальчика? Странно.
И мальчик тоже какой-то странноватый, на головастика похож. Да нет, присмотрелся Николас — просто у него волосы убраны под шапку, оттого голова и кажется несоразмерно большой.
Марк Донатович почтительно поздоровался с депутатом, на охранника не взглянул, а подростка просто похлопал по груди — на ней красовался логотип футбольного клуба ЦСКА. Ника заметил, как по нервному лицу мальчика пробежала брезгливая гримаска.
О чем они между собой разговаривали, Фандорин старался не слушать — неудобно. Но кое-какие обрывки всё же долетали.
— …И головные боли как рукой снимет, — говорил Зиц, продолжая поглаживать паренька.
Тот сделал полшажка в сторону — отодвинулся.
— На ангела похож, — тихонько прошептала Николасу на ухо Саша.
— Разве ангелы болеют за ЦСКА? — пошутил Фандорин, уже знакомый с этим выражением её лица. Когда она говорила о Господе или ангелах, брови у неё приподнимались, а в глазах появлялся мечтательный блеск.
Держался паренёк совсем не по-ангельски. Доктор его о чем-то спрашивал, а он глядел в сторону, шмыгал носом, отвечал что-то сквозь зубы, нехотя.
Тем временем Аркадий Сергеевич перевёл свой царственный взор на Николаса и его спутниц — удостоил заметить, по-другому этот неспешный поворот головы не назовёшь.
— А, Саша, ну как дела у папы? — сказал он и — о чудо — сам двинулся в эту сторону.
— Здравствуйте, Аркадий Сергеевич. Неважно, — печально ответила девочка.
Выходит, они знакомы?
Охранник за депутатом не пошёл, лишь посмотрел на Николаса ещё раз — очень внимательно. Прищуренные глаза светились неистовым огнём, от которого Фандорин поёжился. Такой взгляд бывает у сторожевого пса, который никогда не лает, но от которого лучше держаться подальше — накинется без предупреждения и вцепится намертво.
— Ничего, всё образуется. Главное, папа жив. А Марк Донатович его вылечит, он ведь у нас волшебник.
Обращался спонсор к девушке, но смотрел при этом на Николаса, как бы спрашивая: а ты что за фрукт, почему здесь?
Ника представился, отрекомендовался «Сашиным знакомым» — и сам на себя разозлился, что поддался властной ауре Большого Человека.
Хорошо, Валя поддержала реноме — талантливо сыграла человека свиты. Подняла руку — мол, не такая я персона, чтобы называть своё имя — и, изобразив почтительный полупоклон в сторону шефа, сказала:
— Я референт Николая Александровича. Спонсор кивнул. Очевидно, в его кругу всякого мало-мальски приличного человека обязательно кто-нибудь сопровождал — не телохранитель, так референт или ассистент.
— Аркадий Сергеевич Сивуха, — пожал он руку Николасу. — Фамилия такая.
Донёсся резкий мальчишеский голос:
— Послушайте, не трогайте меня, а?
Это мальчик в очередной раз увернулся от покровительственной длани главврача — теперь уже с нескрываемым раздражением.
— Это не то, что вы подумали, — сказал Сивуха, заметив взгляд Николаса. — Да, Олег проходит здесь курс лечения, но с психикой у него всё в порядке. Мой сын не шизофреник и не умственно отсталый. У него проблема противоположного свойства. Мальчик — гений, а это очень тяжёлая нагрузка для личности.
— А-а, ваш сын — пациент доктора Зица? — протянул Фандорин. — Так вот почему вы спонсируете эту клинику.
Получилось не очень вежливо, Николас даже смутился. Но Сивуха, кажется, не обиделся.
— Да, в своё время я создал этот медицинский центр ради сына. В основе благотворительности всегда лежит личная мотивация, без этого не бывает. Вот и мне, как говорится, nihil humanum.
Судя по этим словам, человек он был неглупый и, похоже, с образованием — для депутата редкость.
— Папа, я устал! Можно я пойду к себе?
Оставив доктора, к ним приближался «мальчик-гений».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33