Скоро Нананне придется умереть. Сердце Далландры разрывалось, стоило ей подумать, что она останется без своей наставницы в магическом искусстве, но нельзя было закрывать глаза на правду.
Их сопровождающие ехали следом. Рано утром основная часть алара ушла вперед со стадами и табунами, оставив небольшое сопровождение для тех, кто не мог передвигаться быстро. Впереди ехала Энабрилья и вела под уздцы лошадь, впряженную в тяжелую повозку, груженную палатками. Следом ехал ее муж Вилэнтериэль, вскинув на плечи кожаную сумку, в которой спал их младенец. Он следил, чтобы племенные кобылы и жеребята не разбредались в разные стороны. С другой стороны табуна за ними следил его брат Тальбреннон. Ближе к вечеру Нананна призналась, что устала, и они остановились отдохнуть под сенью ив. Они не собирались разбивать палатки ради одной ночи, но Далландра сказала, что одна для Нананны необходима.
– Не нужно, – сказала Нананна.
– Успокойся, мудрейшая, – отозвался Вилэнтериэль. – Мы сделаем это за считанные минуты.
– Дети, дети, мой час еще не настал. Когда придет время, вы можете суетиться вокруг меня, сколько душе угодно – все равно это не продлит мою жизнь.
– Я знаю, что ты права, – сказала Далландра, – но…
– Никаких но, дитя. Если ты знаешь это, веди себя подобающе.
Вилэнтериэль разрешил спор по-своему – он и Таль развернули небольшой шатер, чтобы уберечь старую ведунью от ночной сырости, и набросали на полотняный пол подушек. Далландра помогла Нананне устроиться и сняла с нее башмаки. Нананна наблюдала за ученицей с легкой усмешкой, положив свои худые руки на колени.
– Думаю, мне придется вздремнуть перед обедом.
Далландра укрыла ее легким одеялом и пошла помогать обустраивать лагерь. Мужчины уже отвели коней на водопой; Энабрилья сидела на земле, укачивая плачущего Фарендара. Ему был всего годик – по эльфийским меркам он считался новорожденным. Далландру вдруг пронзило предчувствие, и она спустилась ниже по ручью.
Несмотря на яркое солнце, она замерзла, будто кусочки льда прокалывали ее сознание, будто наступила зима – это был знак того, что жизнь ее должна разорваться пополам и безвозвратно измениться. Вероятно, приближается смерть Нананны.
Вечером, пока остальные сидели у костра, Далландра вошла в шатер. Нананна сотворила большой световой шар, подвесила его к шесту и рылась в дорожных сумках в поисках серебряной шкатулки, в которой хранила магические камни. Их было пять, каждый вставлен в серебряную оправу с гравировкой – рубин для огня, топаз для воздуха, сапфир для воды, изумруд для земли и – самый большой – аметист для эфира. Нананна выложила все пять на подушку и нахмурилась.
– Я вздремнула, и мне кое-что приснилось. Надо посмотреть дальше. Хм, пожалуй, аметист подойдет.
Она аккуратно завернула остальные камни в шелковые лоскуты и положила аметист на правую ладонь. Далландра встала рядом на колени, вглядываясь в камень. Из центра исходил тонкий луч света, потом пустота начала куриться дымком – или Далландре это просто показалось? Наннна смотрела очень внимательно, иногда кивая головой, потом произнесла ритуальное слово, освобождающее камень от видения.
– Очень интересно, – сказала она. – Что ты об этом думаешь?
– Ничего. Я ничего не увидела.
– К нам с востока направляется человек, владеющий магией. Судьба ждет его здесь, а впустить его должна я.
– Не один из этих вонючих круглоухих?
– Любой, кто служит Свету, будет радушно принят в моей палатке.
– Конечно, мудрейшая, но я не думаю, что у круглоухих хватит мозгов освоить магию.
– Ну, ну! Не подобает ученику Света говорить злые слова и иметь предвзятое мнение.
– Прошу прощения.
– Вообще-то я тоже не очень люблю круглоухих, но я стараюсь. Ты тоже должна стараться.
Ближе к вечеру следующего дня они въехали в алардан, большой лагерь, в котором Народ собирался в конце лета, окончив сезон скитаний. В этом году вожди разбросанных племен выбрали озеро Прыгающей Форели, самое южное из четырех озер, расположенных вдоль широкой реки, которую жители Элдиса, не имеющие воображения, называли просто Авер Педролок – река четырех озер.
За озером рос первозданный дубовый лес, освященный Народом для захоронений тысячи лет назад. На северном берегу на широком лугу раскинулись сотни ярких палаток, похожих на диковинные цветы. Стада коз и табуны лошадей в кольце всадников паслись поодаль.
Тальбреннон повернул животных к общему пастбищу. Далландра спустилась к берегу и нашла свободное место, где можно было разбить палатки.
Они спешились, и тут же человек десять подбежали к ним, чтобы помочь мудрейшей и ее ученице. Далландра вывела Нананну из суматошной толпы и усадила на траву; к ним тут же присоединилась Энабрилья с сыном. Фарендар не спал, улыбаясь матери широкой беззубой улыбкой.
– Смотри, солнышко, какой красивый лагерь. Сегодня вечером будет играть музыка, ты тоже послушаешь.
Фарендар загулил. Он был очаровательным младенцем, с большими лиловыми глазами, светлыми волосиками и нежными ушками, длинными и еще скрученными как у всех малышей. Они начнут расправляться, когда ему исполнится три годика.
– Поцелуй тетю Даллу. – Энабрилья подняла малыша. – Мой самый ненаглядный!
Далландра вежливо чмокнула мягкую розовую щечку. От малыша попахивало.
– Он опять напачкал.
– Ах ты, грязнулька!
Энабрилья встала на колени и сняла с ребенка кожаный подгузник. Она чистила его и не прекращала ласково ворковать, отчего Далландру начало подташнивать. Ее подруга непрестанно сюсюкала над малышом, и не имело значения, чем она при этом занималась – чистила грязный подгузник или вытирала ему сопливый нос.
Порой Далландре было трудно поверить, что это та же самая девушка, которая собиралась стать лучницей и всегда скакала впереди алара, та самая, которая любила вдвоем с Далландрой ночевать в лесу. Конечно, любое дитя дороже золота и серебра, потому что они рождались у Народа очень редко. Это знал каждый эльф, и далландра часто напоминала себе об этом. Энабрилья надела Фарендару подгузник, и он тут же намочил его, залив и себя, и мать, но она только рассмеялась, как будто он сделал что-то чрезвычайно умное.
– Пожалуй, я пойду обратно, – сказала Далландра. – Посмотрю, стоит ли уже палатка.
Палатки уже поставили, и банадар Галабериэль стоял с четырьмя своими дружинниками у входа палатки Нананны. Деревенщины, так называла про себя Далландра этих юношей, вооруженных длинными мечами из Элдиса; и походка у них неуклюжая. Галабериэль, однако, был совсем другим – очень проницательным и толковым, и умел по справедливости рассудить всех в своих аларах. Далландра протянула вперед руки ладонями вверх, и он коротким, но уверенным кивком ответил на этот жест уважения.
– Я рад видеть тебя, мудрейшая. Надеюсь, Нананна чувствует себя хорошо?
– Устала немного. Она отдыхает на берегу.
– Я пойду поговорю с ней. – Галабериэль взглянул на сопровождение. – Вы останетесь здесь.
Четверка послушно уселась у входа в палатку. Это самые худшие, снова подумала Лалландра. Калондериэль, Джезриаладар, Эльбаннодантер и Альбараль – все уставились на нее голодными глазами, глупо улыбаясь. Ей ужасно захотелось зашнырять их землей. Она пошла следом за вождем, но Калондериэль догнал ее, схватил за руку и наклонился поближе.
– Пожалуйста, Далла, давай сегодня погуляем! Клянусь всеми богами на Луне, я видел тебя во сне все эти долгие недели!
– Что ты говоришь! – Далландра вырвала руку. – Надо меньше пить элдисского меда перед сном. Прими слабительное из трав, может, поможет.
– Как такая красотка может быть такой жестокой? Я готов умереть за тебя! Я исполню любое твое желание, готов сражаться с тысячью круглоухих или в одиночку убить самого свирепого вепря! Пожалуйста, назначь мне испытание! Что-нибудь по-настоящему опасное, и я сделаю это или умру за тебя!
– Ну и пустоголовый же ты!
– Я говорю как безумец, потому что сошел с ума от любви к тебе! Я столько лет люблю тебя! Я не посмотрел больше ни на одну женщину! Разве я не приносил тебе из Элдиса богатые дары? Пожалуйста, погуляй со мной хоть немножко. Если я умру от того, что ты не поцелуешь меня, моя кровь падет на твою голову!
– А если у меня заболит голова от твоих глупостей, к крови добавится еще и головная боль! Кел, в алардане полно женщин куда красивее меня. Выбери какую-нибудь и соблазняй ее, хорошо?
– О боги! – Калондериэль вскинул голову, и его лиловые глаза вспыхнули яростью. – Неужели любовь ничего для тебя не значит?
– Не больше, чем мясо для оленя. И я не хочу видеть тебя таким несчастным. Слушай, мы же дружим с тобой с тех пор, как были детьми.
В этом году Калондериэлю исполнилось семьдесят, он был красивым юношей, высоким даже для Народа, выше Далландры на голову, с такими светлыми волосами, что они казались белыми, а глаза посажены так глубоко, что походили на глубокий темный колодец. И все же одна мысль, что он поцелует ее или, того хуже, начнет ласкать, вызывала у Далландры такое же отвращение, как мысль о куске мяса.
– Кроме того, – продолжала она, – что скажут твои дружки, если я выберу тебя?
– Им придется примириться с этим. Мы бросили жребий, чтобы решить, кто первым начнет ухаживать за тобой, и я победил.
– Ты что? – Далландра влепила ему такую пощечину, что он чуть не упал. – Животное! Глист, сосущий внутренности у овц! Ты что думал, я буду польщена?
– Конечно. То есть я хочу сказать, разве ты не рада, что за тебя готовы умереть сразу четверо?
– Нет, если они разыгрывают меня, как кусок железа из Элдиса!
– Я же не это имел в виду!
– Конское дерьмо!
Он снова схватил Далландру за руку, наклоняя голову и приседая перед ней, точно птица, пьющая из ручья.
– Подожди, пожалуйста! Скажи хотя бы: ты кого-то любишь больше, чем меня? Если это так, я уеду отсюда. С разбитым сердцем, но уеду.
– Поскольку я вообще не люблю тебя, нетрудно найти того, кого я буду любить больше, но пока я никого не искала. Неужели твои мозги так затуманены, что ты не можешь мне поверить? Я тебя не люблю. Я вообще никого не люблю. Я не собираюсь выходить замуж. Вот тебе чистая правда. Больше мне сказать нечего. Не-че-го.
В его глазах вспыхнула ярость.
– Я не верю в это. Ну скажи мне: что я должен сделать, чтобы ты полюбила меня?
Она снова захотела выругаться, но тут ей в голову пришла идея получше.
– Я никогда не смогу полюбить мужчину, если он не будет мне равным в магии.
– Что за отвратительные вещи ты говоришь! Где ты найдешь мужчину, который знает магию? Это искусство для женщин.
– Так быть не должно. – Далландра слегка улыбнулась ему. – Мужчина может этому научиться, если у него есть характер. Просто у вас его нет.
Далландра снова вырвалась и ушла. Кел остался стоять на месте, яростно пиная траву. Она поспешила на берег озера, где в тени большой ивы сидели Нананна и Галабериэль, касаясь друг друга головами и о чем-то взволнованно разговаривая.
– Я как раз просила вождя оказать нам услугу, – сказала Нананна. – Это о вчерашнем видении.
– Конечно, мудрейшая, я отправлюсь на поиски этого человека. И возьму с собой сопровождающих. – Он немного подумал. – Как раз сейчас здесь один из купцов-круглоухих. Можно спросить его, не видел ли он чужака.
– Нет, – сказала Нананна. – Я понимаю, банадар, что это усложнит твою задачу, но лучше ты с круглоухим не разговаривай.
Галабериэль встревоженно взглянул на нее, потом кивнул в знак согласия.
– Возьми с собой Кела, ладно? – встряла Далландра. – Я хочу, чтобы он убрался с глаз моих долой.
– Ладно, ладно тебе. – Галабериэль отечески улыбнулся ей, приведя ее этим в ярость. – Он очень приличный мальчик, честное слово, дай ему только шанс.
Далландра скрестила руки на груди и уставилась на него. Галабериэль быстренько отвел взгляд в сторону и пальцами сделал знак против дурного глаза. Дурной глаз, конечно, был только мифом, но Народ считал этот знак очень полезным.
– Очень хорошо, Кел поедет со мной, – сказал Галабериэль. – Если нельзя разговаривать с круглоухим, подскажи мне, как искать чужака, мудрейшая.
– Приходи в мою палатку, когда станет темно. Ты загадаешь ему мою загадку, чтобы не ошибиться.
– Хорошо. – Галабериэль поднялся с травы. – Отвести тебя в палатку?
– Нет, но спасибо за предложение. Я посижу на солнышке.
Нананна дождалась, пока банадар отойдет подальше.
– И зачем ты разбиваешь сердце несчастного Кела?
– Я не люблю его.
– Я понимаю, но чем плохо иметь рядом приятного молодого человека, который согреет тебя зимними ночами?
Далландра сморщила носик и пожала плечами. Нананна засмеялась и потрепала девушку по плечу своей хрупкой лапкой.
– Как хочешь, дитя. Но холодное сердце может помешать заниматься магией, когда постареет и остынет еще сильнее.
– Может, и так, но я ненавижу, когда они трутся возле меня и тявкают, точно псы вокруг течной суки. Иногда я жалею, что не родилась уродиной.
– Вероятно, тебе жилось бы легче, но богиня облаков дала тебе красоту. Наверняка она знала, зачем это делает. И раз уж так получилось, я бы не стала с ней спорить.
Эта ночь была первой в череде бесконечных пиров. Каждый алар приготовил только одно блюдо, но зато в большом количестве, и выставил свою еду у палаток. Далландра сварила бульон из сушеных овощей, сильно приправленный бардекианскими пряностями. Народ слонялся от алару к алару, пробовал еду, болтал с друзьями. Далландра взяла деревянную миску и начала обходить лагерь, чтобы угостить Нананну ее любимыми блюдами. Старуха восседала на подушках у своего костра, лакомилась и встречала гостей. К концу алардана она повидается со всеми и наделит каждого своими мудрыми советами. Когда-нибудь роль мудрейшей перейдет к Далландре, но сердце ее было наполнено страхом, что она чересчур юна и не готова. Она никогда не сравняется с Нананной! Больше всего девушка боялась, что не оправдает доверия своего народа.
Темнота сгущалась, взошла полная луна. Тут и там раздавались звуки музыки. Арфисты и флейтисты вытащили свои инструменты и начали играть традиционные песни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55